Запечатанная (СИ) - Фейтли Карина. Страница 30

Собиралась, только тело мое предательски начало трястись. Паника волной накатила на меня, перекрывая все другие ощущения. Какое-то время желание пыталось победить страх, я честно старалась не обращать внимания на все нарастающую дрожь, но в какой-то момент руки сами собой уперлись в грудь Арсению. Я сама испугалась своих ощущений. С одной стороны — я ведь сама все начала, первая потянулась к нему с поцелуями, первая спровоцировала его, и теперь так вести себя как-то отвратительно. Но с другой — я не могла продолжать, мои невинные поцелуи не шли ни в какое сравнение с его нарастающей страстью. Мне не давала покоя одна мысль, одна неопределенность, что стояла между нами. Нет, я сейчас не сомневалась в Арсении, в его чувствах, а о его желании недвусмысленно намекало его горячее тело, подрагивающее от моих прикосновений. Я чувствовала огонь у него где-то внизу между ног, ко мне словно прикасались оголенными проводами, упирались чем-то твердым и возбужденным. И мне хотелось ответить.

Я вспоминала свой нелепый поцелуй с Мишкой, когда я всеми фибрами души не хотела его объятий. Да и вообще всех мужчин, что я встречала в своей жизни, к ним я не испытывала ничего, кроме легкого интереса. Сейчас все было по — другому. Я хотела. Очень. Арсений проник в мою душу с самой первой нашей встречи. Он был тем, кого я уважала, восхищалась. В нем мне нравилось все, начиная от внешности и заканчивая его манерой разговаривать. И дело было даже не в моих снах. Хотя я отдаю отчет, что та Маринетт из моего прошлого его сильно любила. Я уже другая, но и он изменился. Но по — прежнему меня тянет к нему, и никто другой мне не нужен. Но я сомневалась. Не в нем. В себе.

Я ощущала на себе тяжесть мужчины, его крепкие руки перемещались по моему телу, рядом его горячее дыхание, которое опаляло. Я сама уже вся горела. Но я не могла продолжать. На меня накатило нестерпимое чувство вины. Мое тело начало колотить мелкой дрожью, руки сильнее начали давить в грудь Арсения, пытаясь оттолкнуть его. Он тяжело выдохнул, пытаясь взять себя в руки, но свои активные действия прекратил.

— Прости меня, пожалуйста, — тихим голосом раскаивалась я, чуть не плача. — Я чувствую себя такой виноватой, и не знаю за что. Я не понимаю, почему себя запечатала, и это не дает мне покоя. Не понимаю, почему так поступила с собой, с тобой. И эти разговоры про мою свадьбу. Неужели я тебя предала? Мне нужно вспомнить то, что стоит между нами. Меня это так мучает, так мешает, что я не могу… Не могу, прости.

— Марина, мне все равно, что ты тогда сделала… — очень тихо прошептал мне Арсений на ухо. — Все равно, понимаешь? У нас есть шанс начать все сначала…

Но он все равно откатился на бок, продолжая лежать рядом, просто прижимаясь, не настаивая на продолжении. Я чувствовала, что ему это дается с трудом, дыхание все еще было тяжелым. Мне же стало легче, когда я ощущала, что Арсений просто лежал рядом и не шевелился, не предпринимал никаких попыток возобновить начатое. Кровать была узкая, но он все равно не пожелал отпустить меня на другую. Я прижималась к нему спиной и чувствовала его дыхание у себя на волосах, на шее. Но сам мужчина не шевелился. Я чувствовала его желание и понимала, как тяжело ему сдерживаться, а потому виновато спросила:

— Ты не злишься на меня? — аккуратно уточнила я. Почему-то было очень важно знать, что он не сердится. Мне очень хотелось поверить ему, начать все сначала, просто взять и отбросить прошлое. Какая разница, что было тогда, если сейчас в моей жизни нет никого, кроме этого мужчины. И я, наверное, так бы и сделала, если бы могла. Но эта неопределенность убивала. Уж лучше ясно знать, что тогда произошло, пусть даже я действительно натворила что-то ужасное, что действительно предала этого мужчину, но я должна вспомнить об этом. Я хотела посмотреть в лицо проблеме, своим страхам. Я не хотела избегать ее, делать вид, что этого не было. Это все равно, что бежать от себя. Это не выход. Это что-то, иначе, всегда будет стоять между нами, мешая жить, мешая любить, мешая доверять друг другу. Пусть Арсений говорит, что ему сейчас все равно. Но я не верю. Он только-только нашел меня, ему сейчас для счастья этого достаточно, но пройдет время, и память предательски будет подкидывать ему воспоминания об этой неясности между нами. И что будет?

