Тень прошлого (СИ) - Гурская Елена. Страница 42

— Ты ни в чём не виноват. Ты просто заснул, сыночек. Видно такова их судьба, а ты ни причём, детка моя.-

Она твердила это всё время, словно заклинание. Я молчал, а сам винил себя во всём. Если б не то, если бы не так, если бы не тогда и прочее. А в груди всё время пекло и пекло.

Один раз на работе отмечали чей — то день рождения. Обычно я уходил, меня и не приглашали, но здесь я задержался со своей работой и случайно попал за стол. Мне налили, я выпил и мне стало легче, в груди словно что-то отпустило. И с этого дня я начал пить, пить ежедневно. Я шёл с работы, заходил в магазин, брал свою чекушку и дома её выпивал, выпивал медленно, растягивая на весь вечер. Потом не раздеваясь заваливался спать. Иногда приезжал ко мне Сергей, привозил какую-нибудь водку из-за бугра, мы сидели молча, он пил мало, а я пил всю бутылку. На работе заметили, что я пью, но боялись потерять такого специалиста, поэтому терпели и мой вид, и мои сбои в работе. Мама просила остановиться, а тётка крыла матом, обзывала как хотела. Но я пил, плюя на всё и так продолжалось до весны.

Однажды я лежал на диване после своей очередной пьянки. Дверь на балкон была приоткрыта, рассвет чуть — чуть забрезжил. Я уже вроде не спал, но ещё окончательно не проснулся и вдруг услышал тихий голос Татки:

— Папа, не пей, а то у меня головка будет болеть, не пей! -

Я помню ещё пробормотал: — Как это она у тебя может болеть, если ты умерла? -

— Всё равно болит, не пей! — совсем тихо раздалось в тишине и я окончательно проснулся. На кресле неясно виднелась маленькая белая фигурка, но подул ветер, рванул занавеску на балкон и вместе с занавеской исчезла фигурка. Я лежал не шелохнувшись, не понимая, что же это было: сон или видение. Но после этого я уже не мог пить, ни капли.

Вроде я тогда как-то успокоился, ходил на работу, приходил домой, садился на диван, включал телевизор, смотрел программы, не видя ничего. Затем пил чай и ложился спать. И так каждый день до субботы, до поездки к маме. Может я как-то и оправился бы от потери моих девочек, но…

У меня произошёл срыв. В тот день я пришёл с работы, уже закончился май,

но было прохладно, сбросил куртку на диван. Через время вспомнил, что в кармане была дискета, потянул куртку к себе и дискета упала за диван. Я кажется говорил уже, что диван был дубовый, широкий и очень тяжёлый. Он достался мне от прежнего хозяина, я его перетянул, заменил кожу и он стал нашим любимым местом в комнате. Мы втроём здесь много баловались, играли, здесь нам было хорошо.

И вот мне пришлось отодвинуть немного диван, чтобы достать дискету. Это было довольно трудно, дискета стала на ребро за средней ножкой, но я нашёл клюшку и начал тянуть её, но что-то мешало. Я разозлился, со всей силы дёрнул эту помеху и к моим ногам выпал серенький комочек. Подняв его я с ужасом узнал Таткин талисман — маленького долматинца, того самого, которого так долго мы искали в тот страшный день. Он стал серым от пыли, но это был он.

Я держал его в руках и чувствовал, что я не выдержу этого удара. Если бы мы нашли его тогда, то они бы были живы. А теперь я стою живой с ним в этой комнате, а их нет. Помню, что я прошёл в ванную, хотел его помыть, стал перед раковиной, увидел в зеркале своё покалеченное лицо и начал биться головой об стену. Я бился головой и выл, выл беспрерывно. Вместе с воем с моих губ слетало: " За что? За что? "

Сколько это длилось, не знаю, но в дверь позвонили. Я молил Бога, чтобы это были бандиты и чтобы они покончили со мной и с моими муками. В эти годы часто так бывало, но за дверями стояли плотные ребята в милицейской форме.

— Кто ещё в квартире? — задал вопрос старший.

— Я один, а в чём дело? — устало спросил я, мои надежды не оправдались.

— Что у Вас с лицом? — они смотрели на меня с опаской.

— Ничего — и провёл рукой по лицу, рука была в крови.

— Разрешите посмотреть? — два парня прошли в квартиру, я с ними.

