Ведьмин Талисман, или Ловушка для архимага (СИ) - Нехищная Алена. Страница 23

В том дело, что именно на Вертянке, в пещерах Гебды мы и нашли больше всего артефактов древних.

Например, цветочек. Обычный, синенький, на фиалку похож. Лепестков было семь, два оторваны на исследования. В музее Академии лежит. Обыкновенная аура только-что сорванного растения, каждый может убедиться. Ничего особенного в строении клеток не нашли, никаких наложенных сверху заклинаний тоже. Обычный цветочек. Но почему он, сволочь, уже тысячу лет не вянет?

Мы постигли тайны Света и Тьмы, мы накинули узду на ураганы и землетрясения, мы разобрали на формулы Жизнь и любопытным глазом заглянули в щель Смерти… И мы стоим, беспомощные, перед этим проклятым цветочком!

Хотела бы я родиться во времена Древних…

Предание гласит, что они постигли все тайны мироздания, и умели все! Даже путешествовать между мирами. Но предпочитали наш, ибо нет во Вселенной мира прекраснее… И не было народа мудрее и прекраснее, и все остальные расы преклонялись пред ним (не известно — другие расы нашего мира, или жители иных миров?)

То было время Великого Изобилия. Ни войн, ни стихийных бедствий, текли молочные реки меж кисельными берегами, все, чего хотелось, тут же являлось по щелчку пальцев… И говорили мудрецы того народа, скорбя:

«Мы мечта и легенда, но у нас больше нет ни грез, ни легенд. Нам поклоняются, как Идеалу, как Богам, но нет у нас ни идеалов, ни Богов, и пусто в наших сердцах…»

И так случилось, что вошло среди них в моду выдумывать себе Бога. Ясно им было, что он не существует, и вера была сначала понарошку. Было у них вдоволь еды и питья, не знали они ни болезней, ни смерти — и стало для них соперничество выдуманными идолами важней всего, ибо не о чем больше было им беспокоиться.

Они строили храмы, они растили леса. Они придумывали доказательства несуществующего. И однажды как-то так увлеклись, что начали войну. Ибо истинным может быть только один Бог, а тот, кому поклоняется только один верующий — всего-лишь идол, обманка…

И рушился мир, и горели прекрасные храмы, и смерть пришла в народ бессмертных. Муж сражался с женой, сын вставал против отца. Так погиб великий народ — вот что рассказывает легенда, которая известна только магам.

Что с ними сталось потом? Великая цивилизация сгорела в войне, потомки одичали, порастеряв знания? Или они, найдя решение, разошлись по мирам, проповедовать каждый своего Бога, оставив наш мир молодой человеческой расе? Или все-же часть их сумела объединиться и выгнать остальных за край тварного мира, а самим стать пантеоном богов, которым мы и сейчас поклоняемся? А те, изгнанные, которое тысячелетие жаждут мести за краем Вселенной, и однажды раскроется достаточно большой Прорыв, способный стать для них дверью обратно домой? И тут-то и настанет конец света?

Об этом тоже сложено немало легенд…

Я всегда слишком любила жизнь. Слишком — потому что взаимно. Право же, мне не составляло труда быть хорошим человеком и просто странно было бы стать кем-то другим — при моей-то жизни! Я знала, что горе и боль существуют, я даже видела их — но никогда это не касалось меня лично. И я сопереживала чужой боли, потому что слишком боялась испытать ее сама. А ведь доброта, она не в этом, она в том, чтобы защитить от боли кого-то — ценой своей собственной боли. Меня зачем-то называли Истинной Светлой — и кто бы знал, как меня это мучило! Да, Карес, всю мою жизнь моей пыткой был один вопрос, одна мысль… Ты первый, кому я об это говорю. Никому, никогда… Потому что, быть может, оно и смешно, но для меня — стыдно.

Я задавала себе вопрос…

Пожертвовать жизнью. Смогла бы ли за кого-то — пожертвовать жизнью?

Да знаю, что ты хочешь сказать. Экзорцист — не самая безопасная профессия в мире, Вертянка и все такое… Но в горячке боя ты не задумываешься, ты просто действуешь, да и… Я всегда была уверена в своих силах. Для магов вроде меня — невозможного мало…

Просто надо соблюдать осторожность — о, с этим я всегда была очень строга. Надо действовать быстро. Надо быть готовой к любой неожиданности. Не так уж это и опасно… для таких, как я.

