Хмурый Император (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 32

— Ну довольно, — пробурчал полковник, успевший немного взбодриться от этих артиллерийских выстрелов и взрывов. — Прекратить огонь! — Чуть погодя рявкнул он, заметив, что его приказ не услышали.

В этот раз дошло. Заметили и поняли.

От напряженного обстрела артиллеристы взмокли и теперь, улучив возможность пытались отдышаться, напоминая собой загнанных собак. Разве что язык не высунули от переизбытка тепла. Не привыкшие к таким упражнениям они оказались. Совсем непривычные. Хотя и гвардейская конная артиллерия. Что вызвало немало раздражения у полковника. И не только на них, но и на себя. Куда он раньше смотрел? А если война? Много с такими канонирами можно навоевать?

Минут через десять подошел дивизион лейб-гвардии Конного полка. И сходу начал выдвигаться к разгромленному составу, возле которого начали суетиться люди.

Ожила митральеза. Она оказалась слабо повреждена после схода платформы. Вот она и множественные выстрелы из индивидуального стрелкового оружия и встретило дивизион, положив его половину быстрее, чем он успел хоть как-то отреагировать.

— Как отойдут, дайте шрапнелью залпов пять, — буркнул полковник, стоящему подле него пьяному капитану. Тот стрелял неплохо, чем вполне искупил свой грешок. Но вид этой похмельной морды все одно раздражал.

Облегченно было вздохнувшие артиллеристы вновь принялись за дело. Благо, что теперь особой скорости не требовалось и обстрел пошел неспешно. С корректировкой по перелетам и замедлению. Бах! Бум! Правка. Новый выстрел. И так раз за разом.

Пытавшиеся вырваться сопротивлялись до последнего. Но их судьба была уже предрешена. По тревоге с соседнего участка подошла еще батарея легкий 87-мм пушек конной артиллерии, три митральезы и два конных дивизионы. После второй неудачной атаки, когда укрывшиеся в обломках состава защитники, смогли огнем из индивидуального стрелкового оружия отбить натиск, весь этот артиллерийский парк пошел в дело. Да не шрапнелью, а гранатами, которые натуральным образом перекопали весь склон насыпи, разбив в совершенный хлам состав. А потом, под прикрытием катимых митральез, спешенные кавалеристы атаковали в третий раз. Уже успешно. Потому что сопротивляться там было особенно некому. Так — несколько разрозненных очагов сопротивления. Но их легко подавляли из митральез, раньше, чем тем удавалось добиться хоть какого-то значимого успеха…

Глава 8

1889 год, 1 сентября. Варшава

Генерал Гурко слегка покачивался в седле, въезжая в оставленный более двух месяцев назад город. И настроение у него было самое паршивое.

Да, город капитулировал. Да, удалось обойтись малой кровью. Очень малой. В былые годы, как он знал, жертвы шли на десятки тысяч только убитыми. А разоренные дома и порушенные судьбы шли без счета. Но все равно — на душе было безрадостно.

Жители выстроились вдоль дороги и молчали приветствовали победителей. Уставшие. Подавленные. Осунувшиеся. Запасы продовольствия в городе практически исчерпали себя и простые люди уже начали голодать.

О содержании ультиматума Иосиф Владимирович узнал еще в Санкт-Петербурге. Благо, что Император был вынужден ему о нем сообщить. Ведь Гурко его нужно было принимать. И уже тогда он ужаснулся, заявив, будто бы жители города никогда на такое не пойдут. И что так с ними поступать не честно.

— Вы когда-нибудь голодали? — Спросил у него Николай Александрович, смотря усталым взглядом.

— Я? Нет.

— Значит не понимаете, каково, когда от голода медленно умирают твоя жена и дети, сестра и братья, близкие. Когда дети плачут и просят что-нибудь поесть, а ты ничего не можешь сделать. Разве что руку себе отрезать, да сварить.

— Не перекрестившись, и слава Богу, — произнес Гурко, перекрестившись. — Видел голодающих крестьян, но, чтобы так страшно, не доводилось.

