Механическая птица - де Кастелл Себастьян. Страница 46

— Горячая кровь или холодная, она всегда красная, когда вытекает из тела.

— Ты знала, что Шелла там! Зачем ты это сделала со мной?

Выражение лица Фериус стало мягким… печальным. Казалось, ей даже немного стыдно.

— Я должна была знать, малыш.

Тут уж моя собственная кровь закипела.

— Знать что?

— Насколько ты опасен.

— Мы путешествовали вместе целый год! Ты видела, как я сражаюсь. Ты знала, готов ли я убивать людей…

Она покачала головой.

— Не так. Не так, как в этот раз. Ты шел, собираясь убить, даже если тебе не будет грозить непосредственная опасность. Оборвать чужую жизнь без суда, без доказательств. Ты просто взял — и решил, что эти люди виновны, а ты станешь их палачом.

Я вдруг вспомнил о другой карте, лежавшей в моем кармане. «Путь Теней», который нарисовала Энна.

— Они были виновны! Именно они управляли обсидиановым червем!

Фериус устало вздохнула.

— Мы пока ничего толком не знаем, Келлен. Мы никогда не знаем наверняка. Аргоси пытаются следовать путем Воды. А это значит — идти по жизни, не причиняя вреда другим и поддерживая мировое равновесие. Но некоторых людей и некоторые события нельзя игнорировать, поэтому мы также следуем путем Ветра и ищем дискордансы. И лишь когда мы уверены — гораздо увереннее, чем были в той башне, — мы встаем на путь Грома и противостоим другим людям.

— Итак, я провалил испытание, которое ты мне устроила?

— Это не было… — Она осеклась и кивнула. — Да, малыш. Ты потерпел неудачу.

— А ты проверяла, гожусь ли я стать аргоси. Да? Хотя знаешь что? Это не имеет значения. Потому что, когда мы вошли в эту комнату, действие травы прекратилось, я потерялся в Тенях и едва не убил свою сестру.

— Забавно. Мне она не показалась такой уж мертвой.

— Да, но я…

— Ты правда думаешь, что смог бы остановиться, если бы в твоем сердце была хоть половина той тьмы, которую ты себе приписываешь?

Фериус чуть согнула колени, чтобы наши глаза оказались на одном уровне. Я почти одного роста с ней, и эта ее привычка меня бесит. Но она все равно так делает.

— Когда-то ты был нормальным ребенком… Ну, нормальным в понимании джен-теп. Затем у тебя все это отняли. Теперь ты живешь, каждый день оглядываясь через оба плеча. Думаешь, это проходит бесследно, малыш? Ты сердишься — и имеешь на это право. Гнев не делает тебя чудовищем. И он не делает тебя особенным. — Она взяла меня за руку. — А знаешь, что делает?

Я снова вспомнил о шраме на груди Энны. Шраме от удара клинком, который чуть не прервал ее жизнь.

— То, что я не даю гневу возобладать надо мной?

Ее взгляд смягчился на мгновение, затем она ухмыльнулась и мягко похлопала меня по щеке.

— Нет, малыш. У тебя ужасный характер. Но вот что ты умеешь делать хорошо — выбирать себе наставников.

Фериус отвернулась и продолжила путь, но, едва сделав пару шагов, споткнулась. Каким-то чудом я ухитрился подхватить ее и удержать от падения. Несколько секунд она просто стояла, держась за меня. Я слышал хрипы в ее легких и чувствовал, что ее сердце колотится слишком быстро.

— Почему ты позволила Завере победить тебя?

Я пожалел, что сказал это вслух. Каким бы ни был ответ, он не обрадует никого из нас.

Фериус выпрямилась и поправила шляпу. А потом зашагала дальше — к концу моста и движущимся платформам, которые вели к дому Джанучи.

— Видишь? Это не очень хороший вопрос.

«Забудь об этом», — сказал я себе.

— Но как она…

— Завера уделала меня, потому что она более искусный боец, чем я.

Фериус сказала это будничным тоном. Так можно было бы назвать время суток или заметить, что груши у одного продавца дешевле, чем у другого.

Я прибавил шагу, догнав ее.

— Но что, если вам снова придется драться?

— Думаю, она снова меня уделает.

На сей раз горький привкус во рту явно был вызван не истощающей травой.

