Девочка. Арифметика жизни (СИ) - Марр Риа. Страница 54

И пусть дыхание сбивается, сердце замирает, и дрожат обнаженные нервы в непослушном теле. Я привязана к сцене, не вырваться, не улететь, не скрыться. Чувство беззащитной открытости сводит с ума и доводит до грани, но справлюсь, не дав никому повода злорадствовать. Ничего не происходит, рядовой танец и все!

Я не могу удержаться и не смотреть на него, поэтому вижу, что он не остается равнодушным, свидетельством моего успеха был внушительный бугор на его ширинке. Даже глаза изменились, они горели яркими угольками, больше всего Самвел напоминал хищника в засаде. Липкий чужеродный страх прополз по позвоночнику и вязким комом подкатил к горлу. Впервые ощутила себя полностью обнаженной, что совсем мне не понравилось, и я сделала все, чтобы защититься от липкой похоти, пятнавшей меня чужеродным вожделением. Подняла руки и решительно сдернула тугую заколку с волос, позволяя им свободно рассыпаться по плечам, укрывая от нескромных взглядов тяжелым, шелковым, живым покрывалом.

И поняла, что сделала только хуже, потому что отчетливо увидела, как вспыхнули яростным огнем глаза Каримова. Он непроизвольно подался вперед, словно хотел одним прыжком прыгнуть на сцену. Боже, где там охранники, справятся ли они с Самвелом или он легко раскидает их по углам?

Я делаю шаг назад. Если он дотронется до меня, все будет потеряно. Случится нечто ужасное. Я знаю, что именно так и случится, поэтому скомкано заканчиваю танец и практически бегу за кулисы, радуясь, что следующий мой выход только в конце ночи, около четырех часов. Может Самвел не досидит до этого времени и уйдет?

Следующая две рабочие недели были самыми тяжелыми для меня. Каримов появлялся каждый день и я практически ощущала, как вокруг меня сгущается атмосфера недоумения, как подозрительно, не понимая, смотрят на меня девчонки, словно обманувшись в своих ожиданиях. Будто их пригласили на веселое представление, которое оказалось концертом скучной классической музыки, которую не любят. Они надеялись, что я, немного поломавшись, бегом помчусь к Каримову в объятия, дав им повод обгладывать мне косточки, обсуждая, какой же хитрож*пой с*кой я оказалась? Словно от моего нравственного падения в их собственных жизнях изменится все к лучшему. Х*ра, если люди ждут от меня чего-то большего, чем я могу предложить — это их ошибка, а не моя вина.

Еще и Светка со своими выкрутасами, осатаневшая до безобразия. Клей в тушь, натертая стекловатой одежда для выступления, надрезанные завязки и иголки в костюме, разброс кнопок, исподтишка, из-за кулис, во время моего выступления, добавленное в воду слабительное. Ее фантазия на подлости была неистощима, как и дикая, животная злость, когда я успешно избегала ее ловушек. Но каким трудом мне это давалось.

В груди поселилась постоянная пустота, разрастаясь до небывалых размеров. Если ее не заполнить, то я утону в печали, угасая под гнетом нервных переживаний, сам воздух для меня в клубе становился невыносимым, угнетая тоской и немой безнадежностью, сжимая тисками фантомной боли внутренности и проникая ядом чужой злобы в самое сердце. Меня опять, как когда-то, перестали радовать танцы, каждое выступление давалось с трудом.

Я не напрашивалась на сочувствие и не подхалимничала, пытаясь по давней детдомовской привычке справиться с ситуацией сама, окончательно перестав верить в людскую доброту и надеяться, что можно чистотой помыслов обеспечить себе защиту от окружающего зла. Наверное, надо было пожаловаться Кэт, но правила поведения, впитанные в кровь с малолетства, не давали такое сделать. Если у жизни не учиться, она перестает учить и принимается наказывать, я четко это усвоила. Ко всему, моя защитница Рита взяла несколько отгулов, чтобы увезти на каникулы дочь к маме, в Ростов. Я помнила ее наказы и теперь всегда была настороже, чем еще больше раздражала неугомонную Светку, видимо, воплощавшую в жизнь свой план по выживанию меня из клуба. Во имя своей мечты, забывая, что если при этом человек делает подлости, то цена этой мечты — дерь*мо.

