Хмурый Император (СИ) - Ланцов Михаил Алексеевич. Страница 33

— Дядя Ёзя! — Крикнул знакомый девичий голосок.

Иосиф Владимирович обернулся на звук и увидел девицу — дочь своего соседа, Маришку, которую он знал уже много лет. Еще с тех пор, когда она была совсем ребенком. Милая девушка. Как жаль, что ей пришлось все это пережить. Он улыбнулся как можно более добро и светло, дабы ободрить. Но тут ее лицо перекосило злобой и, выхватив откуда-то из складок юбки револьвер, она вскинула его и выстрела. Один раз. Второй она уже не успела сделать, так как окружающие быстро ее скрутили.

Пуля, выпущенная из классического «бульдога», ударила Гурко в грудь и выбила из седла. Очень удачно, надо сказать, ударила. Прямо в довольно крупный крест Святого Георгия II степени, о который и расплющилась, распределяя импульс на значительно большую площадь. А ведь под ним была крепкая и упругая грудина. В общем — вышло больно, но не более того. Если бы в ее руках был не короткоствольный «бульдог», а нормальный револьвер, все могло бы оказаться намного хуже. А так — основной урон генерал получил из-за падения с лошади, а не от пули.

Пришел в себя он довольно скоро. Но его уже тащили на носилках в какой-то дом. Там осмотрели медики. И только после их вердикта об отсутствии каких-либо серьезных ран, ему получилось вернуться к важному делу. Отлежаться хотелось. Но город был важнее. Ведь до тех пор, пока горожане не обратятся с прошением и не принесли присягу, ультиматум не будет считаться выполнен. А значит и те составы с продовольствием, что стояли в нескольких часах пути, до Варшавы не дойдут.

— Где Маришка? — Поинтересовался Иосиф Владимирович у своего адъютанта, когда они уже почти подъехали к Старому замку.

— Повесили.

— Что?! Кто посмел?!

— Местные и повесили. Они в своем праве пока. А мы им не стали мешать. Думали — убила. В упор же стреляла. Да и долго ли дурное дело? На ближайшем фонарном столбе и повесили. У кого-то вожжи отняли, перекинули их через перекладину, да и вздернули. Даже руки вязать не стали. Так что она себе все горло расцарапала, пытаясь освободиться от петли. Долго она не могла умереть. Люди даже ставки начали делать — сколько протянет.

— Снимите ее, — потухшим голосом произнес Гурко.

— А нужно ли, Иосиф Владимирович? Она же вас хотела убить.

— Снимите ее! — Рявкнул он, а потом добавил вновь потухшим голосом: — И похороните.

— Слушаюсь, — козырнул адъютант и отправился отдавать распоряжения.

А сам Иосиф Владимирович Гурко медленно и как-то нехотя, через силу отправился принимать прошение и присягу. На душе у него было мерзко. От того, что сотворила Маришка. Он ведь знал ее с детства. Подарки дарил на Рождество. Тепло общался с родителями. А тут раз… и вот такой поступок. Но гаже всего было от осознания правоты Императора.

Там, в Зимнем дворце, он казался ему циничным мерзавцем, подпавшим под дурное влияние мерзкой книжки этого безбожника Макиавели. Но сейчас, после всего произошедшего, Иосифу Владимировичу, все не казалось так очевидно, как тогда. И принятие ультиматума, и резня, и поступок Маришки, и расправа толпы над ней. Оказалось, что он совсем не знал этих людей, хотя прожил среди них шесть лет. А молодой Император — знал и понимал куда лучше, чем он сам. Отчего становилось стыдно, больно, мерзко и гадко. Как так-то? Почему все это свалилось на его голову? За что ему это испытание?

Прошение он принимал как в тумане. Кто-то что-то говорил с важным и торжественным видом. Кто-то что-то отвечал. Кажется, даже он. А потом заиграл оркестр. Духовой преимущественно. Нет, не «Боже царя храни». Нет. Ту самую мелодию, что Иосиф Владимирович слышал на приеме у Императора.

— Как быстро успели переложить, — пробормотал он сам себе, качая головой.