— И ты так спокойно об этом говоришь? Завера могла убить тебя, Фериус! Она хотела! Я видел это в ее глазах.

— Нет, она не могла убить меня, малыш.

— Почему нет? — требовательно спросил я, чувствуя, что бешусь все сильнее. — Назови хотя бы одну причину, почему она не смогла бы прикончить тебя прямо у меня на глазах!

Фериус остановилась, и я подумал: может, я перегнул палку? Но она обернулась и положила руки мне на плечи.

— Потому что ты не позволил бы ей.

Никогда прежде я не видел, как Фериус плачет, но сейчас в ее глазах определенно стояли слезы. Она притянула меня к себе и обняла — во второй раз за все время, что мы были знакомы.

— Фериус, что…

— Никогда не убивай ради меня. Хорошо, Келлен? Пообещай мне. Я знаю, как отчаянно ты желаешь защитить друзей. Но ты никогда не уйдешь в Тени из-за меня.

— Хорошо, не буду, — пообещал я, потому что не мог вынести боли в ее голосе.

Но я солгал.

Механическая птица - img_000.png

Глава 42

ОНИКСОВЫЙ БРАСЛЕТ

— Ты готова? — спросил я Крессию.

Для человека, который провел последние два дня в цепях, терзаемый изнутри отвратительным существом, Крессия сохранила великолепное самообладание.

Она изогнула бровь.

— Ты уже в третий раз спрашиваешь, Келлен. Сам-то готов?

Ну… теоретически. На трех жаровнях я расплавил металлические субстанции. Соответствующие иглы были вычищены и готовы к работе. Необходимые заклятия дыхания я знал назубок, но все-таки повторил их несколько раз, чтобы не ошибиться и не запнуться в самый неподходящий момент.

В моей жизни такое бывает нечасто, но вот сейчас — для разнообразия — я действительно знал, что делать. Вроде бы. Использование браслета из оникса делало процесс нестандартным, и я нервничал. Не добавляло спокойствия также присутствие Джанучи и Алтариста. Они встали на почтительном расстоянии, чтобы не мешать мне; и все же — готов поклясться — в каждом их вздохе сквозило сомнение.

Хотя у изобретателей был некоторый опыт сотрудничества с творцами амулетов типа Нифении (которая тоже пожелала присутствовать), эзотерические изыскания вроде работы с магическим червем были им непонятны. И для их научно-исследовательского типа мышления казались абсурдными.

— А ты будешь блевать? — поддел Рейчис.

Он сидел на спине Айшека, словно всадник на лошади. Гиена, похоже, не возражала, но возражала Нифения.

— Это неприлично, — прошептала она своему талисману. В ответ он фыркнул.

— Ха! — сказал Рейчис.

— Может, закроешь свой прекрасный рот? — сказала Фериус. — Не видишь? Дети пытаются сосредоточиться.

Знаете, что очень сложно? Удалять из человеческого глаза отвратительного скользкого магического червя. Еще труднее делать это, когда ты устал как собака и не можешь пересчитать собственные синяки. Но хуже всего — зрители, которые пялятся на тебя во время процедуры.

— Ладно, — сказал я, взяв серебряную иглу и погружая ее в медный расплав. — Так. Хорошо. Прости, Крессия, но сейчас я…

— Не надо мне ничего рассказывать. — Она смотрела на меня с сочувствием, которого я не заслуживал.

— Думаю, это может причинить тебе такую же боль, как и мне, Келлен.

«Чертовски похоже на правду», — подумал я. А вслух сказал:

— Полагаю, такие вот вещи и учат нас смотреть на жизнь философски.

Крессия усмехнулась. Не потому, что это было смешно. А потому, очевидно, что она была невероятно храброй.

— Нет ли другого способа, кроме этого варварского ритуала? — спросил Алтарист, кажется, уже в пятый раз.

Я стоял спиной и не видел его лица. Но готов был поспорить на все свои деньги: он едва может устоять на месте, борясь с желанием подбежать и оттащить меня от дочери.

Джануча начала успокаивать его, но Крессия перебила.

— Я — этуца Крессия фаль Гассан, — сказала она, — дочь народа исследователей. Когда мы постигаем мир, мы отвергаем страх и сметаем преграды. Выживу я или умру — но я избавлюсь от этой мерзости.