Ее чудовище (СИ) - Огинская Купава. Страница 19

На кухню вслед за мной неторопливо зашла хозяйка дома, чуть подволакивая ногу.

Судя по относительной свежести тела, лежавшего на полу, некоторой его целостности и еще слабоватому запаху, господин Ариш действительно вернулся совсем недавно. И обеспечил свою семью запасом мяса на несколько дней.

Эта семья никогда не отличалась общительностью, едва ли кто-то успел заметить их отсутствие, необычное и странное затворничество…

На кухне света было много, что позволило мне разглядеть развороченную грудную клетку мужчины, обглоданные ребра и валяющееся у его левой, хорошенечко погрызенной руки, лишившейся трех пальцев (пальцы валялись рядом — вероятно, в пищу, по мнению умертвий, они были непригодны), сердце, пожеванное, но еще относительно целое.

Даму Ариш я тоже смогла разглядеть: нездоровую бледность ее кожи укрывала корочка из потемневшей, засохшей крови, но подбородок и губы влажно блестели — видимо, своим визитом я отвлекла ее от трапезы. В некогда ясных синих глазах царила стылая пустота.

Медленно попятившись, я с замиранием сердца переступила через откинутую в сторону при падении господина Ариша, задеревеневшую после смерти руку. Опустила коробку с тортом на столешницу, рядом с тарелкой, хранящей остатки супа — холодного, затянутого пленочкой жира, и осторожно двинулась вдоль стола, ожидая, когда умертвие пойдет за мной.

И оно пошло.

Я мало что знала об оживленцах, но была уверена, что после смерти все мыслительные процессы прекращаются и власть над телом берут простейшие инстинкты. Даму Ариш сейчас вели совсем не инстинкты, она не ткнулась в край стола, пытаясь поскорее до меня добраться, вовсе нет. Умертвие неторопливо, будто крадучись, прошлось вдоль разделившей нас преграды, не отрывая от меня взгляда. Я медленно продвигалась вместе с ним, собираясь броситься к двери, когда разделять нас будет длинный край стола.

Поджилки тряслись… да я вся тряслась и уже начинала тихонечко всхлипывать; от страха и нервного напряжения я почти не чувствовала своего тела. Холодный страшный ком в груди обжигал острыми краями внутренности. Хотелось плакать.

Когда дама Ариш рухнула на пол, я сдавленно взвизгнула; когда она зашуршала по дереву, недвусмысленно намекая, что решила пролезть под столом, дабы быстрее оказаться рядом со мной, — бросилась к двери, чувствуя странное, нездоровое облегчение. По крайней мере, уже можно было действовать, не изматывая себя выжиданием подходящего момента.

Порывисто распахнув дверь, я вывалилась в прихожую, собираясь во что бы то ни стало выбраться из этого дома и обо всем доложить командору. Или капитану… или хоть какому-нибудь стражу. Хотя бы просто человеку в черной форме.

У семейства Ариш на меня были иные планы.

Мисси всегда казалась мне изумительно красивой девочкой. Тонкокостная и белокожая, с толстыми русыми косами и сияющими голубыми глазами, она была похожа на какую-нибудь фарфоровую куклу из тех, что можно увидеть на витринах некоторых магазинов Мастеровой улицы. Раньше она казалась мне девочкой из сказки… Сейчас с ног меня сбило искалеченное существо из кошмара с неуловимо знакомым лицом восьмилетнего ребенка.

Я хотела кричать от ужаса и боли, но весь воздух из меня выбило еще при падении, а расположившееся на мне создание всем весом давило на грудную клетку, не позволяя даже вздохнуть, не говоря уже о том, чтобы закричать. Маленькие, неожиданно острые зубы вгрызлись в мое предплечье. Повезло мне с реакцией, руку успела подставить в последний момент — перепачканное в крови умертвие целилось в горло.

Я слышала, как подволакивает ногу ее мать, смогла увидеть, запрокинув голову, как в перевернутом мире дама Ариш… вернее, то, что от нее осталось, расторопно поднявшись с пола, спешит к нам, желая приобщиться к трапезе. Край платья во время ее маневров задрался и зацепился за обломок кости перебитой правой ноги.

