Одной ночи достаточно (ЛП) - Вулрич Корнелл Айриш Уильям. Страница 12

У меня непроизвольно дернулись веки, но лицо осталось неподвижным.

Ева вышла медленно, как будто не было у нее необходимости идти туда, куда направлялась. Еще медленней девушка развернулась, закрыла за собой дверь и спустилась с лестницы.

На меня она даже не взглянула. Глаза опущены, веки полузакрыты. И не обратила внимания, что шофер — другой… Да и как она могла это заметить, если не смотрела на меня? Наверное, видела меня, как видят нечто расплывчатое через зеленое стекло. Ее фигурка, спускающаяся по лестнице, отпечаталась тогда в моем сердце и осталась там навсегда.

На ней было кремовое платье до колен, из тех, которые одеваются как рубашка. Вокруг талии — узкий поясок. Косынка на голове полностью скрывала волосы и была завязана на два узла по обе стороны лица с торчащими кончиками, что делало Еву похожей на котенка с маленькими ушками. Правая рука украшена прекрасным бриллиантом.

Мысленно я проговорил: «Тут все ясно. Красивая и совершенная снаружи, а внутри — опилки».

— В город, пожалуйста, — тихо сказала девушка. И села в машину.

Я закрыл дверцу. Садясь, она попыталась расправить платье под собой, несмотря на то, что оно было короткое. Жест механический, обычный для всех женщин.

Я занял место за рулем, и мы поехали. Хозяину нравилась скорость, но с Евой я ехал не спеша. Во всяком случае, судя по виду девушки, она не волновалась.

Мы катили по автостраде, когда красавица вдруг сказала:

— Остановите здесь на минутку.

Я остановился и осмотрелся, не понимая причины остановки. Не увидел ничего, кроме моря… Хотя место было удачным, с хорошей панорамой. С одной стороны — пальмы, с другой — бескрайний морской простор.

Не знаю, сколько мы просидели вот так, в машине. Время от времени я поглядывал в зеркало заднего вида. Она положила руки на край окошка, чтобы лучше видеть, и упорно смотрела на простирающееся перед ней море. На лице застыло выражение восхищения и задыхающейся радости, как у заключенного, который смотрит на небо через решетки окна. Она смотрела на линию горизонта, туда, где соединяются вода с небом. Эта воображаемая линия манит и искушает, но всегда обманывает, потому что достичь ее невозможно.

Я молчал. Мне казалось бесполезным демонстрировать нетерпение. Я перестал волноваться, а просто сидел, уставившись на сложенные руки.

Наконец мы снова двинулись. Девушка быстро управилась со своими делами и сделала покупки. Каждый раз я ожидал ее у входа и провожал до следующего здания.

По пути домой Ева обратилась ко мне и произнесла всего лишь две фразы.

— Что случилось с Клэйборном? — спросила она, словно только заметила, что водитель другой.

— Он уволился, мисс.

— Миссис, — поправила она. — Я — миссис Роман.

Мое удивление было двойным. Оказывается, она жена Романа, и удивил ее тон, которым это было произнесено. До этого момента я пытался уверить себя, что такая красивая куколка годится лишь на сезон или даже на одну ночь. Теперь понял, что передо мной прекрасная и несчастная женщина. Я почувствовал это по оттенку покорности, по тону, почти извиняющемуся, когда она сказала, что является женой Романа.

И все, ни одного больше слова. Женщина садилась в машину медленно, нерешительно, выбиралась из машины еще более неохотно, а до двери дома шла, еле передвигая ноги.

На следующий день — снова голос Джоба по телефону:

— Машину, Скотти. Через две минуты.

И опять тот же маршрут и та же остановка.

Как и в прошлый раз, она сказала:

— Остановитесь здесь.

И хотя остановились мы не в той именно точке, что днем раньше, причина остановки была та же самая.

Я смотрел на нее в зеркальце и чувствовал себя растерянным. Не мог понять ее. Вначале мне показалось, что Ева испугана или чувствует себя не очень хорошо. Женщина глубоко дышала, ее грудь тяжело поднималась и опускалась. Но вскоре я пришел к выводу, что она, как человек, сидящий взаперти, просто изголодалась по свежему воздуху. И только здесь, в этом одиноком месте, имела возможность свободно дышать и неотрывно смотреть вдаль, надеясь, может быть, когда-нибудь достичь невидимой линии горизонта.

