Зашедшая слишком далеко (ЛП) - Ричардс Натали. Страница 32

— Время ужасно неподходящее, но я думаю, ты должен знать, что у меня твоя тетрадь.

Тишину можно было ощущать. Я слышала мягкий звон телефона, приглушенный разговор в кабинете директора между учителями и полицией.

— Ты нашла ее на лестнице, — наконец произнес он. Он не спросил, какую тетрадь, и не притворился идиотом. Я добавила ему очки за это. А еще он также не просил вернуть тетрадь, что тоже хорошо. Потому что у меня с собой ее не было, и я не хотела ее отдавать. После случившегося ему нечего терять. Он может решить использовать тетрадь, чтобы утащить за собой столько людей, сколько удастся.

Он продолжил, видимо, потому что я не заговорила.

— Это единственное место, где ты могла найти ее. Я опаздывал, было ветрено. Когда я попал внутрь, я услышал, как что-то упало. Все это время я предполагал, что уборщики выбросили ее.

Я кивнула, задумавшись, что мне нужно утаивать.

— Кто еще знает о тетради?

Он засмеялся.

— Ты думаешь, я показывал ее друзьям?

Но если больше никто не знает... Нет. Это не имеет никакого смысла. Все взаимосвязано.

— Гаррисон, ты знаешь об смс, которые я получаю?

Он посмотрел на меня так, как будто я спятила. А потом в его взгляде появилось что-то новое – подозрение. Может быть, он и не такой гений химии, каким хотел казаться, но он неоспоримый гений. Он осилил «Большие надежды», тогда как все остальные ограничились легкой версией.

Я слишком много сказала. Он складывает два и два быстрее, чем я успею спрятать концы. Он поймет, что я имею какое-то отношение к произошедшему сегодня. Это всего лишь вопрос времени.

— Пайпер...

— Гаррисон. — Миссис Блат не могла решить, какую маску ей нацепить. Она попыталась улыбнуться, затем нахмурилась, а в итоге выглядела так, словно у нее на лице какой-то тик. — Твоя мать скоро здесь будет. И тогда директор встретится с вами.

Мой желудок сжался, а Гаррисон кивнул. Он казался спокойнее, чем я, наблюдая, как миссис Блат возвращается к своему столу.

— Какие сообщения? — Спросил он до жути спокойно, словно ничего не произошло. Но я заметила, как его рука сжалась в кулак.

— Не обращай внимания. Просто расскажи мне о тетради. Зачем хранить у себя такое?

— Потому что всем остальным плевать, — отмахнулся он, как от надоедливого насекомого, словно это не имеет значения. — Расскажи мне об смс.

— Кто-то анонимно прислал мне сообщение насчет жульничества. — Ложь оставила кислый привкус лимона на языке. — Я подумала, может быть...

— Ты лжешь.

Я сжала пальцами краешек своего стула.

— Я думала, это уравнивает нас. Ты потратил время на эту тетрадь. Фотографии и клички. Ты сделал это, не потому что всем остальным было все равно.

— Я сделал это, потому что общество несет ответственность за запись событий и поведения. Каждый индивид рассматривает школу через этот фильтр. Все очень личное и субъективное. — У его слов как будто был прогорклый вкус. — Я хотел чего-то менее… переменчивого. Мне нужны были факты.

Потому что это тот язык, который он понимает. Хотя он и казался холодным, я чувствовала боль, скрытую за его словами. Она таилась на кончике его языка и давила не плечи.

— Я слушаю, — тихо сказала я, побуждая его говорить дальше. По тому, как изменилось его лицо, я задумалась, как часто такое происходит, как часто кто-нибудь действительно слушал его.

Тоска появилась внезапно, отметившись на каждой линии его лица.

— Я знаю, это не должно задевать меня. Я вижу все эти жалкие социальные игры именно такими, какими они являются, но боль, страх? Они все еще здесь.

Я никогда не видела эту сторону Гаррисона, когда вся ледяная уверенность растаяла, оставив вместо себя нечто сырое и надломленное. Что-то, что есть во всех остальных.

— Ты хотел превзойти боль. — Это была догадка, но я увидела, как он согласно закивал.