Жалобное и жалкое, сдавленное хныканье вырвалось из груди помимо моей воли. Мне никогда еще не было так страшно и так больно. Мисси жадно вгрызалась в мою руку, глубже вгоняя острые зубы в плоть, на грудь закапала кровь, быстро расцветая на влажной ткани блузы уродливыми красными цветами.

Мисси навалилась сильнее, привстала, упираясь ногами в пол по обеим сторонам от моих бедер. Увлеченная терзанием моей руки, она больше не прижимала меня к полу, это была ее непоправимая ошибка.

Я не медлила, у меня не было времени на осторожность – быстро согнув левую ногу, я уткнулась коленом во впалый, неожиданно твердый живот умертвия и толкнула что было сил.

По ощущениям, отлетая в сторону, на прощание Мисси вырвала из меня кусок мяса. Хрипло охнув, я не стала смотреть на рану, с трудом перекатилась на бок, потом на живот и непозволительно медленно поднялась. И тут же чуть было не упала обратно, с трудом удержавшись на ногах. Мир утратил былую четкость, но я все еще была его частью.

Дама Ариш протестующе захрипела, Мисси проворно подскочила с пола и уже готовилась броситься.

Любое промедление было для меня убийственным. И я не медлила.

С разбегу налетев на входную дверь, просто не сумев вовремя притормозить, на одно короткое мгновение я утонула в панике, представив, что она заперта.

Мисси недовольно зарычала, я слышала, как она сорвалась с места, дама Ариш продолжала подволакивать ногу, не отрывая от меня взгляда мертвых глаз.

Заперта дверь не была.

На улице все еще шел дождь. Тугие струи врезались в лужи, забавно вздуваясь пузырями и разбрасывая брызги в разные стороны. И я бежала по этим лужам, думая сразу обо всем.

О том, что меня могут не пустить к командору, о том, что меня могут не захотеть выслушать, отправят к штатному целителю и потеряют драгоценные минуты. О том, что дверь в дом семьи Аришей все так же не заперта.

О том, что Улиса непременно будет ругаться.

Рану саднило.

Лишь бы об этом не узнал Барон…

Дождь заливал глаза, я не видела перед собой ничего, кроме луж, по которым бежала. И когда с разбегу врезалась в кого-то, не сразу поняла всю непоправимую трагичность ситуации.

На плечи, не давая мне возможности отстраниться, легли теплые ладони.

— С нетерпением жду твоих объяснений.

Я обернулась — прежде чем осознавать неприятности, в которые попала, мне хотелось убедиться, что беда, куда опаснее злого Барона, не спешит следом.

Утопающая в дожде улица была пустынна.

Облегчение нахлынуло неожиданно и слишком рано. Его час еще не настал, но умертвий поблизости не было, зато был Барон, и это почему-то успокаивало. Если уж кому-то и суждено забрать мою жизнь, то пусть это лучше будет он…

Ужаснуться от этой мысли я не успела.

Меня встряхнули.

— Наказание мое, я же предупреждал о последствиях, — сказал Высший, как мне показалось, с сочувствием. — Неужели жизнь ведьмы утратила для тебя всякую ценность?

— Как… как вы здесь оказались? — прохрипела я, сама почти не слыша свой голос — его надежно перекрывал шум дождя, но Барон каким-то невероятным образом разобрал мои слова и молча, с непроницаемым лицом, двумя пальцами, будто брезгуя, ухватил меня за погрызенную руку, заставляя на нее взглянуть.

Клок блузы отсутствовал, вероятно его на память себе оставила Мисси, а в образовавшейся прорехе хорошо просматривались глубокие, страшные на вид раны — зубы умертвия легко пропороли кожу и основательно увязли в мясе… По руке, рукаву блузы и пальцам стекали холодные струи воды, едва розовой, легко разбавившей сочащуюся из раны кровь.

Как же не вовремя я о нем вспомнила.

Ноги мои подкосились.

Я не хотела, чтобы Барон обо всем узнал, но он узнал, и я не имела понятия, что мне делать.

Все слишком сильно запуталось.

— Упадешь в обморок – я сверну ведьме шею, — зло пообещал Высший, подхватывая меня и удерживая на весу. Он был мокрый и злой, и я ему безоговорочно верила.

Пока я пыталась отдышаться, удержаться за этот мир, не сорвавшись в беспамятство, и хоть как-то угнаться за происходящим, вздрагивая от холодных дождевых капель, Барон еще раз, внимательнее, осмотрел мою руку: