Неизданные записки Великого князя (СИ) - Подшивалов Анатолий Анатольевич. Страница 4

— Свет включи, гражданин Романов желают видеть бумагу с распоряжением от победившего народа.

Включили электрическую лампу и я увидел десяток матросов, тесно набившихся в комнату. Их лица были потными и красными, они как-то нехорошо улыбались… Вид у них был далеко не мирный: винтовки, за поясом у многих револьверы и ручные гранаты, на груди перекрещенные поверх формы пулеметные ленты, будто они собрались идти на штурм укреплений врага. Стараясь держаться спокойно, я прочитал мандат, в которым предписывалось произвести обыск в имении Ай-Тодор, где проживал гражданин Романов с семьей.

— Разрешите нам одеться, попросил я, подумав, что если это разрешат, значит, здесь расстреливать не будут, а увезут в тюрьму.

— Не стоит беспокоиться так, гражданин Романов, следуйте с нами в ваш кабинет.

Мы прошли в кабинет. Старший, тот, что держал у моего лица револьвер, по-хозяйски сел в мое кресло и сказал:

— Лучше по-хорошему сдайте пулеметы и бумаги.

— Какие пулеметы, у нас их нет, да и кто будет из них стрелять?

— Нам виднее, кто. Не сдадите по хорошему, пожалеете. Посмотрите в окно.

Я подошел к окну. Уже рассвело и было видно, что во дворе стоят три грузовика с пулеметами на турелях и полно солдат и матросов, приехавших на этих авто. Видимо, эта рота всерьез готовилась штурмовать дом. Уж не думали они, что им окажет сопротивление комиссар Временного правительства? А где же он? Нескольких из конвойных матросов из его команды я вроде видел, а вот комиссара нет.

— Наверно при обыске должен присутствовать комиссар центрального Временного правительства?

— Обойдемся без него. Дайте ключи от стола и шкафов. Мебель принадлежит народу, ее ломать мы не будем.

Вывалив из ящиков бумаги, матросы принялись выбирать "вещественные доказательства" контрреволюционной деятельности. К ним были отнесены все письма на иностранных языках — "переписка с врагом".

— Там написано по-французски и по-английски — это, как известно, наши союзники.

— Все равно, буржуи. Товарищи разберутся, кто там союзник, а кто — враг. Так, вот и переписка с бывшим царем. Готовите заговор и побег бывшего царя?

— Посмотрите на даты писем, они все до 1917 г. Или вы считаете, что я заранее начал готовить побег год назад?

— Вы мне зубы не заговаривайте. Лучше сдайте по-хорошему пулеметы.

— Я бы сдал, но у меня их нет.

Еще несколько часов, перевернув все вверх дном, анархисты с помощью конвойных матросов, которые, как считалось, знают все потайные места дома и парка, искали несуществующие пулеметы. Я больше всего опасался, что эти пулеметы они привезли с собой и сейчас они будут нам предъявлены, после чего из них же нас и расстреляют.

Наконец, матросы, забрав мои бумаги и письма, а также Библию тещи, которую она привезла еще из Дании и с которой никогда не расставалась, стали собираться назад. Напрасно теща, плача, предлагала им свои драгоценности в обмен на Библию.

— Мы не воры, а вам должно быть стыдно: старая женщина, а читаете религиозную чепуху. А может там шифр какой, вот вы ее все и держите в руках и теперь свои камушки нам предлагаете. Неспроста это всё. Ничего, товарищи разберутся и, если там нет чего-нибудь шифрованного, отдадут вам книжку назад.

Анархисты залезли в грузовики, заурчали моторы, и вся колонна потянулась на выезд из имения.

Тут я заметил рядом с собой комиссара Временного Правительства. Вид у него был такой, что он только что проснулся и ничего не знает о творившемся здесь в течение нескольких часов. За ним кучкой стояли его матросы, куря самокрутки и периодически сплевывая.

— Ну вот, доигрались! — сказал комиссар.

— Кто доигрался?

— Да вы! Теперь они постоянно будут приезжать, пока чего-нибудь не найдут, а потом устроят революционный суд над вами.

