Выбор пути (СИ) - Щепетнов Евгений Владимирович. Страница 47

Честно говоря, не таком уж и долгом — ну максимум пять сотен метров пройти, но их надо еще пройти! Это как если бы ты ехал на заднеприводных «жигулях» по проселку, и не доезжая до асфальта буквально двадцать метров попал на участок, который только что прошедший дождь превратил в сущий каток. Вроде и рядом, рукой подать — а не доедешь! Таскает машину по размокшей глине, разворачивает то боком, то задом, отбрасывает назад по склону, и вожделенная цель не приближается ни на шаг!

Что в этом случае делать? Ждать когда тебя вытолкают на асфальт сердобольные водители попутных машин или подцепит на буксир вот такой же агрегат, который стоит сейчас возле моего забора. И лучше в будущемсразу пересесть с «жигулей» на подобный аппарат — если ты собираешься жить в деревне и хочешь всегда добираться до своей вожделенной цели.

В общем, аллегории аллегориями, но выложив копчености, подаренные нежадным Самохиным, я выхожу из дома и сажусь в свой «пепелац» — теперь меня никто не сможет остановить — кроме противотанковых ежей и толпы кикимор, бросающихся под колеса автомобиля!

Перед тем как уйти, отрезал по кусочку колбасы и грудинки, а также сала и свежего хлеба, и все это поставил на стол для домового, торжественно объявив, что это все для него, Охрима. За что и был удостоен басовитым: «Благодарю, хозяин!».

Если я что-то и помню о домашней нечисти, то это то, что с домовым обязательно нужно поддерживать хорошие отношеня. Тварь эта по большей части безобидная, людям не показывается и если пакостит, то лишь по мелочам, но очень уж вдохновил рассказ моих бесов о грабителе, который оказался в печке — то ли мертвый, то ли живой. Безобидная она, или нет — но все-таки нечисть, и пусть эта самая нечисть относится ко мне хорошо. Тем более что для того больших усилий прилагать и не нужно. Просто покорми хорошей едой, да поддерживай свой дом в должном порядке.

Пока ехал по деревне, ничего со мной больше не случилось — никто не остановил, никто не потребовал наведения правопорядка. И слава богу. Что-то я сегодня слишком заработался. Нельзя так уж резко очертя голову бросаться на охрану общественного порядка — «если хочешь поработать, ляг поспи, и все пройдет».

Дом Маши был добротным, и даже кирпичным — из красного кирпича, и похоже что сделанного не в советское время. Сразу вспомнился бывший господский пруд и фундамент за магазином — похоже, что этот кирпич происходит именно оттуда. Не берусь судить того, кто построил этот дом, но лично я поостерегся бы брать для строительства своего дома кирпич оттуда, где когда-то произошла большая трагедия, были убиты невинные люди.

Кто-то может сказать, что эти самые баре были угнетателями, что они совсем не невинны, что народ имел право воткнуть в животы их девчонок грязные навозные вилы, но вот что я скажу этим пламенным революционерам: а не пошли бы вы нахрен с такими вашими «гуманистическими» идеями о построении светлого будущего через убийство детей! Я никогда не поверю, что девочки-подростки занимались угнетением крестьян и заслужили такую страшную, мерзкую смерть.

Хмм… а почему это я вдруг вспомнил об убиенных девчонках? Почему перед глазами у меня всплыли эти мерзкие картинки? Плачущая девочка в кружевной рубашке, лежащая на земле, гогочущие пьяные небритые рожи, нависающие над полудетским телом, и вилы… Рукоять этих вил темная, отполированная мозолистыми руками, и стоят эти вилы торчком, воткнувшись в землю почти до самого основания. Почти — потому что до конца им войти в нее не дало обезображенное тело молоденькой девчонки, с удивлением разглядывающей небо мертвыми голубыми глазами.

Меня аж передернуло! Вот же черт! И привидится же такое! Насмотрелся всякой псевдоисторической дряни в глупых сериалах, вот и мерещится всякое-разное!

А внутренний голос говорит: «Нет, братец Вася… ничего тебе не привиделось!». Все так и было. Прими это, как данность.