Однажды меня впервые освистали на сцене. Есть такие люди, называют их «клакеры». Они гораздо громче, чем обычные посетители, свистят, выкрикивают обидные, пошлые шуточки и оскорбления, пока ты выступаешь. Делают это слишком нарочито, так, что это начинает раздражать не только тебя, заставляя нервничать, ошибаясь, но и гостей, некоторые из которых тоже начинают улюлюкать, кричать. А ты в это время на самом верху пилона вниз головой… и это в тебя со всех сторон летят ядовитые стрелы ненависти, больно жаля, почти убивая морально. А так как, правила клуба формально не нарушаются, ведь зрители имеют право таким образом выражать свое мнение, то охранники не вмешиваются. Ты остаешься один на один с оголтелой толпой, гадая, кто же на этот раз постарался — сам Каримов или заклятая бывшая подруга.

Сколько еще выдержу? Хватит ли терпения, молча сносить придирки и подколки? И не стану ли в итоге бездушной куклой, живущей только во время танца? Может, плюнуть на все и уйти из клуба, но на что жить? Моих накоплений надолго не хватит, а дальше? Перейти в другой клуб, но кто гарантирует, что там мне не встретятся местные Светки и Каримовы? Это здесь охрана на уровне, а там?

Я стала просыпаться по ночам от кошмаров, которые выматывали, не давая высыпаться и потом полностью сосредотачиваться на сложных элементах выступления, утомленным собственными переживаниями организмом. Я чувствовала, что катастрофа шла за мной по пятам. Ничего не могла сделать, плыла по течению в эти долгие, томительные недели, теряя счет времени и пытаясь найти выход из сложившейся ситуации.

Неужели позорно и бездарно спасую на радость окружающим, только того и ждущим, ведь это так интересно наблюдать, когда травят одного, а ты вроде ни при чем и твоя совесть чиста. Отступлю перед первым препятствием в моей взрослой жизни, спасую, признав, что сама ничего не стою и приползу за помощью к Максу, поджав хвост самолюбия, который изрядно пострадал от желающих его полностью оттоптать? Да, Лизок, ненадолго хватило твоей самостоятельности, не умеешь ты красиво устраивать свою судьбу, не жить тебе в комфорте и благополучии, ведь тогда это будет не та детдомовская девочка, которая пыталась все минусы своей жизни упорно переделывать на плюсы. Скрывая обиды, боль и слезы, ради мечты и цели, живущих внутри нее. Когда же все незаметно изменилось, что сейчас сама не узнаю прежнюю Лизу?

В один из дней, когда я разминалась, тщательно прогревая, вытягивая и включая в работу каждую мышцу, внимательно прислушиваясь к своему телу, меня вызвала к себе, на разговор в кабинет, Кэт. На миг, оторвавшись от разговора по телефону, она подняла взгляд и проронила:

— Садись Лиза, нам предстоит долгий разговор.

Я прошла к креслу и села, похолодев от ее сухого тона. Выгонит или еще что?

Молча ждала, когда Кэт начнет разговор. В душе творилась полнейшая сумятица от круговерти мыслей в сознании, потому что до сих пор не определилась в своем желании — хотела танцевать или готова покинуть стены клуба навсегда. Что для меня важнее?

— Лиза, скажи, что с тобой случилось? Я не верила хореографу, но вчера посмотрела твое выступление. Где та девочка, которая светлячком горела в танце, освещая своим талантом все вокруг, которая враз покорила меня? Ради которой, Каримов буквально прописался в клубе, забрасывая меня постоянными восхвалениями в твой адрес и ожидая, когда можно переговорить с владельцем о твоем переводе, как только тот вернется. Я не увидела на сцене ту прекрасную танцовщицу, вместо нее была блеклая серая статистка, кукла с маской на лице и приклеенной, вымученной улыбкой. Ты перегорела, устала, необходим отпуск? Не молчи, что? Не хочу делать выводы, может, сама расскажешь, — Кэт выжидающе приподняла одну бровь.