— Поднимайся! — Голос, прозвучавший от дверей, накатил на меня как ледник, а Гаррисона словно ударили хлыстом.

Он вскочил со стула, голова опущена, подбородок прижат к груди. Не осталось никакой гордости. Не осталось ничего, что воплощало в себе странного гениального парня, с которым я только что разговаривала. Его мать ворвалась в комнату, стук ее каблуков был слышен, несмотря на серый ковер перед стульями. Она сжала его руку, кожа на которой смялась, словно тесто между ее пальцами.

— Когда мы войдем в ту комнату, ты не произнесешь ни слова, пока я не задам тебе прямой вопрос. Ты меня понял?

Меня с тем же успехом могло бы и не быть здесь. Хотела бы я, чтобы меня здесь не было. Не в присутствии матери Гаррисона, смотревшей на него как на собаку, нагадившую на ковер в гостиной.

— Да, — сказал он. Это был даже не его голос.

— Да, что?

— Да, мэм.

Теперь она уже тащила его по коридору и его полуприкрытые глаза были устремлены в пол. Я думала лишь о том, что ему придется пережить позже, вдали от посторонних глаз. Кто такой Гаррисон без своих оценок? Что остается после того, как все, над чем ты работал, у тебя отбирают?

Кабинет открылся и Гаррисон с матерью исчезли внутри. Мой желудок сводило. Я знаю, что он зарядил ружье. Но я не слишком задумывалась перед тем, как нажать на курок.

— Пайпер? Чем я могу тебе помочь?

— Я хотела бы уйти домой по причине болезни. — Больше это уже не отмазка.

Складки на лбу миссис Блат дали мне понять, что я, должно быть, выгляжу ужасно. Она хлопотала в комнате ожидания, распространяя запах розовой воды и маркеров. Тыльная сторона ее руки давила мне на лоб, как у Хедли в клубе.

Боже, люди подумают, что я умираю.

Очень на это похоже.

— Сиди здесь. Я позвоню твоему папе, узнаю, сможет ли она приехать за тобой.

Моя голова качалась вверх-вниз. Как у марионетки.

Потому что именно ею я и являюсь, ведь так? Да, конечно, я выбираю цель, но ничто из всего не является моей идеей. Я плыву по течению, ведомая человеком, которого я даже не знаю. Мне хочется верить, что это кто-то достойный. Кто-то, кто хочет изменить все к лучшему, а теперь?

Это может быть кто угодно. Псих. Стерва. Преступник.

Теперь до меня дошло – это опасно. И я застряла в этом по уши.

Дрожащими руками я вытащила свой телефон, открыла последнее сообщение – то, насчет двора. Мои пальцы дрожали над буквами. Потребуется вечность для проверки орфографии, но я была осторожна, потому что я хотела сделать это всего лишь раз.

«Для меня это уже слишком. Прости, но я закончила со всем этим».

Я едва успела прикрыть глаза, когда пришел ответ.

«Ты не закончила. Выбирай или это сделаю я. Следующая пятница к девяти часам».

Глава 15

Я оставляю свой телефон на дне рюкзака на три дня и игнорирую факт, что он не позволит мне бросить все это. Что он требует имя за два дня до Рождества. Я игнорирую почти все: от предупреждающего сигнала о разряжающейся батарее до писем Тейси, когда ее вызовы переадресовываются на голосовую почту.

Я не смогу справиться ни с чем из этого. Отрицание – это все, что мне остается.

Я переворачиваюсь и смотрю на будильник. 6:15, утро воскресенья. Брр. Если я не заставлю свою задницу шевелиться, то все рождественские каникулы я проведу в пижаме. Я должна избавиться от нее. Сделать что-то.

Но что? Если я отвечу, то продолжу играть в его игру. Или в ее игру. Плевать. Если я не... я не знаю, что произойдет. Он выберет кого-нибудь самостоятельно. А если автор знает хоть что-нибудь о внеурочной активности Менни, то он может оказаться основной целью.

Мама и папа начинают волноваться. Поначалу они были классными, приносили мне тосты, задавали простые вопросы. Теперь они все чаще проверяют меня. Они даже предложили сходить к врачу – редкий случай в нашем холистически-счастливом доме. Не думаю, что от моей проблемы существуют пилюли, но я не объяснила им этого.