В этот раз – навсегда - Грей Эбби. Страница 11

– И что же ты сделал? – спросила Трейси, хотя и не собиралась задавать вопросов.

– Я вернулся домой. Что-то говорило мне, что рано или поздно она даст о себе знать. В июне пришло письмо откуда-то из Мэна. Она писала, что собиралась сделать аборт, но в клинике сказали, что срок слишком велик, и что она сообщит, когда родится ребенок. В августе пришло еще одно письмо – теперь уже из Невады, где говорилось, что она получила развод, признаваемый в этом штате. Двадцать третьего сентября она позвонила из Денисона, сказала, что лежит здесь в госпитале. Сообщила, что только что родила девочку и что ее выписывают на следующий день. Она назвала меня как отца ребенка и использовала фамилию Миллер. И еще она добавила, что если я не приеду к моменту выписки, то она обратится в агентство и отдаст девочку на удочерение. Я должен быть в госпитале не позднее десяти утра следующего дня. Они с Буббой прямо оттуда отправляются в Калифорнию.

– Великий Боже! – вздрогнула Трейси.

– Я был там. Она передала мне ребенка вместе с бумагой, которую подписала и нотариально заверила, что не хотела этого ребенка и не желает больше видеть ни меня, ни дочь. Бубба встретил ее, подсадил в грузовик, и они вместе уехали. Я стоял там с восьмифунтовым младенцем на руках, без сосок, без пеленок, без всего. На следующий день я пошел к адвокату, который переговорил с родителями Кристал. В следующий раз, когда они с Буббой проезжали мимо, Кристал подписала бумаги для официального развода и дала мне право считаться единственным опекуном Эмили. Я слышал, они с Буббой осели где-то в Калифорнии. Он до сих пор водит грузовики. Она никогда не звонила и не писала Эмили, так что, полагаю, она говорила правду, когда заявляла, что не хочет ее.

– Бедная, бедная девочка. – Трейси не могла поверить, что мать может быть такой равнодушной. Но Остин еще не закончил.

– Я узнал, что родитель-одиночка может получить помощь от государства, чтобы закончить учебу. И обратился за этой помощью. Мы с Эмили переехали в Дюрант, я бросил работу в Техасе и вернулся в колледж, а на следующий год окончил его. Мама хотела, чтобы я оставил Эмили в Том-Бине, но я не мог. Она мой ребенок, на мне лежит ответственность за нее, и, кроме того, я хотел вечерами возвращаться к ней домой. Я хотел первым увидеть, как она начнет ходить, первым узнать, когда у нее прорежутся зубки, чтобы она бежала ко мне, когда поцарапает коленку, а не к моей матери.

– Я понимаю, – кивнула Трейси. И она действительно понимала. Именно поэтому она и Джексон тоже жили вместе, когда она начала преподавать.

– Я получил степень, и университетская администрация позволила мне преподавать здесь, пока я не получил диплом магистра. Я начал преподавать композицию на первом курсе, как и ты, потом мне доверили курс американской литературы пару лет назад, – пояснил он. – Почему ты не сказала мне, что у тебя есть сын? – неожиданно спросил он.

Его история закончилась, и теперь ей предстояло рассказать о себе.

– Как Кристал выглядела? – спросила она, избегая его вопроса.

– В ней было пять футов три дюйма – ниже тебя. У нее были такие же, как у тебя, волосы. Поэтому Лори и подумала, что ты мать Эмили. Она была хорошенькой, но совершенно необузданной девушкой, когда я с ней познакомился. Я не видел ее с того дня, как она отказалась от Эмили и своих прав на нее.

– Но ты же не сказал Эмили, что ее мать не хочет видеть ее, правда?

– Нет. Я сказал, что мать отдала ее мне, потому что вышла замуж за водителя грузовика и у нее нет дома, чтобы держать пони. – Остин знал, что она избегает ответа на его вопрос. Он знал ее так же хорошо, как она его, и собирался получить ответы на свои вопросы, даже если им придется сидеть на этих стульях до утра. Молчание продлилось целую минуту, пока он не спросил снова: – Почему ты не сказала мне про Джексона?

– Почему ты не позвонил мне и не рассказал все это? – спросила она в ответ.

– Я пытался. Твоя линия была отключена. Номера твоего отца нет в книге. Я приехал в Пурселл и спросил на станции, как добраться до дома Джека Уокера, но, когда постучал в дверь, никто не ответил. Я даже не знал, туда ли я попал.