— Что вы говорите? — Подобострастным тоном поинтересовался кто-то рядом.

— Говорю, что это первое публичное исполнение Имперского гимна, написанного лично Его Императорским Величеством. — Сказал и медленно побрел к своему коню. Разъезжать на коляске, несмотря на падение, он не стал. Не по статусу. Прошение и присяга лучших людей города приняты. Теперь ему требовалось объехать своих подчиненных, что по всему городу проводили аналогичные мероприятия для публики пожиже. А где-то фоном мелькали журналисты и редкие, но яркие вспышки фотокамер. Император заранее нагнал эту братию на станции, где они и дожидались капитуляции города.

«Интересно, Маришку в петле они тоже запечатлели?» — Пронеслось в голове у Гурко. И он решился в самом начале объезда сделать небольшой крюк, дабы осмотреть место трагедии. Девушка, к его чрезвычайному раздражению, все еще висела на фонарном столбе. Но какие-то люди уже суетились возле, подогнав подводу с пустым гробом и пару мужиков с лопатами. Значит не пропустили мимо ушей его приказ. И он вмешиваться не стал. Окружающие же истолковали это по-своему. Дескать, желал удостовериться, что мерзавка повешена…

Глава 9

1889 год, 5 октября. Париж

Император России Николай II свет Александрович решил навестить Всемирную выставку в Париже как частное лицо. Все-таки она была посвящена 100-летию Великой французской революции, а он — монарх. Из-за чего официальный визит был невозможен. Решил. Сделал. И прибыл в Дюнкерк на броненосном крейсере «Владимир Мономах» [5], который он задействовал в качестве своей персональной яхты. В конце концов тут и броня, и пушки, и вполне приемлемая по тем годам скорость — серьезный аргумент для любых желающих покуситься на августейшую тушку. Неофициально, естественно. Официально крейсер отправился в практическое плавание.

Немаловажным моментом стало и то, что Николай Александрович решил чуть-чуть поюродствовать в этом небольшом путешествии, приняв на время псевдоним со значением. В свое время Петр I находясь «анонимно» в Великом посольстве, представлялся урядником Преображенского полка Петром Михайловым. Вот Император и решил поддержать без оговорок Великого монарха старины в этой потехе. Урядников, правда, в Преображенском полку уже века два как не было. Поэтому он стал представляться фельдфебелем Николаем Александровым.

Зачем ему вообще потребовалось совершать этот визит? Все предельно просто. В силу польского инцидента обострились отношения с Австро-Венгрией. Посольства увлеченно начали жонглировать разного рода посланиями друг другу. А в воздухе отчетливо пахло озоном. Понятно, что прямо вот сейчас никакой войны не будет. Но все одно — требовалась подстраховка.

Россия, после предварительного расследования Варшавского восстания, потребовала от Франца Иосифа выдачи довольно приличного перечня лиц, «скрывавшихся» на территории этого государства. Среди которых, на минуточку, были и подданные двуединой монархии. Австро-Венгрия на это, разумеется, пойти не могла. Ее официальные представители сделали «умное лицо» и выкатили встречные претензии. Дескать, какого черта Россия засылает всяких разбойников и мерзавцев на благословенную землю Австро-Венгрии?

Увидев глухую стену непонимания, Николай Александрович обратился к Кайзеру Германии с предложением созвать международную комиссию для расследования этого инцидента. Да так обратился, что Вильгельм II не смог отказать. Ведь у Императора были на руках показания, дескать, «австрияки», готовили провокации и в германском Позене. Вот их-то наш герой и отправил в Берлин, в виде фотокопий, разумеется.

Позиция Австро-Венгрии затрещала по швам. Потому что Вильгельм, не ожидавший такой подставы от союзников, на создание комиссии, конечно, не пошел. Пока. Но начал задавать крайне неудобные вопросы.

Вот Император и поехал во Францию. К немедленному заключению союза это бы не привело. Однако могло стать прекрасным поводом для того, чтобы замять нарастающий кризис. Потому что Россия была решительно не готова к войне. Особенно с таким противником. Да и Германия, несмотря на громкие слова, тоже нуждалась в весьма продолжительной подготовке.