Я переборол себя и постучал в дверь, выкрашенную голубой веселенькой краской. Настроение было безнадежно испорчено. Теперь я хотел только одного — проверить объект надзора и уйти отсюда как можно дальше. Плохой дом! Очень плохой дом…

— Входите, открыто! — услышал я знакомый голос, толкнул дверь и вошел в светлый коридор, или скорее на крытую веранду, окна которой выходили прямо в сад. Окна были открыты, а за круглым столом, накрытым светлой бежевой скатертью, сидела Маша и смотрела на меня удивленным взором своих прекрасных зеленых глаз. Перед ней на столе стопка тетрадей, стопка листов формата А-4, и всякая всячина из числа обычных канцелярских принадлежностей. Картина художника Репкина: «Учительница за работой».

— Здрасте… — слегка растерянным голосом протянула Маша — Какими судьбами? Я вроде пьянство не нарушала и хулиганство не осуществляла? Или пришли меня навестить по другому поводу?

Я посмотрел на девушку, сидевшую на фоне цветущего сада, и мне вдруг показалось, что вокруг ее коротко, по-мальчишески постриженной головы заклубилось небольшое светящееся облачко. Совсем маленькое, похоже было на то, как если бы это солнце расцветило своими лучами растрепанную копну тонких волос. Я моргнул, и свечение исчезло, как будто его и не было вовсе. Что это такое? Может я наконец-то стал видеть ауры людей? Продолжается мутация? Может и так. Если верить ведьме (а в этом я ей верю) — когда-нибудь это должно было произойти. Так почему же не сейчас? У меня все получается как-то вдруг… ни с того, ни с сего.

— Так просто… навестил! — пробормотал я, не сводя глаза с милого лица девушки — разве нельзя?

— Ну почему же нельзя… можно! — улыбнулась она, показывая белые, будто искусственные зубы — И не смотрите вы так на мои зубы! Настоящие они, настоящие! С детства такие белые и крепкие! Мама говорила, что ходила к бабе Нюре, когда я мучилась с зубной болью, и выпросила у нее снадобье для зубов. Вот теперь у меня такие зубы. Хоть гвозди перекусывай! Ну что так смотрите? Да не верю я в эти штуки! Просто генетика такая! А то, что мама к бабе Нюре ходила, да меня таскала к ней — так это все наши женщины к бабкам ходят. Мракобесие, я же говорю.

— Мракобесие? — я посмотрел в спокойные, безмятежные глаза Маши, слишком безмятежные, чтобы быть нормальными — Вы на самом деле не верите ни в проклятие, ни в порчу, ни в то, что вещи имеют память? Обычно девушки склонны к такой вот мистике, особенно — если…

Я замолчал, но Маша как ни странно меня поняла:

— Особенно если у них не сложилась жизнь? Это вы хотели сказать? Жениха выбирают, гадают — да?

— Ну… да! — сознался я — Ничего плохого в этом не вижу. Это как к психоаналитику сходить. Поговорит бабка, пошепчет, наобещает всего самого лучшего — и у девушки на душе станет полегче. Разве это плохо?

— Хмм… — Маша задумалась — Я с этой стороны как-то и не рассматривала. Может вы и правы. Но это все для слабых женщин. Сильные справятся и без наговоров, без бабок-кликуш!

— С чем справятся?

— Ну… со всем справятся! — удивленно подняла брови Маша.

— Дом у вас кирпичный — перевел я разговор — Когда его построили, не знаете? Просто все дома тут деревянные, а ваш кирпичный. Да еще и кирпич какой-то странный, старинный. Но кладка не старинная. В старину клали с известкой, а тут — цемент.

— Ух ты, так вы специалист по кладкам! — улыбнулась девушка — Точно, этой мой дедушка строил! А кирпич взял с развалин, что за магазином! Часть того кирпича на коровник пустили, в колхоз, а часть он себе взял — вот, дом построил! Крепкий, на века! Не то что деревянные халупы!

— Он долго прожил, ваш дедушка? — рассеянно спросил я, оглядывая светлую веранду, находиться на которой мне было почему-то не очень уютно. Гнетущая какая-то атмосфера, точно. Тревожно.

— А почему вы спросили? — Маша насторожилась и внимательно посмотрела мне в лицо — вы как бабка Нюра… Мама рассказывала, что бабка кликушествовала — мол, не трогайте этот кирпич, он нехороший! От него беда будет! Проклятый он! Кровь на нем! Ох, уж это мракобесие…

— Так долго ли прожил ваш дедушка? Что с ним случилось? — продолжал настаивать я.