По пути домой она снова произнесла две фразы.

— Между прочим, как вас звать?

— Скотт, мисс… — Потом вспомнил вчерашний день и добавил: — Извините, я забыл. — И повторил ответ: — Скотт, миссис Роман.

— Именно так, — подтвердила она, обращаясь больше к себе, чем ко мне. — Даже если я предпочитаю называться по-другому.

Прошло несколько недель.

В тот день, возвращаясь из своей обычной поездки в город, мы опаздывали и не должны были задерживаться. И все-таки остановились. Говорят, ясная луна опасна, но это можно сказать и про закат. Были сумерки, час грусти: умирает день, умирают надежды, несбыточными кажутся мечты.

Я заметил, что Ева плачет. Лицо ее было печальным, почти спокойным, слезы катились медленно и тяжело.

Мне бы следовало подумать о себе, быть более осторожным, но легко ли сдерживаться, видя, как плачет красивая женщина.

Я резко повернулся к ней.

— Я могу что-нибудь сделать для вас? — спросил.

Взгляд, который она вернула мне, тронул мое сердце.

— Да, — ответила она. — Сделайте так, чтобы не было этих последних трех лет. Отведите стрелки времени назад на три года. Если вы не можете этого сделать, называйте меня «мисс». Если вы не можете сделать даже это, тогда отвернитесь.

Не помню, как я очутился на заднем сидении рядом с Евой, не отдавая отчета в том, что делаю. И слова вырвались у меня спонтанно, помимо воли:

— Я вас люблю. Уже три недели. Полюбил вас с того момента, когда в первый раз сели ко мне в машину. Но только сейчас это понял.

Оторвав свои губы от ее губ, я попробовал укротить себя:

— Извините, больше этого не повторится. Завтра я уйду.

Ева ответила тремя словами, но их было достаточно.

— Не делайте этого!

В дальнейшем к теме моего ухода не возвращались. Мы были влюблены и не могли жить друг без друга. И нечего к этому добавить. Мы любили, и точка.

Три дня спустя, когда ехали по автостраде, я сказал:

— Знаешь, я ведь ничего не могу предложить тебе взамен того, что ты имеешь.

— Именно этого я и желала.

— Ты уверена?

— Совершенно уверена.

Она посмотрела на линию горизонта:

— Что находится там? В той стороне?

— Гавана, думаю. Но не прямо перед нами, а немного вправо.

— Мне неважно название места. Здесь на море так просторно, свободно, чисто… И через такую глубокую воду невозможно добраться к тому, кто находится там…

— Значит, Гавана?

— Да, Гавана.

— Есть корабль на Гавану. Он пришел из Нью-Йорка и сейчас стоит в порту. Вскоре отчалит. Я разузнаю о времени отплытия. Заказывать два места на самолет — неосторожно. Они имеют привычку звонить для подтверждения заказа и могут нарваться на «Него». И почтовым судном рискованно — у Романа лучшая яхта в Заливе.

— Нельзя терять время. Действуй быстро, быстро! За спиной у нас смерть. Каждую минуту, каждую секунду, даже когда мы сидим здесь. Не смотреть, не дышать, не думать, пока не уедем.

Я вспомнил о Джордане. Этой гремучей змее, свернувшейся в кольца, чье шипение я ожидал услышать всегда. Ева была права, смертью дышало все вокруг постоянно.

— Отход возможен в ближайшее время. Как-то раз я видела его в порту, но до среды… Корабль, я имею в виду. Он останавливается здесь на три-четыре дня, не более. Если у тебя нет возможности уточнить день, то это можно сделать завтра в городе…

Я почувствовал, как дрожит ее тело, совсем рядом. И прижал Еву к себе.

— Не приближайся! Будь осторожен. Мне так страшно, Скотти.

— Из своего окна ты видишь мое?

— Да, я видела его еще раньше, до того, как все произошло. Этот светящийся прямоугольник над парком гипнотизировал меня.

— Тогда сделаем так. Пока ты одеваешься к обеду, около семи, смотришь на мое окно и считаешь, сколько раз гаснет свет. Так ты узнаешь время отхода. Если только судно не уйдет раньше, чем мы выедем завтра из города.