Они обошли всё помещение, заглянули в ванную.

— Посмотрите на себя в зеркало, пожалуйста — сказал один из них. Я взглянул и увидел своё в крови разбитое лицо. На стене тоже были потёки крови. Я вытер лицо полотенцем.

Мы вышли опять в коридор и я увидел, что старший разговаривает с нашей соседкой. Ребята что-то тихо сказали ему, он ответил и они пошли вниз. Старший подошёл ко мне:

— Нас вызвали соседи, говорили, что здесь кого-то убивают. Послушай парень, надо как-то держаться. Сейчас лихие времена, упекут тебя в психушку, заберут квартиру и никто тебе не поможет, никто. Поверь мне — с этими словами он ушёл.

Я остался один, привёл себя в порядок и завалился спать. Утром позвонил маме, что не приеду. Она всполошилась, но я убедил её, что мне надо срочно на работу, буду звонить ей по телефону.

Я принёс лестницу и на антресолях всё таки нашёл несколько, хорошо спрятанных коробок. Видно тётка не знала, что с ними делать.

Внутри были все наши фотографии, много, очень много. Я любил снимать своих девочек, фотоаппарат был всегда со мной. Я не стал их смотреть, только сбросил всё в мешок. У меня была уверенность, что тётка несколько раз всё пересмотрела и то, что считала нужным мне, отобрала, так что перебирать не имело смысла. Я вызвал такси, попросил шофёра помочь мне, загрузились и выехали за город. Там выгрузили мешок, шофёр отъехал в сторону, я облил бензином мешок и зажёг костёр. Вспыхнуло пламя, я отошёл и долго смотрел, как сгорает моё прошлое.

Я им не простил, не простил того, что они ушли и оставили меня одного в этом аду. Если б осталась в живых Светка, мы бы поддерживали друг друга и продолжали жить, вспоминая нашу золотую девочку. Если бы осталась Татка, у меня была бы цель вырастить её, дать образование, выдать замуж, дождаться внуков и благодарить Светку за эту оставленную мне радость. Но нет, они ушли вместе, оставив меня одного на эти муки. Всё, я вычеркнул их из своей жизни.

Мы вернулись в город, я перезвонил маме, успокоил её и впервые посмотрел осознанно телевизор, принял ванну, поел и всё это уже без самобичевания.

Для меня стало неприятной новостью отъезд в Москву Сашки. Его жена Галина была москвичка, она месяцами жила в Питере, но часто ездила к родителям в Москву. Она и рожала там, у них было уже двое детей, а теперь они собирались завести третьего. Встал остро вопрос о дальнейшей совместной жизни, дети в Москве, жена тоже и Сашке пришлось переехать к ним. У родителей была квартира и большой участок земли в семидесяти километрах от Москвы, где можно было построить дом, о чём всегда мечтал Сашка. В Питере они ютились в небольшой квартирке, которую продали и вложили деньги в стройматериалы. Все эти страшные месяцы он не выпускал меня из виду, звонил мне, маме, я всегда чувствовал его искреннее участие, даже когда пил по чёрному. Теперь он уехал, это тоже была потеря. -

Виктор говорил больше часа, казалось конца его рассказу не будет конца. Елена слушала не прерывая его ни разу, только иногда вытирала слёзы, которые сами по себе катились у неё по щекам. Она чувствовала, что он ещё никому не рассказывал свою историю с такими подробностями, ему надо было высказать всё, что было у него на душе

и на совести. Когда он замолчал, она подумала, что это уже всё. Но это была просто передышка перед тем, что он хотел ей ещё рассказать. У него возникло сомнение, надо ли ей говорить о своей жизни в последний год перед отъездом в Москву. И всё же он решился рассказать всё, как ни тяжело было ему вспоминать об этом.

— Виктор, может хватит, ты устал, я тоже. Давай в другой раз, хорошо? — тихо проговорила Елена.

Виктор посмотрел, подумал.

— Нет, тебе придётся выслушать всё до конца, это недолго, я скоро закончу. Однажды я возвращался домой, моросил дождь, мерзкая питерская погода. Это было в начале осени. На углу как всегда дежурили проститутки, одна стояла в стороне, ближе к арке, через которую я всегда проходил в свой двор. Я уже почти прошёл мимо неё, но остановился: