Девочка. Арифметика жизни (СИ) - Марр Риа. Страница 4

Теперь еще и это ненужное внимание входящих в пубертатный период подростков, гормоны которых желали своего. В детдоме комнаты девочек находились на одном этаже, а мальчиков на другом, но когда ты подрастаешь, это мало помогает, скрыться от нежелательного внимания противоположного пола становится проблематично. Я слышала, как хихикают девчонки, делясь друг с другом нехитрыми тайнами. В скученном пространстве сложно оставаться несведущей. Здесь услышишь одну фразу, там — другую, и вот ты в курсе, кто только начал встречаться с мальчиком, а кто уже и живет половой жизнью, несмотря на свой нежный возраст. В старших группах это не было единичными случаями, каждый сам делал выбор или ему помогали его сделать, поставив в жесткие условия выбора.

Мне исполнилось тринадцать лет, но за счет полноты тело выглядело вполне развитым. Видимо это и привлекало внимание малолетних придурков. Я была в середнячках, не самой страшной девочкой в детдоме и понимала, к чему могут привести эти зажимания в укромных местах, стараясь всячески таких избегать. Получалось плохо, с каждым днем я ловила на себе больше липких взглядов, которых не хотела.

Однажды в темном углу возле спортзала, меня прижала целая компания уже совсем взрослых парней. И только вовремя вышедший из него физрук заставил тех обратиться в бегство. Он посмотрел на меня с презрением, процедив сквозь зубы что-то о нравах современной молодежи и ушел, а я еще долго приходила в себя, серой дрожавшей мышью пробираясь пустыми коридорами в комнату, прислушиваясь и замирая от каждого шороха. Все казалось, что за очередным поворотом прячутся мои мучители, желающие завершить начатое.

С того дня страх возможного насилия прочно поселился в моей душе. Я стала плохо спать и испуганно вздрагивала, когда ко мне обращались с вопросом. Даже учиться стала хуже, удивляя учителей появившимися тройками вместо неизменных пятерок по всем предметам. Учеба всегда давалась мне легко, мне достаточно было один раз услышать или прочитать материал, чтобы он прочно запомнился. Я хотела после выпуска из детдома поступить в институт, чтобы получить высшее образование, которое поможет в дальнейшей жизни. Это было моей целью, нужно было хорошо учиться, чтобы при поступлении успешно конкурировать с остальными претендентами.

Сейчас, в охватившей меня апатии и безразличии, даже это отошло на задний план и не казалось важным, я лишь хотела, чтобы меня все оставили в покое. Человеческое общение проходило мимо, а нехватку внимания и дружбы успешно заменяли книги и чтение. Но как это меня спасет, если случится что-то плохое? Вряд ли что изменится, рано или поздно меня ждет печальная участь, даже если я и буду защищаться как загнанный в угол зверь. Я даже стала таскать в потайном кармашке подобранный на кухне обломанный нож, который долго затачивала на кирпиче. Но что я смогу сделать с этой ненадежной защитой, если нападавших будет много? Я не умела защищаться и не владела приемами, лихо отражая нападения, как мои любимые героини из фэнтези. Мне негде было научиться, хотя я и понимала, что в моем положении это необходимо как воздух. Но, увы, этого нет, значит, и думать не о чем. Нет смысла врать самой себе. В крайнем случае, покалечу одного, максимум двоих. А остальные покалечат и изнасилуют меня. И после этого моя дальнейшая жизнь не будет стоить ни копейки. Я сама наложу на себя руки, не сумею жить в грязи, заставляемая раздвигать ноги для любого желающего. Нет, только не это. У каждого человека внутри существует свой предел, переходить который нельзя. Предел слез боли. Предел чувств и ненависти. И отдельно предел прощения, который не у всех и бывает. Некоторые люди прощать не умеют. До этих пределов можно долго терпеть. Долго молчать. Долго делать выводы. А потом в один миг взять и уйти из жизни, своей или чужой, без слов и объяснений. Значит, человек перешел грань своих пределов и потерял смысл жизни и надежд.

Не такой ли участи удостоилась в свое время моя несовершеннолетняя мать, о которой в последнее время я стала все чаще вспоминать? Она даже однажды приснилась мне, только вот была похожа лицом и фигурой на продавщицу Катю из магазина, в который я зашла, первый раз уйдя за пределы детдома с прогулки младшей группы. Калитка была открыта после выезда машины завхоза, и меня неудержимо потянуло выйти за пределы огороженной территории детдома. И эта самая Катя, подмигнув, протянула мне целую горсть леденцов. Такой вот неожиданный праздник случился, испортить который не смогло даже наказание за уход с территории. Те вкусные леденцы я ела по одному в день, но они быстро закончились, а вот фантики от них до сих пор служили мне закладочками для книг.