Я теперь понимаю обычных людей с их печатями. В их мире все продуманно до мелочей. Печать не дает им вспомнить, но в тоже время дает шанс на вторую, третью и так далее попытки. Дает шанс начать все сначала, пробовать пережить все вновь и вновь. Не поэтому ли я поставила ее себе? Чтобы забыть или попробовать дать шанс? Вот только кому? Неужели себе? Особенно меня беспокоила эта мысль, что я совершила что-то ужасно непоправимое, и именно поэтому мне понадобился шанс для того, чтобы начать все сначала… Только моя попытка вышла неудачной… Спейшер, похоже, никогда не станет обычным человеком.

Он потянулся к моему уху, осторожно кусая, и прошептал:

— На тебя я не злюсь, Марина. Это не ты отталкиваешь меня. Я чувствую, что ты хочешь этого так же, как и я. Я подожду. Я так долго ждал, что могу подождать еще.

Его рука обвила мое тело, расположившись на животе.

— Почему ты злился с утра? Я ведь видела это, ты был зол, — не могла не поинтересоваться я. — Я ночевала у Константина в центре.

Почему-то мне было важно рассказать Арсению об этом, чтобы он не думал, что в моей жизни есть кто-то другой.

— Я понял, — вздохнул Арсений. — А так же понял, что Костя не послушался моего приказа. Они вывернули твою сущность наизнанку, заставляя испытывать жуткую боль. И это меня просто взбесило. Марина, я сам в состоянии помочь тебе все вспомнить, причем безболезненно и аккуратно, как я и делал с момента нашей встречи. Он не имел права решать, как возвращать тебе воспоминания, не имел права заставлять тебя мучиться. С ним мы ещё поговорим об этом, — строго прошипел Арсений, поджимая губы, а я чувствовала, что он снова злиться. Но не на меня. На Константина и его методы, а не на меня. Вот ведь я, дурочка, когда чуть раньше делала выводы, все в одну кучу свалила, обвинила его во всем, в чем только можно, приписала все грехи. А он обо мне заботился, обо мне думал, как безопаснее помочь. Сердце затопила волна нежности, волна благодарности за все. За то, что он так долго меня искал, за то, что не терял надежды, за то, что нашел, старался меня не трогать, дать почувствовать себя комфортно рядом с ним, дал мне время привыкнуть, не давил, аккуратно подбрасывая зацепки для моего мозга, благодаря которым я начала вспоминать.

Я замерла. Значит, все эти удивительные сны — дело рук Арсения, он мне помогал, сразу же. И правда, после встреч с ним, я хорошо спала, мне не снились кошмары, наоборот, чудесные сновидения. Я чувствовала себя хорошо, счастливой, выспавшейся. И понемногу кое-что вспоминала. Конечно, это были такие крохи, такие обрывки, но действительно, все проходило безболезненно, аккуратно. Не то, что вчера у Константина в центре, вспомнила почти все и сразу, эта лавина образов, которая никак не хотела упорядочиваться, взрывая мой мозг, это ужасное раздвоение сознания, непонимание, кто я сейчас, и где я. Мне было очень плохо, я просто с ума сходила. Не знаю даже, как смогла удержаться на грани сумасшествия…

— Конечно, это более долгий путь, чем тот, что применил Константин. Но я никуда не спешил. Я упустил тот момент, когда он тебя нашел. Он должен был доложить, но молчал. В тот день, когда ты попросила перенести командировку, я никак не мог уловить, о чем ты думаешь, зачем тебе это. Но меня это беспокоило. Я позвонил Константину на всякий случай. И был прав. Но я не думал, что ты уже там, и вы уже запустили процесс восстановления.

— А почему ты мне сразу не сказал, что помогаешь мне вспомнить?

Арсений смутился.

— Ты уже достаточно вспомнила, чтобы я мог не скрывать от тебя наше прежнее знакомство и кто мы такие. Еще немного, и, думаю, мы бы дошли до более откровенных разговоров. Рано или поздно, я бы все тебе рассказал. Все то, что ты ещё не вспомнила, но хотела бы знать… Но в начале ты была такая чужая, далекая, что я боялся тебя как-то напугать…