— А что мне было делать? Отдать пулеметы, которых здесь нет? Или купить трехдюймовое орудие у тех же анархистов и потом торжественно им вручить, обвязав ленточкой? Не поможете ли в этом, вы же деловой человек, и вам потом спокойнее будет, скажете, что распропагандировали меня!

— Вам все бы шутить, когда плакать надо. Я теперь за вашу жизнь гроша ломаного не дам! И отошел прочь с видом человека, сделавшего все, что было в его силах.

С момента обыска прошло еще пара недель, пока больше никто не появлялся в Ай-Тодоре. Матросы охраны совершенно распустились, никто не ходил в караул, тем более ночью, большей частью они сидели в казарме, оборудованной на первом этаже дворца, курили, пили дешевое вино, которое привозили местные жители и играли в карты. На часах никто не стоял, караульный обычно сидел на табуретке и лузгал семечки, а то и просто дремал. Винтовка при этом стояла прислоненной к стене и хорошо, если была заряжена. На призывы к революционной бдительности комиссара лениво посылали подальше. Всеволод Владиславович КамИньский (хотя представлялся он как КАменский, с ударением на первом слоге) проклинал тот день, когда согласился стать комиссаром при именитых узниках. Папа его происходил из Привисленского края [5], из мещан (хотя знакомым говорил, что из мелкой шляхты), подавшихся в столицу империи. У него была жестяная мастерская с десятком работников, но с началом войны он как-то сподобился получить армейский заказ на котелки и ведра. Из мастерской получился сначала небольшой, а потом и средний по размерам заводик. Папа Севы видел его финансистом, поэтому отдал в свое время в реальное училище с коммерческим уклоном. И когда началась война, Севины таланты оказались востребованы. Сева быстро сообразил, что надо обзаводится влиятельными знакомыми, не скупился на взятки и подарки и вытянул счастливый билет в виде записки от самого Распутина "Памаги яму, он челавек Хароший", поддерживая под локоток "старца" и подливая ему мадеры во время очередной пьянки-гулянки, куда его взял знакомый купчик с которым Сева делал гешефт. С помощью этой записки Сева и познакомился с влиятельными людьми, Гучковым, Путиловым и Потаповым. Не стал, конечно, им другом и свояком, но для них он был "человек старца", к тому же знающий коммерцию и умеющий вести дела. И потекли денежки сами собой…. Да и папа с Севиной помощью поднялся на заказах, благо котелков и ведер для армии надо было немеряное количество, а что до того, что они были из жести бумажной толщины, до того никому дела не было. Теперь владелец завода металлических изделий Владислав Каминьский именовался купцом 1 гильдии и почетным гражданином. Чтобы избежать службы в действующей армии, сын почетного гражданина Сева пристроился в ЗемГор, объединивший Земский союз и Союз городов. Эта организация занималась обеспечением армии, ее служащие хоть и имели гражданские чины, но носили офицерскую форму с серебряными погонами. Да еще эта стерва, Лиззи, с которой встречался Сева, дочка действительного статского советника по лесному ведомству, подлила масла в огонь, горевший в груди новоиспеченного "гусара", мол буду твоей, когда станешь хотя бы титулярным советником. Ну, собственно, она "стала его" уже через неделю после знакомства, затащив Севу в постель во время отъезда отца по делам (мать ее давно умерла, иначе дочка не выросла бы такой оторвой). Поразив его своими постельными навыками, а до этого Сева имел сексуальный опыт только с горничными да с девками в борделях (куда заглядывал крайне редко, только если вместе с "нужными людьми", да и опасался подхватить дурную болезнь), Лиззи запала ему в душу и он непременно решил на ней жениться (все же дворянка, хоть и обедневшая, дочь статского генерала). Ну прямо как в романсе "он был титулярный советник, она — генеральская дочь, он робко в любви объяснился, она прогнала его прочь". Но тут случилась революция и колесо фортуны закрутилось с бешеной быстротой. Протекция помогла ему стать комиссаром Временного правительства, а за выполнение особого поручения с великокняжеской семьей ему был обещан вожделенный чин титулярного, да еще и орденок — Св. Станислав 3 степени. С этим можно было уже идти к лизиному папе просить руки дочери — всесильному комиссару не откажут.