Сведения о родительнице у меня были отрывочные, только те, что за долгие годы удалось подслушать и выспросить у персонала, других источников не существовало. Личные дела для воспитанников были недоступны. Именно так я узнала о несовершеннолетнем возрасте матери, которую расспрашивали при поступлении в роддом. Ни фамилии, ни остальных более четких сведений о себе и родственниках она сообщить не захотела. Только попросила потом назвать родившуюся девочку Лизой. И я стала Лизой Майской, ведь появилась на свет в мае месяце. Так что с моей фамилией никто и не заморачивался.

Ох, не зря говорят, что рожденные в мае будут маяться всю свою жизнь. В моем случае поговорка пока оправдывалась на все сто процентов.

В какой момент все переменилось? Может быть тогда, когда в моей жизни появилось сразу три защитника? Нет, сначала это был Тимур. Хмурый подросток из старшеклассников, в один день он появился ниоткуда в столовой, около моего дальнего столика в углу, где я ужинала в привычном одиночестве. Именно в этот момент с тоской провожала взглядом, как с пластикового подноса тарелка с картофельным пюре и куском мяса, перетаскивается на поднос одного из моих недругов, верткого противного Хорька, тощего подростка, который с недавних пор обирал в еде не только меня, а многих детей в нашей группе. На его подносе уже стояли четыре таких же тарелки, на которые вторым рядом он водрузил и мою, собираясь тащить добычу к столику, где ухмыляясь, сидели два его закадычных дружка. А я смотрела на оставшийся от ужина стакан компота и кусок белого хлеба, прикидывая, как смогу попасть на чердак, где в укромном местечке, завернутый в несколько листов бумаги, был спрятан один из моих НЗ, состоящий из небольших сухариков черного хлеба. Нет, нам давали и белый хлеб, но, каюсь, никогда не могла донести его кусочки до моих норок-схронов. Почему-то они в первую очередь исчезали по дороге во рту. А я ловила себя на том, что уже дожевываю последний кусочек белого хлебушка. Были еще запасы и в котельной, но вечером, в темноте идти туда опасно.

Задумавшись, как бы незаметно проскользнуть мимо дежурных по этажу после ужина, я вздрогнула, услышав за спиной спокойный голос.

— Поставь тарелку туда, где взял. И все остальные тоже верни на место!

— Сила, ты что, зачем ей, я же компот оставил с хлебом. Хватит, а мы с пацанами сегодня на тренировке вымотались, жрать охота!

— Я сказал «Поставь!» и вали отсюда. И если я еще раз увижу, что кто-то отбирает еду у младших или слабых, то пеняйте на себя. Я это для всех говорю!

В ответ со всех сторон столовой раздался нестройный хор голосов, подтверждавших свое согласие с высказыванием незнакомого парня.

Я ошеломленно смотрела на стоявшего рядом с хлипким столиком высокого загорелого подростка, с густыми черными волосами, сейчас небрежно зачесанными назад, что удивительно ему шло. Парень обладал худощавым привлекательным лицом с несколько угловатыми чертами, длинным широким носом с характерной горбинкой и с волевым выступающим подбородком. Из под чистого высокого лба на меня в упор смотрели яркие глаза оттенка зеленой свежей весенней травы, словно омытой только что прошедшим дождем. Парень был красив такой броской красотой, что с первого взгляда на него хотелось смотреть еще и еще. И он об этом знал, иначе с чего на его губах появилась улыбка, и он хитро так мне подмигнул, словно беззвучно говоря «Нравлюсь?». Хотя сейчас его слова явно предназначались не мне. Создавалось впечатление, что стоявший рядом с ним Хорек, совершенно его не интересует и все внимание направлено на мою персону, что заставило инстинктивно быстро опустить глаза вниз, привычно сжавшись под чужим взглядом, сгорбив плечи, чтобы занимать меньше места и максимально расслабить плечи, если на них обрушится внезапный удар. Я не знала, чего от него ожидать, зачем он вмешался и что ему от меня нужно. Но ничего хорошего не ожидала, по опыту зная, что может быть только хуже.