Советы пострадавшего (Юмористические рассказы) - Виленский Марк Эзрович. Страница 19
Однажды один из фотоманьяков пригласил меня к себе домой, чтобы показать какой-то уникальный боковой видоискатель. На этажерке я заметил альбом в плюшевом малиновом переплете и попросил разрешения перелистать его. Консультант с полувековым стажем топтания у прилавка зарделся, как санитарный врач, которого попросили показать ногти. Но я, презрев законы вежливости, перелистал альбом. Что я могу вам сказать? Это была уникальная, неповторимая, великолепная коллекция недодержек и передержек. Что касается содержания, то мой консультант снимал главным образом своих родственников, поставленных по стойке «смирно». Держа руки по швам, родичи смотрели в объектив глазами, выпученными, как у лягушки, которую надувает через соломинку безжалостный мальчишка.
Но поскольку вы тоже (будем говорить честно, здесь все свои) покупаете аппарат не столько для того, чтобы им снимать, сколько для того, чтобы с ним гулять (шоколадного цвета кожаный футляр так приятно смотрится на фоне вашего серого летнего костюма), то давайте не будем слишком сурово судить вашего магазинного советчика. В конце концов он только человек, а человеку свойственны маленькие слабости. Ведь и болельщик, который кричит прославленному центр-форварду «Мазила!», сам не смог бы попасть мячом не только в футбольные, но и в Покровские ворота. А сколько людей, берущихся судить о балете, путают па-де-де и ДДТ!
Так что не пренебрегайте услугами добровольных советчиков, хотя знайте заранее, что их советы не очень-то облегчат вашу участь.
Простак, который, шурша ассигнациями, подходит к прилавку, чтобы купить фотографический аппарат, не представляет себе, в какую пучину сомнений, душевных мук и домашних скандалов он ныряет.
Оглушенный советами консультантов, вы на глазах желтеете и теряете в весе. Вы приходите домой окончательно сбитый с толку. Вы отвечаете жене невпопад, и она с присущей женам проницательностью делает вывод, что у вас на работе роман с молодой чертежницей. На службе же коллеги, видя ваше пасмурное чело, решают, что начальство крепко намылило вам шею.
Наконец после недельных душевных страданий, ежевечерних ощупываний различных аппаратов, а также серии консультаций с близстоящими и близсидящими знатоками, вы делаете выбор.
Допустим, выбор падает на «Зоркий-6». Торжественная церемония последнего обнюхивания, остается сделать каких-то пять шагов до кассы и обратно, но… откуда-то снизу, из-под вашей левой подмышки, раздается вкрадчивый стариковский голосишко:
— С объективом «Индустар-26» не берите. У него низкая разрешающая способность. У «Индустара-60» разрешающая способность куда выше…
Вы шарахаетесь от прилавка, как лошадь от осьминога. Вы и понятия не имеете, что это за способность и что она такое разрешает. Но человек по натуре своей предпочитает, чтобы было выше, и не любит, когда ниже. Стремление к высшему и презрение ко всяческим низостям украшает человека. Тем более, если речь идет о разрешающей способности, С самого детства мы встречаемся с низкой разрешающей способностью родителей, затем учителей и, наконец, супруги. Поэтому, если хоть в фотоаппаратах можно выбирать между высокой и низкой разрешающей способностью, то не следует упускать случая!
Дрожащей рукой вы отталкиваете протянутый вам аппарат и требуете другой — с «Индустаром-60»…
Ну, а если бы искомого, желанного объектива вдруг не оказалось? Что тогда? Тогда было бы худо, очень тяжело, так тяжело, что просто невыносимо.
Итак, вы владелец превосходного дорогого фотоаппарата. Теперь остались сущие пустяки — обзавестись кое-какими дополнительными приспособлениями. Впрочем, это только на первый взгляд пустяки. Учтите, что аппарат — всего лишь первое звено в бесконечной цепной реакции покупок.
