Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна. Страница 36

Мастер говорил еще. Про то, что на Осенней речи говорят эльфы побережий, испорченные людьми, а Весенняя речь — язык восточных холмов. Осеннюю речь придумали торговцы шелком, рабами и серебром, а люди переняли ее в полном объеме уже после. Долго перенимали, поскольку люди только плодятся быстро, а учатся медленно. На Осенней речи теперь говорят при дворах всех королевств и пишут законы и историческое сочинения. Весенней речью написаны стихи и заклинания.

Он горячился и делал руками резкие жесты, лицо его прибавило красок (или это так расцветило догорающее в чаше масло), а глаза были теперь черные с рыжими искрами. Я взяла его за камзол на груди. Мастер тут же замолк.

От него пахло фруктами и шишками, но только чуть, а больше — колодезной застоявшейся водой и дымком. Обычно после выпивки целовать противно, а тут…

Я не успела объяснить, что не имела в виду ничего эдакого, а поддалась порыву дружеских чувств и благодарности за общение, как Мастер придержал меня за затылок — мягко, но настойчиво, и отстраниться не дал.

Когда губы его переместились на шею, а мои руки — ему на спину, я вспомнила, что нас, вообще-то, ждут.

— Подождут, — пробормотал Мастер в кожу под ухом. От горячего его дыхания и голоса по всему телу прошла сладкая волна. — Мы принесем выпивку. Нам не станут предъявлять никаких претензий.

Я решила, что отдать ответственность полезно и приятно, и если что, виноват пусть будет он. Запустила руки в волосы, шелковистые, но спутанные. Сама не заметила, как стала разбирать их, распутывать прядки, а Мастер шумно дышал, стискивал платье у меня на пояснице и тихо стонал мне в плечо, когда я задевала уши.

— Наверху есть кровати, — прошептала я.

Мастер замер, уткнувшись носом у бретельки.

О, только не говорите мне, что у эльфов вот это — не прелюдия, а что-то совсем другое. Посвящение в эльфийские пионеры. И мне придется долго объяснять, что я имела в виду и чего хочу, а он будет глядеть на меня, как на извращенку.

— Все в порядке? — поинтересовалась я, когда он через несколько секунд и не думал отмирать.

— Все великолепно, леди, — сказал Мастер сипло. — Вы не спросили позволения, верно?

— Вашего? Гкхм, извините, — я с сожалением убрала руки из его волос, отстранилась, заглянула в лицо. — Вы разрешаете? Я из тех людей, которые ничего не понимают в местном этикете. Простите, это было невежливо. Да, действительно, следовало сначала…

Мастер засмеялся, а я окончательно перестала что-либо понимать.

— Не моего позволения, леди, — сказал он. Обнадеживало, что талию мою он из рук не выпустил. — Королева Рихенза наследует все имущество супруга, и… тех, кто в вечном услужении — в частности. Если гость королевы желает развлечься…

Меня передернуло. Я крепко взяла его за воротник камзола и целовала рот, подбородок, скулы и щеки, пока не надоело неловко сталкиваться носами. Руки Мастера приятно легли ниже.

— Да?.. — спросила я шепотом.

— Д-да, — сказал он. — Пожалуй. — Усмехнулся. — Чудовищно неприлично получится.

— Какой кошмар, — сказала я, забравшись пальцами ему за уши. Он переглотнул, выдохнул прерывисто. Ага, стало быть, вот тут.

Масло кончилось и огонь затух, а Мастер не позаботился зажечь его снова. Нам хватило и маленького лепестка пламени, чтобы видеть, куда ступаем по скрипучей лестнице.

Глава 8

Торопливо не означает — плохо.

Особенно когда партнер знает, что делает.

Мастер знал, и знал также то, что горячая вода необходима не только после, но и до. На бадью ушел комод, распался на доски и собрался посреди комнаты, потеснив остальную мебель. Вода чуть отдавала колодцем, но это было ничего.

Начали прямо в бадье. Сначала я была настороже, поминутно сравнивала, чтобы убедиться, что это не похоже на то, что происходило в комнатах Марха Мэлора. А потом перестала сравнивать. Предыдущее казалось сном, как и все мои здесь злоключения, когда я просыпалась поутру. Добрые полчаса каждое утро я привыкала к тому, что все это взаправду. Все было — другое до той степени, что становилось временами нереально, зыбко.