Прошла еще минута в молчании.

– Трейс?

– Почему я должна что-то тебе рассказывать? Ты уехал, на три дня ушел в пьяный загул. Потом внезапно женился на девушке, которую едва знал. – Она отвернулась, вспоминая боль в сердце, когда он позвонил ей тогда, много лет назад. Нет. Она ничего ему не должна.

– Что ж, ты права, – кивнул он. – Но ты украла у меня почти шесть лет, когда я ничего не нал о моем сыне.

Именно этого момента она так боялась.

– Твоем сыне! – взорвалась она. – Что дает тебе право или основание говорить, что Джексон – твой сын? Джексон принадлежит мне! Я родила его, промучившись двадцать четыре часа. Заметь, я не ушла из госпиталя, не отказалась от него. Я растила его. Все эти годы я любила его и делала абсолютно все самостоятельно, без чьей-либо помощи!

– Знаю. Я встречался вчера вечером с Джеком Уокером в Оклахома-Сити. Мы вместе ужинали. Он мне рассказал, как хорошо ты со всем справлялась, и совсем одна. И голос его звенел от гордости, – сказал Остин.

– Ты разговаривал с моим отцом? – тупо спросила она.

– Да. Господи, Трейс, не надо быть гением, чтобы узнать, сколько времени нужно, чтобы произвести на свет ребенка. Джексон родился тринадцатого сентября, как мне сказала Эмили. Он всего на десять дней старше, чем она. Я знаю, что Джексон – мой сын. Чего я не знаю, так это почему ты ничего мне не сказала.

– Почему, черт побери, ты разговаривал с моим отцом? Ты сказал ему, будто считаешь, что Джексон – твой сын? – Ее голос стал низким и хриплым.

Остин понял, что она готова разразиться слезами или, еще лучше, ему следует отойти подальше и приготовиться, когда в него полетит все подряд.

– Да, сказал. Готов поспорить, ты хочешь знать, где я достал его номер. Джексон записал его на листочке для Эмили, чтобы она могла позвонить ему в уик-энд в дом его Папы Джека, – ответил он.

– Почему? Почему ты не можешь просто оставить нас в покое?

– Потому что я никогда не переставал думать о тебе, Трейс. И я хочу знать моего сына. С той минуты, когда я увидел его в ту пятницу на празднике, когда Эмили познакомила нас, я понял, ощутил в глубине души, что он мой. Ты не можешь отрицать этого.

– Н-но… – заикалась Трейси.

– Учти, ему совсем не обязательно сегодня узнать о том, что я его отец. Я предполагаю, что он не знает этого. Но ты можешь сама решить, когда и как сказать об этом. Я подожду. Но не всю жизнь. Джексон – мой сын, и я собираюсь быть частью его жизни. – Остин откинулся назад и ждал ее ответа.

Трейси повысила голос:

– Если ты полагаешь, что тебе удастся вмешаться в мою жизнь и жизнь Джексона, лучше хорошенько подумай заново, потому что я буду бороться во всех судах в Оклахоме! Ты не указан в его свидетельстве о рождении. Там написано: «Отец неизвестен».

Взгляд Остина был холодным и невозмутимым. Если эта информация и причинила ему боль, он никак не показал этого. Она почувствовала, как кровь прилила к ее щекам, выдав ее волнение. Она не могла придумать больше ни одного слова и молчала. Остин сумел ответить ей тихо:

– Даже если его свидетельство говорит именно это, мы с тобой знаем правду. Я даю тебе неделю или две, чтобы подумать о том, что я сказал. Потом мы решим, что делать. – Он встал, одернул джинсы. – Между прочим, Трейс, я никогда не переставал любить тебя. Но об этом мы сможем поговорить позже.

Остин открыл дверь в коридор и прошел в свой офис, оставив ее приоткрытой. Потом высунул голову и добавил:

– О да. Джексон неплохо выглядел сегодня в новых джинсах и сапогах. И я забыл сказать, что тронут тем, какое второе имя ты ему дала. Ты знаешь, что полное имя Эмили – Эмили Трейс Миллер? Не Трейси. Просто Трейс, как я звал тебя.

– Ты назвал свою девочку в мою честь? – шепотом спросила Трейси.

– Да. В каком-то смысле.