А вот осознанно. Имея время на раздумья. Имея возможность спастись. И вот если выбрать смерть — чтоб наверняка. Чтоб без малейших шансов. Встать на дороге отряда магов, только чтоб дать своим возможность сбежать. Закрыть портал своей кровью, как в той легенде про Мерфопа.

Смогла бы я?

Оставить этот невозможно-прекрасный мир только ради того, чтобы им смог наслаждаться кто-то другой?

И мой ответ всегда был — нет.

Ты представляешь? Мне даже вообразить такое было больно. Я любила эту жизнь до безумия.

Быть хорошим человеком чертовски приятно. Все любят хороших людей. Хороший человек

— в любимчиках Творца, отличенный и избранный среди злой серой толпы. Хороший человек может смело осуждать всех нехороших. Счастье достается хорошему человеку заслуженно, обижен он всегда несправедливо. Наконец, хороший человек всегда прав, а именно в этом, как сказал бы Дарес, основа счастья.

И все с детства говорили мне, что я — именно такой человек. Привыкла соответствовать. Привыкла быть такой в чужих глазах. Но в своих — для полной уверенности мне не хватало правильного ответа на одни-единственный вопрос.

Почему глупые люди счастливы? Они уверены в своей правоте и не задают себе всяких-разных вопросов, а если и задают, не замечают неискренности своих ответов…

Прости за банальности и поучительный тон — это я так пытаюсь себя объяснить. Признаюсь тебе вот в чем… Я думала, что когда я стану матерью, все изменится. Ответ на вопрос. Слышала, читала, была уверена. Поэтому, наверно, и боялась материнства…

Когда мой сын родился… а потом дочь…

Нет, я их любила, правда. Я радовалась, что они у меня есть. Я переживала за них. Я хотела их научить, всему, что сама знаю, чтобы они выросли сильные, красивые. И умные. И счастливые.

Но даже они… Представляешь…

Эти два комочка улыбок и слез — я не могла… не могла сказать, что они стоят дороже всей моей жизни.

Должна была. Но не могла.

Меня называли Истинной Светлой. Никто никогда не сомневался во мне. А я временами ненавидела себя. Потому что любая нормальная мать, не раздумывая, на моем месте сказала бы «да». Любая. Которая не хороший человек, не праведница и не пример для подражания.

Я много лет несла на себе бремя вины перед своими детьми. Мне казалось, я предаю их, обманываю, каждый раз, когда обнимаю, когда говорю «люблю». Ужасная вина, в которой я даже покаяться никому не смела, ни слова, ни звука, никому, годы подряд…

Я пускаю тебя так близко, как еще никого. Веренан… с ним по другому все было. Держать лицо казалось важным. Нравилось нравиться. Жизнь — могла доверить, душу — никогда. Может, потому что тоже… чуствовала себя виновной. Мне-то и жизнь доверять не рекомендовалось…

Нет, случись что, может, я и смогла бы… Пойти на жертву, заставить себя. Ради детей хотя бы. Выполнить долг. Знать, что могла спасти и не сделать — нет, это слишком. Не выдержала бы, хоть и искала бы до последнего способы, как спастись всем троим, может, до того, пока не стало бы слишком поздно.

Да, наверно, смогла бы. Но одна мысль об этом, о том, что придется оставить всю эту жизнь, все такое любимое… это вгоняло в такой кромешный ужас, что единственно-искренним, верным ответом становилось «нет».

И знаешь… то ли вопрос этот наконец меня доел, то ли последние события… Как ни странно, но, наверно, человек, испытавший боль, боится ее повторения меньше, чем никогда не болевший. Я слишком устала мучиться этим вопросом. Как старая ранка, которую постоянно тревожат. А может, старею. Или, хм, мудрею. Или уже успела сделать и попробовать в этой жизни, что должна была.

Жить все еще хочется, но я… готова сказать «да». Мне кажется, я уже готова, уже способна на жертву.

Дышится в последнее время легче. Будто камень с души свалился.

Только грустно. Временами до слез. Все-таки моя жизнь была прекрасна. Смотрю жадно, чувствую жадно, осязаю…