А сейчас все было осязаемо и правильно. Потому что, думала я, это самое простое, что знает наш мозг. Самое насущное: поесть, найти убежище и изведать другую особь. Поэтому, даже если еда вредная, а особь совершенно тебе не подходит, все равно тянет, и никуда не деться. Если увидеть еду и почувствовать ее запах.

Если особь — привлекательная и с нею есть, о чем поговорить.

Из мозга, в конце концов, это не вытравишь, думала я, впиваясь Мастеру в затылок, когда он целовал мою грудь. В другие времена мешает. Сейчас — в самый раз.

Тем более, Мастер отлично знал, что и как делать.

Люди (и эльфы), которые знают, с какого краю браться за женщину, оставляют тебя распластанной на простынях и с дурацкой улыбкой. Я погладила простыни. Шелк с вышивкой… м-м. Погладила спину Мастера, который сидел на краю и, кажется, дремал. Как студент на лекции.

— Приезжайте ко мне, — промурлыкала я. — Я вам не только оладушек нажарю.

Мастер что-то лениво пробормотал, встал, потянувшись, откинул волосы за спину и принялся делать новую бадью. Старая развалилась, когда ему стало не до нее, рухнула на пол досками, вода поползла широкой лужей и утекла в щелястый пол.

Я перевернулась на бок и наблюдала. Было тепло, уже разошелся холод, который свернулся внизу живота, когда я сказала, что отпрысков мне не нужно, а Мастер понимающе кивнул и сказал, что заклинание это очень простое и чуть ли не первое, какому учат придворных магов.

До чего же человек простое существо, думала я, наблюдая, как двигаются его лопатки и мотаются по спине волосы. Щекотные. Меня всю исщекотал. Я потянулась, оперлась на локоть. Простое… иногда нужно сдаться, чтобы не тратить всю волю на борьбу. Удовлетворить древнее, неискоренимое — и быть по-тупому счастливым полсуток.

— Я сделаю вам зелье, — сказал Мастер. Протянул руку, словно приглашая на танец. Я взялась, поднялась с постели, и шелковые простыни тут же пропали, остался голый остов и труха. — А лучше просто покажите ему грудь.

Я посмотрела на свою грудь, потом на Мастера. Тот улыбнулся, шевельнул пальцами, вдоль стен вырос, как грибы, еще с десяток свеч.

— Вы полагаете? Он раньше не реагировал.

— А вы раньше показывали?

Я забралась в бадью, и Мастер за мною. Вода парила и пахла травами. Сейчас бы вымыться и спа-ать, но нас ждут. Наверное, уже записали в мертвецы.

— Ну ведь мы мылись все вместе, видели друг друга обнаженными, — пробормотала я, растирая себя влажными ладонями.

— Одно дело — полная нагота для мытья, — сказал Мастер, спрятавшись в воду по подбородок. — Совсем другое — частичная и намеренная. Поверьте, Эвин поймет намек.

— Все равно, сделайте зелье.

Мастер кивнул и окунулся целиком. Волосы его плавали в воде, извивались, как тонкая лапша в кипятке.

Он вынырнул, отфыркнулся и сказал вдруг:

— Благодарю вас, леди. Это было приятно — напоследок.

— Ну, ну, не надо так мрачно. Лучше скажите, все эльфы… глядят в обе стороны?

— Что?

— Пьют из двух кубков? — я сделала похабный жест бровями. — Не против и стрелы, и зеркала? Опыляют и тыквы, и огурцы?

Когда Мастер понял, он смеялся так, что вода плескала на пол, и просил еще. Я вспоминала и придумывала эвфемизмы к "пасти и жеребцов, и кобылиц", пока не иссякла фантазия.

Мастер утер слезы, выдохнул и сказал дрожащим голосом:

— Кому и стоило заняться стихосложением, так это вам, леди. — Выдохнул еще раз, мотнул головой, отодрав от спины влажные волосы. — Отвечая же на вопрос: да. У нас считается здравым желать кого-то потому, что нравятся его мысли и дух. Тело… вторично.

Я кашлянула и, поскользнувшись два раза, встала, перевалилась через край бадьи. Жарко. Вода горячая. Вот и румянец. Ничего такого.