Выбор пути (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 32

— Нечисть! — эхом откликнулся Прошка — Тьфу!

— Мда… оказывается у меня тут целый зверинец! — пробормотал я, и три потока неприязни коснулись моего мозга — Ладно, помолчите все! Пока не спрошу! Кстати, как там тебя… Охрим! Ты где вообще прятался все это время? Правда что ли под печкой?

— Врут, мерзавцы! Мы, домовые, можем быть невидимыми, когда хотим. Глаза отводим.

— Ты сказал, что в доме с самого его рождения… тогда скажи — откуда ты взялся? Откуда вы беретесь, домовые?

Прошка и Минька мерзко захихикали, и кто-то из них изобразил звука выпускаемых газов. Я показал им кулак, и бесы заткнулись. Похоже, что они знали что-то такое, что было чем-то вроде как постыдной тайной. В их эмоциях ощущался привкус веселья, предвкушения и злорадства.

— Не знаю я… — пробормотал Охрим, тяжело вздыхая — Неизвестно, откуда берутся домовые. Появился дом — появился я. Бывают дома без домовых, не образуются они там. Бывают с домовыми — вот как этот. И никто не знает, откуда мы беремся. Врать не буду — думал над этим, но ни к чему не пришел. Вот так, паря!

— Он как таракан — заводится! — снова мерзко хихикнул Прошка — От грязи!

— От грязи! — повторил Минька, и снова «пукнул». Охрим же вдруг матерно выругался, и попытался ударить Прошку довольно-таки увесистым кулачищем. Прошка легко увернулся, и Охрим остался стоять рядом со мной, тяжело дыша и тараща темные, практически черные глаза без белков. Да, точно нечисть… но судя по прочитанным книжкам — полезная нечисть. Если найти с ним общий язык.

— А чем питаешься, когда людей нет? — снова взыграл во мне интерес естествоиспытателя — ты же вроде и хлеб ешь, и молоко пьешь. А когда нет хлеба и молока, что ешь?

— Все он жрет! — радостно ухмыльнулся Минька — мышей лопает — только треск стоит! И крыс жрет, прямо с хвостами! И жуков с тараканами! Нечисть, как есть — нечисть!

— Мне что, с голоду умирать? — нахмурился Охрим — Ем, чо уж… или в спячку впадаю. И за людьми подъедаю, да. Вот ты оставил на сковороде немного картошки — я и поел! Мне и хватило! И сковороду вылизал! Чистая ведь была? Лучше чем теркой отдраил!

Меня чуть не затошнило. Оказывается, все это время я ел из мисок и кастрюль со сковородами, которые вылизывал представитель сонма нечисти! О господи… так и представляю, как он с хлюпаньем вылизывает мои тарелки! И воды не надо… все равно как собаке отдал вылизать! Где там, на востоке так делают? Дадут собаке вылизать, а потом с этим тарелок едят. Воды-то для мытья посуды у них нет, пустыня!

— Вот что, Охрим — скомандовал я изменившимся от волнения голосом — Больше не надо вылизывать сковороды (гыыы… — заржали оба беса). Ты их водой мой, эти сковороды. И всю посуду. А я тебе буду ставить в печь миску с молоком, и класть свежего хлеба. Только пообещай, что не будешь вылизывать, ладно?

— Ладно — пожал плечами повеселевший домовой — Иногда так ты прижигаешь к сковороде, что языком и не уберешь! Приходилось ногтями соскребать, и только потом вылизывать!

Он показал мне несоразмерно большую кисть руки, и я посмотрел на его желтые, острые, как у кота когти. И снова представил — вот он скребет когтями сковороду, вот он облизывает свои когти, вот он лижет сковороду, оставляя на ней липкий слюнявый след. Бррр…

Нет, я так-то не сильно брезгливый, военный человек вообще не имеет права быть брезгливым — на войне всякое бывает! Но чтобы мои тарелки после меня вылизывала неизвестная нечисть, именующая себя домовым… это уже слишком. К этому я не готов.

— Договорились! — подытожил я, и переходя к делу, спросил — А теперь кто мне расскажет, что тут спрятано по ящичкам? Как определить, где и что лежит?

Я окинул взглядом стену, состоявшую из множества выдвижных ящичков, и подумал о том, что мне не в жисть не разобраться в этом хозяйстве. Ящиков было так много — не менее сотни — что становилось ясно, что без какого-либо каталога тут не разобраться. И если его нет, надеяться можно только на помощь моих брехливых помощников.