Я не говорю о таких подлинно необходимых вещах, как пленка, увеличитель, бумага и химикалии. Без них фотоаппарат все равно что паровоз без угля. Но существует еще пропасть всяких дополнительных хромированных, сверкающих, полированных штучек с винтиками, резьбой, стеклышками и еще черт знает с чем, без которых фотолюбителю свет не мил. Эти штучки навинчиваются, насаживаются, подвешиваются к фотоаппарату и превращают его в чудо совершенства. А кто из нас не стремится к совершенству, я вас спрашиваю?
Тяга к совершенству захлестывает вас беспощадно и неожиданно, как лассо ковбоя выю простодушной телочки. В одно прекрасное утро вы просыпаетесь, мучимый ощущением, что вам чего-то не хватает. Чего бы это? Ага, ну конечно, телеобъектива, чтобы снимать предметы, находящиеся у горизонта и даже далее. Какие именно предметы, вы еще не знаете, но все равно без «телевика» жизнь не в жизнь. Желание купить его буравит ваше сердце и мозг, превращается в навязчивую идею. Вы начинаете откладывать потихоньку деньги, и жена, обнаружив ваш тайник, окончательно приходит к мысли, что роман с чертежницей дошел до логического конца. Жена убеждена, что вы откладываете деньги на распашонку для внебрачного дитяти. У вас остается только один способ разубедить жену — купить телеобъектив. Что вы с удовольствием и делаете.
Увешанный дорогими фотоигрушками, вы познаете блаженство. Но счастье досталось вам нелегко. Блаженство ваше выстрадано, и оттого оно так сладко.
Я мог бы вам сообщить еще массу интересных и поучительных сведений, ну хотя бы о том, как переоборудовать совмещенный санузел в фотолабораторию [1]. Или о том, как в темноте отличить бутылку с проявителем от бутылки с портвейном [2] и чем нужно закусывать, если вы все-таки по ошибке пропустите впотьмах стаканчик проявителя [3]. Но я полагаю, и без этого вам понятно, что фотолюбительство — самая увлекательная забава на свете.
Так окунайтесь же в фото с головой! Очень советую!
Не пожалеете!
ГЛАВНОЕ — ВЗЯТЬСЯ ПОКРЕПЧЕ
Мы сидели втроем, озаренные последними лучами своей догорающей молодости.
Мы сидели втроем в редакционной комнатушке, пропахшей сигаретным дымом и штампованными фразами.
— Пора взлетать, парни, — сказал Сеня.
— Из газеты в литературу можно прийти только через очерк, — сказал Гаврилов по прозвищу «Гаврилиадис».
— Мы не знаем жизни, — сказал я. — Горький послал Бабеля в жизнь, и Бабель вернулся с «Конармией».
— Да, — сказал Гаврилиадис, — нужно подставить ноздри полынным степным ветрам и терпким волнам трудового пота. Тогда появится вещь.
Гаврилиадис любил поиграть писательским бицепсом.
— Чепуха, — сказал Сеня. — Главное — это намазать зад клеем и прилипнуть к стулу.
— Хемингуэй писал стоя, — напомнил я.
— Но правил сидя, — возразил Сеня.
— Толстой говорил, что править нужно утром: вечером наш внутренний критик спит, — заметил Гаврилиадис.
— Главное, чтобы в нас не заснул внутренний писатель, — напомнил Сеня.
— Он в тебе еще не просыпался, — съязвил Гаврилиадис и тряхнул желтыми кудрями.
— Да, братцы, а ведь время игры истекает, — напомнил я.
— Ерунда, — сказал Сеня. — Вячеслав Шишков начал писать в сорок пять. Приличную повестушку можно нацарапать за пять месяцев.
— Писать надо сценарий. Тридцать эпизодов по две страницы — и ты в дамках. Только раз проклюнуться, а дальше пойдет легко.
— Бальзак проклюнулся, потому что занавешивал окна и писал при свечах, забывая о времени, — сказал я.
— Он не писал сценарии, — заметил Гаврилиадис. — Кстати, Сеня, ты не одолжишь мне на три часа свой пальтуган? У меня как раз сегодня свидание с интеллигентной женщиной.