— Я знаю, каковы в Варшаве запасы продовольствия и рассчитал срок ультиматума таким образом, чтобы к его истечению город уже дней десять как голодал. Серьезно. Страшно. Массово. Они примут ультиматум. Если же нет. Если же даже голод их не сломает, то постарайтесь убить как можно больше при штурме. Понимаю, звучит жутко. Но только на первый взгляд. Двадцать пять лет исправительных лагерей — это та же смерть, верная, и очень мучительная.

— Но зачем вы ее ввели? — Растерялся Гурко от таких слов.

— Чтобы наказание для уголовников стало соразмерно деяниям и приносило пользу обществу, а не продолжало сосать из него соки. А эти… они злодеи, конечно, но они сами не ведают, что творят…

Гурко сейчас ехал по улице Варшавы и думал о том разговоре. Сдались. Не выдержали. Хотя там, в Зимнем, не сомневался в необходимости штурма.

На первый взгляд Император не просил ничего особенного. Прежде всего он потребовал написать коллективное прошение о принятия в подданные Российской Империи, что означало автоматический вывод из подданства царства Польского. Само собой, с принесением публичной клятвы за себя и своих потомков на верность Императору и Империи. Ну и, в довесок к этому, выдать самых ярых активистов и зачинщиков.

Много? Да не так, чтобы. Однако на практике это означало фактическое упразднение царства Польского, которое в ближайшей перспективе становилось титулярным, лишаясь земельного и людского наполнения. Конечно, в Варшаве сидели не все жители царства. Но остальных привести к такой клятве было бы несложно. Ведь все самые деятельные и буйные находились в городе.

Самым неприятным во всей это истории была клятва, которую требовалось дать публично на Евангелии православном ли, католическом ли, лютеранском ли — не важно. Да на площади, да перед всем честным народом, да записавшись после в общий список. Такую клятву просто так не нарушишь. Даже ради каких-то красивых слов о патриотизме. Во всяком случае — массово. Ведь все видели, что ты клялся. И жена, и дети, и друзья, и родичи, и, что немаловажно, личные недруги, которые не упустят возможность обратить внимание на твои промахи. Кроме того, имелся и определенный символизм. Что означала такая клятва в этих условиях? Правильно. Публичное отречение от царства Польского и его дела. Из-за чего Гурко и не верил, что засевшие в Варшаве поляке примут ультиматум.

Император, конечно, немного подслащал пилюлю. Он писал в том же ультиматуме, что если его примут, то наследник Империи будет носить титул царя Польского. То есть, предлагалось что-то в духе традиционной английской схемы ритуальных титулов, при которой наследник престола обязательно является принцем Уэльским. Пользы от этого ноль, но приятно. А главное — титул Императора и царя Польского теперь разделялся, ибо наследник был всегда, если не сын, то брат, если не брат, то дядя или кузен. То есть, теоретически у поляков появлялся свой собственный, отдельный монарх и заступник перед Императором.

Другим важным бонусом от принятия ультиматума становилось возможность распространения на земли бывшего царства Польского парламентской реформы. Само собой, только после того, как все жители принесут присягу и попросят подданства России. То есть, завершится процедура фактического упразднения царства.

Была и альтернатива. Так, по истечению срока ультиматума, Варшава должна была подвергнуться продолжительному артиллерийскому обстрелу и решительному штурму. А все, кто выжил бы в городе, получали бы по двадцать пять лет исправительных лагерей с поражением всех прав и конфискацией всего семейного имущества. Без скидок на пол, возраст и вероисповедание. Правда, несовершеннолетние при это отправлялись бы в монастыри, где и ждали бы подходящего срока для начала отбывания наказания.

Конечно, согласились на предложение Императора не все. Что вылилось сначала в попытку прорыва состава, а потом и в довольно скоротечную резню в самом городе, в ходе которой погибли оставшиеся радикалы… и революционеры. Но это, к счастью, осталось в прошлом. И теперь Гурко ехал по Варшаве к Старому замку. Там его ждали лучшие люди города, которые и должны были обратиться с прошением и первыми присягнуть.