Случайные люди (СИ) - Кузнецова (Маркова) Агния Александровна. Страница 37

На улице, когда мы, нагруженные бутылками, выбрались наружу, было совсем темно. Носился беспокойный, полный подвывания и треска ветер, качал кусты и траву. Мастер втянул голову в плечи и сказал идти быстрее.

Мы вышли на улочку, что вела к площади, я между домов заметила, что в окнах магистрата поблескивает свет. Тепло воды и приятного занятия быстро из меня выходило, его уносил стылый ветер, который налетал теперь порывами, и вой усиливался, словно дирижера слушался и хор, и группа сценических эффектов. Я обрадовалась этому чувству: все ненастоящее. Все — театр, и все понарошку. Даже если что-то случится с этими людьми (и нелюдьми) — ничего, это все мне видится.

Ветер трепал наши волосы, мы шли торопливо, как могли, боялись споткнуться и грохнуть бутылки: единственное наше оправдание. Мастер, ругаясь под нос, не стал обходить чашу фонтана, а взобрался на край и пошел по нему, наступая на веревки вьюна.

Не следовало, наверное, подумала я. Влипать. Даже если все окончится хорошо. Для меня хорошее окончание — это прощай местное безумие, здравствуй дом. Мой счастливый финал не включает никого больше. Так что и не надо бы привыкать.

Не будь размазней, сказала я себе. Первый раз, что ли? К тому же, Мастер прав, и в обстановке войны и чертовщины, когда выворачиваются наизнанку самые жизнь и смерть, любая радость может быть "напоследок".

— Вы помирать, что ли, собрались? — недовольно спросила я его в спину.

— Всеми силами буду этого избегать, — пробормотал Мастер. Его нога запуталась в траве, он дергал ее, стараясь не потерять башмак.

Снова налетел ветер, над головой грохнуло так, что я аж присела.

— Ч-что это?

— Это, леди, гром. Не бойтесь. Когда начнется настоящая гульба, вы ни с чем ее не спутаете.

Спасибо. Утешил.

Здание магистрата от недолгого присутствия нашей компании сделалось жилым. На чистой кухне (намного более чистой, чем я ее оставляла) хлопотала Полла и грелся, протянув руки к очагу, сэр Эвин. Он хмуро оглядывал нас с минуту, как полковник каких-нибудь секретных служб разглядывает потенциальных предателей родины. Потом, когда мы выставили бутылки на стол, долго принюхивался. Кажется, не пахло, проясняющее голову заклинание Мастера работало и в эту сторону. Очень удобно, только у меня начало колоть печень. Мастер шепнул, что это ничего страшного, пройдет. Мы пили не так много. А бывали и люди, которые вливали в себя полбочки, приказывали отрезвить и выпивали вторую половину. И умирали потом.

Спасибо, утешил — дубль два. Я потерла правый бок и решила помочь Полле, пока сэр Эвин, бросая в мою сторону еще более грозные, чем обычно, взгляды, поволок Мастера отчитываться перед королевой, где мы шатались и кто позволил отсутствовать так долго.

Он прихватил с собою одну из бутылок, и я знала, что все будет в порядке. Победителей не судят, добытчиков сокровищ не судят тем более.

— Вы пропустили обед, — сказала Полла, обстукивая о край котла большую деревянную ложку. — Нужно теперь подождать, пока сготовится.

Я почувствовала, что чудовищно голодна. Жалобно, как могла, попросила остатков. Полла сочувственно ответила, что остатки все подъели, она хотела сохранить, но у нее изъяли.

— Какая несправедливость, — пробормотала я.

Полла поддела ложкой и шлепнула в миску большие костистые куски… чего-то. Кого-то.

— Если это не уронит вашего достоинства, — сказала она смиренно, — отделите кости, покорнейше прошу.

Я усмехнулась. Знаю я этот смиренный тон, таким лучше всего поддевать. А глаза хитрые-хитрые. Полла поправила рукав рубахи и отвернулась.

— Я не белоручка, — сказала я. Приняла миску с исходящими паром деталями некоего животного и поискала глазами нож. — Я не единожды это доказывала. Так что не уронит. В честном труде достоинства больше, чем в том, чтобы охранять маникюр.

Полла не поняла. Слова "маникюр" Осенняя (как я теперь знала) речь в себе не содержала. Я заменила его на "белизну рук". Полла подала мне нож и сказала тихо, что люди благородного сословия говорят так иногда. А те, кто работает по-настоящему тяжело и честно, чаще всего воздерживаются.

