Ведьмин Талисман, или Ловушка для архимага (СИ) - Нехищная Алена. Страница 40

Зубы вонзились красную мякоть, фрукта взорвалась соком, рот наполнился кислым, и сладким, и терпким, леми пахла, как пахнет огонь. Иначе, чем тлеющие угли или обугленное дерево, как чистый огонь…

И взорвалсяя мир, и со страшной силой рухнул на меня, и каменная тяжесть собственного тела показалась невыносимой. Оглушили запахи, слишком острые, огонь, и горькие травы, и зимний ветер из окна… Холодно… Срываюсь в неукротимую дрожь, кружится голова, все плывет перед глазами, задыхаюсь… Черт, состояние, будто вот-вот грохнусь в обморок. Вдох-выдох…

Надо брать себя в руки, нельзя так… Что же это со мной, вдох-выдох…

— Вот и хорошо, — откуда-то издалека голос архимага.

— Отравленное? — спрашиваю мрачно.

— Для Моры вся еда растущая — яд, — отвечает. — Подождите меня здесь, я должен собраться…

И он куда-то ушел. Я заставила себя подняться, но комната пошатывалась и пришлось схватиться за спинку кресла. Подошла к окну, надеясь, что холод слегка меня отрезвит. Большая рыжая саламандра следила за мной из камина. Лучше туда несмотреть — от огня глаза еще сильнее начинают смыкаться. Я слаба сейчас, как котенок, абсолютно беззащитна. Надо опять позвать Мору… но как же холодно! Не могу заставить себя снова шагнуть в океан, не могу…

Возвращаюсь к подносу. Пузырек с ачьчи он уже куда-то заныкал, вцепляюсь одной рукой в чашку — горячая же, греться! — другой жадно запихиваю в себя остатки леми, яблочные дольки, какие-то желтые ягоды… Надо же хоть немного силы восстановить!

Так его высокомудрость меня и застал. Кажется, ему стало смешно, но улыбку он галантно сдержал.

— Идемте?

У входа нас уже ждал экипаж. Вот и хорошо, что не пешком. Я даже позволила себе все десять минут дороги продремать. Мне нужно время, дабы организм хоть слегка востановил ресурсы. Потом снова позову Бездну. Она откликнется, я это чувствую.

У дверей ректорского кабинета уже топтались двое. Профессор Айруш и… профессор Матиул, завкафедры менталистики. При виде последнего я спряталась за ректорову спину и с трудом удержалась, чтоб не осенить себя Белобожьим кругом.

— Зачем звал? — осведомился менталист, кривя губы. Когда он улыбался, у него на щеках возникала не одна ямочка, а сразу пять или шесть. Само лицо не то, чтобы морщинистое, а какое-то складчатое, непойми какого возраста, фигура чем-то неуловимо напоминала паучью — долговязая, подвижная, глядя на него, почему-то начинало казаться, что этот тип вполне способен согнуть колени в обратную сторону или повернуть голову на 360 градусов.

— Ох ты ж… Черня мать! Кто посвятил тебя в жрицы Морены, девка? — одновременно с ним требовательно спросил Айруш. Для своих двухсот или трехсот он выглядел безобразно молодо — лет эдак на шестьдесят, но безобразно-дико для своего профессорского звания. Какая-то черная фуфайка под черным потрепанным кожухом, грязные, с вытертой потрескавшейся кожей сапоги, непричесанные густые лохмы, наполовину седые, наполовину — жгуче-черные, иссиня-черная борода торчит клоками, зато усы на загляденье — пышны, изогнуты, расчесаны, а над усами нос крючкообразный, и очи большие, черные, навыкате, самые что ни есть черномагические, аж осенить себя Белобожьим знамением хочется…

— Вы знаете, кто такой Чиагай Проклятый? — вместо ответа спросила я у него.

— Моренин жрец и негодяй!

— А кто они такие — Моренины жрецы? — мне очень хотелось узнать про эти родственные души.

— О-оо! Гонористый народ был, все в черных мантиях, грудь колесом, та-аакие, темные маги в сотом поколении, понимаешь, бессмертные дети самой Смерти, как они себя называли… а я так, шавка беспородная с улицы, какой-то оборванец-циркач некромантию учить решил, понимаешь… И где они теперь, те бессмертные? Усе поздыхали… Одна собака ихняя шляется между мирами, неприкаянная, маги-недоумки ее вызывают, а она их жрет…

— Какая собака? Гримм?