— Хозяин, мы не знаем точно, где что лежит — осторожно начал Прошка, и его поддержал Минька:

— Когда тебе что-то понадобится, ты просто скажи нам, а мы попробуем найти ЭТО по запаху. У нас нюх тренированный, почище, чем у собак! Хозяин нас хвалил!

— За то их и держал — проворчал Охрим — Больше-то от них проку никакого, только озоровать да людям пакость учинять! Гады, одно слово!

Оба беса медленно, как два волка к добыче, двинулись к домовому. Тот сжал огромные кулачищи и ухмыльнулся:

— Хотите попробовать как всегда? Давайте, охломоны! Давно я из вас дух не вышибал! Ну-ка, ну-ка!

— Цыц! — крикнул я как можно более грозно — Всем стоять, бояцца! Ишь, разбушевались! Чтобы тут, дома, никаких баталий! Чтобы все были тихие, благостные и забыли распри! Вы все мои слуги, и должны жить мирно! И помогать мне! Вот спалю нахрен этот дом, и куда вы денетесь? Ты сразу сдохнешь (я указал на Охрима), а вы будете вечно сидеть на пустоши и питаться случайными эмоциями! Голодные и холодные! Вам это надо?! Тогда заткнитесь и живите! И не мешайте мне. Я буду осматривать лабораторию.

— Прежний хозяин эту комнату тоже так называл — лаболатория! — с удовольствием повторил Охрим — Говорил, что он тут опыты проводит!

— Вот-вот… и не мешай мне проводить опыты — буркнул я, и снова осмотрелся по сторонам.

Мне тут нравилось. Пахло травой, химикатами, чем-то неуловимо приятным, пряным — сразу не поймешь чем именно. Пряный запах щекотал нос, не не так сильно, чтобы это вызывало неприятные ощущения.

Одна стена от пола и до потолка была занята ячейками, похожими на ячейки в банковском хранилище. Узкие выдвижные ящички, на каждом из которых написан свой номер, и этих ящиков в комнате длиной метров семь или восемь было много. Очень много.

Я выдвинул несколько ящиков — на пробу. Один был до половины заполнен семенами какой-то травы, в другом — истолченный в порошок минерал. Третий был почти пуст, и только в дальнем конце его лежал пучок травы, высохшей до рассыпания в порошок. И так — во всех ящиках, которые я на пробу выдвинул.

Вся эта «картотека» была сделана любовно, умело, опытной рукой, и когда я спросил у домового (к которому честно сказать я почему-то испытывал в сотни раз большее доверие, чем к бесам), тот с нескрываемой гордостью ответил, что сделал это сооружение последний хозяин, который любил и умел работать с деревом. И он же сделал и полки на другой стене, и длинный тяжелый стол, лишенный какой-либо покраски, если не считать покраской многочисленные пятна и ожоги, покрывающие столешницу практически по всей ее поверхности. Могучий стол, из темного дерева, наверное — дуба. Отполированный, ошкуренный, без изысков, практически вечный — если его нарочно не ломать.

На столе — большая стеклянная спиртовка, рядом — керосиновый (или бензиновый?) примус, я такой видел только в кино (из похожего булгаковский кот Бегемот пил бензин для залечивания своих ран).

Много реторт и колб разного размера и конфигураций. Целое богатство, достойное химического кабинета университета! Колбы стояли на столе, на полках, вделанных в стену, даже на полу. Зачем бывшему хозяину столько колб — это загадка. Прямо-таки коллекционер колб какой-то, а не колдун!

В углу десятилитровая стеклянная бутыль со стеклянной же пробкой. Подошел к ней, выдернул пробку, понюхал… да это спирт! Чистейший спирт — полная бутыль!

В противоположном углу еще два бутыли. Неужели тоже спирт? Закрыл эту, подошел к двум бутылям, открыл, понюхал… нет, это керосин и бензин. Кстати, неужели за десятки лет эти летучие жидкости не испарились? Пробки-то совсем не такие уж и годные для того, чтобы уберечь жидкость от испарения! Ладно бы там резиновые, но стеклянные? Неужто так притерты к горлышку? Или это такая магия? Хотя резиновые за такое время точно бы развалились. Или бы их разъело. А вот стеклу пофиг бензин.

Толку-то рассуждать — есть факт, и его надо принять. В жизни вообще многое надо принимать, или не принимать — как веру в бога. Ты никогда не сможешь доказать его отсутствие, как и его наличие. Так какого черта ломать копья в бессмысленных спорах? Только дураки спорят о том, существование чего, или отсутствие доказать абсолютно невозможно. Я — не дурак.