Я покраснела и занялась делом. Мы с Мастером отпускали тосты и вели беседы, пока тут происходила жизнь и быт. Так что не Софье Димитровой говорить про белорукость. Я вздрогнула, подула на пальцы, сунула в рот. Горячо, зараза.

Сэр Эвин начал сверлить меня взглядом с того момента, как королева благословила трапезу и все расселись в местном зале для совещаний. В ратуше не нашлось столовой, а зал — был, похожий на тот, что показывают в новостях, когда министры сидят вкруг и говорят по очереди. Мы с Поллой сидели по правую руку королевы, мужчины — по левую. Сначала я думала, что дело в половом признаке, и даже нафантазировала себе, что, будь на месте королевы — король, по правую руку сидели бы мужчины. Но Полла шепнула мне как-то, что одесную правителя — место, во-первых, людей, а не полукровок и тем более нелюдей, во-вторых — благородного рождения. Сэр Эвин и Мастер — ни то, ни другое.

Когда я бралась выяснять, какого рождения Полла, она краснела, пыталась прикрыть и без того прикрытые ключицы и не отвечала. Камеристка королевы… уж наверное, туда не берут дворовых девок. А Мастер говорил, что отец ее использовал для чего-то. Для этих знаков, что на ней написаны, очевидно. И кто у нас папенька?..

Вино тоже разливала королева. Мы с Поллой стащили со всей ратуши разномастные сосуды, а Мастер сделал из них тарелки с позолотой и бокалы с узорами на боках. Вот же странное это дело: бытовая магия. Очень приятно, но обойтись можно без особых проблем, особенно в обстоятельствах похода. Нужнее была бы какая-нибудь находительная-нужных-тропинок магия или боевая… которую Мастер продемонстрировал и так. Я сообразила, что пялюсь на него уже какое-то время, уткнулась в тарелку. Сэр Эвин нахмурился еще больше, я заметила краем глаза и решила не бесить его дальше, а то брови окончательно соединятся с переносицей, а пластической хирургии тут пока не изобрели, чтобы разобрать их по своим местам.

На сон устроились в одной комнате, к двери притащили стул, на котором должен был устроиться караульный. Мастер сотворил сверху мягкую подстилку, и я подумала, что, кто будет сидеть ночью и бдеть, должен будет прилагать особые усилия, чтобы не уснуть. У нас первый раз за долгое время была крыша над головой, было сухо и относительно тепло. Тихо, если не считать подвываний на улице. И в целом — цивилизация.

Я глядела, как Мастер превращает ковры в одеяла, а на коже зудело беспокойно, и, оглянувшись, я поняла, почему: сэр Эвин снова неодобрительно на меня зыркал. Я вернула взгляд, развела руками. Мол, что? Что такое? Сэр Эвин сделал рот ниткой, отстегнул меч от пояса, сел на стул, поставил меч между колен и уставился на гобелен с изображением вельмож на пиру.

Улеглись. Полла — с королевой на кровати из переделанных книжных полок, Мастер на полу, завернувшись в одеяло, как шаверма, и я рядом. Подушками тут не пользовались, я попыталась уснуть на собственной руке, как обычно в походах, но это мне не удалось: повеяло ветром цивилизации, организм моментально захотел все удобства назад. Я повертелась, покряхтела, встала, подобрала одну из сваленных у стены книг, завернула ее в плащ, сунула под голову. Жестковато, но лучше. Перевернулась на другой бок. Лицом к лицу со спящим Мастером.

Но Мастер не спал, глядел сквозь сумрак комнаты глазами, распахнутыми так широко, словно выпил две кружки кофе подряд и заполировал энергетическим напитком.

— Вы чего не спите? — шепнула я. Подвинулась вместе с одеялом ближе.

Мастер отвлекся от созерцания пустоты и пыли веков, что плотно стояла в комнате, сколько он ее ни жег, поморгал, шепнул:

— Слышите, леди?

Что-то по-прежнему подвывало, и в такт звукам что-то трещало едва-едва слышно, словно в воздухе собиралось статическое электричество. Я напрягла слух. В углу заскребло. Я сжалась, посмотрела туда. Мастер ткнул пальцем, с него сорвалась искра, распугала в углу тени и спугнула белку, которая шмыгнула по полу, на стену и пропала под потолком. Какие наглые животные, людей боятся еле-еле.