— А кто ж…

— Он уже ко мне приходил.

— И еще придет.

— Мне нельзя, у меня кот…

— Кот? Точно сожрет.

— Не сожрет, он у нее демон, — отозвался ректор, любезно отодвигая для меня кресло. — Адептка Рысев, изложите господам архимагам то же самое, что вы рассказали мне. Я сейчас…

И куда-то сбежал из кабинета.

Менталист растерянно топтался посреди комнаты, заложив руки за спину, длинный и нескладный. Айруш с шумом уселся в кресло за низким журнальным столиком напроив меня и терпеливо ждал. Я любопытно оглядывалась. Вместо осветительного шара — синий кристалл‚ на который было невозможно смотреть прямо — так он слепил глаза. Кристалл сжимал в передних лапах вставший на хвост бронзовый крокодил. На обитых деревянными панелями стенах в тонких позолоченных рамках — Академия. И огромные яркие полотна маслом, и маленькие карандашные наброски, и туманная акварель, и даже выжженная на деревянной доске, от крохотной затерянной в лесах крепости — до современного комплекса зданий. Мебель — тяжелая, красного дерева, в причудливой резьбе, массивный письменный стол завален кучей бумаг.

— Ну же, адептка! Мы все ждем вашу увлекательную историю! — потребовал Матиул. — Можно даже сказать, от вашего рассказа зависит жизнь нашего всеми любимого герцога, ибо, если вдруг окажется, что меня выдернули в такую рань из-за какой-то ерунды…

Я вздрогнула. В каждом звуке его голоса мне чудилась каверза. Это личность знаменитая. В Академии всех посылали к нему. Так и говорили: да пошел ты… к Матиулу! Про него слагали не только легенды, но даже приметы. Встретить Матиула — к несчастью. А поздороваться — и вовсе к беде.

На третьем курсе он читал нам лекции.

— Ненависть… Я обожаю этот аромат, — говорил менталист, заходя в аудиторию. — Ну-с… Кто тут не ценит мой труд и бесценные знания?

Его ассистент скрупулезно вел журнал отсутствующих и опоздавших. Впрочем, иногда Матиул выбирал жертву наугад, просто ткнув пальцем в аудиторию, а иногда требовал чтобы кто-то из адептов выбрал «подопытного кролика» самостоятельно. Он был зло непредсказуемое и хорошим поведением не управляемое. Но хуже всего, что могущественное. Вызвав адепта, он брал его за руки и мягким тоном просил рассказать о… О всем плохом, что он думает о лекторе либо о ком-то из сидящих в аудитории. О своих сердечных делах, о самом позорном поступке, о тайне, которую адепт больше всего хотел бы скрыть…

Зато как мы учили менталистику! Шли на лекцию, как в бой, вооруженные знаниями, щитами, амулетами, заклятьями, выходили к доске с твердым намереньем показать великому магу кукиш и позлорадствовать над его растерянностью, но… но… Ментальные щиты, прекрасно срабатывающие против всех остальных, для него будто и не существовали, желание все высказать жгло так, что проламывало даже заклинание немоты, которое кое-кто на себя предусмотрительно начаровывал.

Его ненавидели другие преподы и даже собственный ассистент, которого он при всех обзывал «жалкий марионетка». Везде, где бы он не прошел, следом мгновенно вспенивался шлейф неприятностей и скандалов. Этому человеку доставляло какое-то извращенное удовольствие разжигать искры злобы и порока, всего скверного, что есть в людских душах. На первой лекции мы передрались за чашку воды. Бесконечная пустыня, невыносимая жажда и в стеклянной кружке плещется вода, вода, вода… Какое-то страшное затмение.

Я попыталась сделать свой рассказ как можно короче. Слова застревали на языке, а имя магистра Леонарды и вовсе с трудом удавалось произносить вслух. Мне казалось, я ее предаю. Хотя почему — казалось? В ушах все звучало и звучало ее «жизни множества людей…»

А эта троица: менталист — сволочь и провокатор; Айруш — величайший из ныне живущих темных магов; герцог — известный интриган, кое-кто утверждал, что еще и тиран, перекраивающий магическое сообщество под свои интересы… В их способности ради каких-то своих целей спокойненько приговорить к смерти всех несогласных магов я не сомневалась.

Любой, кто знаком с Матиулом, не сомневался бы.

Да и на жертв они не очень-то похожи. Трое архимагов против одного беззащитного, лишенного и веры и верующих божества… Что Мора может им сделать? Смешно…