Недостреленный (АИ) - Читатель Константин. Страница 5

Елизавета встала, чтобы отнести и помыть посуду, я вскочил, чтобы ей помочь, и мы столкнулись. Я инстинктивно обхватил её, не давая ей упасть. Елизавета замерла у меня в руках, я тоже растерялся. Она посмотрела на меня снизу, несильно задрожала и прикрыла глаза, я, желая её успокоить, легонько провел рукой по её волосам, и, слегка касаясь, погладил кончиками пальцев её лицо. Она медленно выдохнула и прижалась ко мне, я обнял её и, продолжая поглаживать её волосы, лицо, спину, почувствовал неясное волнение. Она уткнулась в меня лицом, я коснулся губами её виска, нежного ушка, скулы, щеки, краешка рта. Она повернула свое лицо ко мне, не открывая глаз, и приоткрыла губы, я коснулся их своими, одну, вторую, прихватывая их, чувствуя их мягкость. "Саша…" — еле слышно произнесла она. "Лиза…" — тихо повторил я за ней…

…Я лежал на спине, в кровати. Утомленная Лиза спала, доверчиво прижавшись ко мне и положив голову мне на плечо. Моя рука, обхватив её, лежала на её обнаженной спине. Я смотрел на неё и тихо улыбался, какая она искренняя и нежная, пусть и худенькая, а её не очень большая грудь с аккуратным соском легко умещалась в моей ладони, но она такая красивая. Я повернул голову и легонько, чтобы не разбудить, поцеловал Лизу в волосы. "Это слишком хорошо, чтобы быть в реальности," — подумал я. Если это всё же сон, я буду долго его вспоминать. С этими мыслями я и заснул…

…

Я находился в своей комнате. У стены большая голографическая компьютерная панель, подаренная детьми, письменный стол. Рядом шкаф со стеклянными дверцами с некоторыми бумажными книгами за ними. За стеклом обычные бумажные фотографии, вот жена, дети, вот на старых фото они маленькие, а вот и повзрослевшие, вот со внуками. Я смотрел на них, вспоминал какие-то забавные или милые случаи. На душе было светло и немного грустно. Лица моих близких на фотографиях стали расплываться и удаляться, и комната потеряла четкость…

…

Проснулся и увидел перед глазами в темноте высокий потолок комнаты. Из узкого окна падал лунный свет. Рядом еле слышно было легкое дыхание, Лиза спала, повернув ко мне лицо, подложив под голову ладонь и чему-то улыбаясь во сне трогательной улыбкой. Я был еще охвачен после сна — или это сон во сне? — чувством легкой печали. Я люблю своих родных, а сейчас мне показалось, что я уже их больше не увижу, во всяком случае, в этом мире, и мне было грустно. Кто там говорил, что это слишком хорошо, чтобы быть правдой? Вот тебе и правда — я, выходит, по-настоящему в этой реальности. Оторван от своих родных, от своего привычного мира. И, как мне кажется, навсегда. Хотя с одной стороны, это может быть и замечательно — получить после старости еще одну молодую жизнь. Сколько мне сейчас? Навряд ли больше тридцати. И жизнь моя еще раз может быть молодой, здоровой, энергичной… Но, есть риск, что недолгой. Петроград, восемнадцатый год. Что мне помнится об этом времени? В этом году в Петрограде начнет усиливаться голод. Через год станет совсем плохо в городе, живущем только на привозе большого количества продуктов из остальной части России. Даже при введенной еще до революции карточной системе будут снижаться нормы выдачи, в Петрограде будут есть картофельные очистки, овес, воблу, хлеб с опилками и травой. Вместе с голодом продовольственным в столице уже начинается голод топливный. Сейчас разбирают деревянные дома, а затем будут жечь мебель, выламывать и сжигать паркет, у кого он есть, будут топить даже книгами. Ходить будут в обносках, потому что мало-мальски ценные вещи на черном рынке будут вымениваться на еду. Будут выживать за счет общественных столовых. в которых будут давать горячую воду с плавающими в ней кусочками капусты. Будет расцвет преступности и грабежей. В условиях антисанитарии будет накапливаться грязь, увеличение заболеваний. ухудшение медицинской помощи. Только в одном восемнадцатом году в городе одна за другой будут три тяжелейших эпидемии: тифа, холеры и испанки. Мне стало попросту страшно. Что я могу здесь, в непривычном для себя мире, без местной профессии, без своего места в здешней жизни? Кроме всего, меня запросто могут мобилизовать на фронт, Гражданская война до двадцатого года будет. Так что брошен я сюда такой молодой, выплывай и выживай, один, как сможешь. Да нет, не один. Я перевел взгляд на Лизу, которая сейчас спокойно спала и не могла знать, какие испытания предстоят всем здесь живущим.

В этот момент я и понял, что я уже не один. Как сказал один летчик и писатель, "мы в ответе за тех, кого приручили". И я уже не смогу оставить Лизу одну. Наше расставание легко могло произойти сразу после её избавления от грабителей, если бы она дальше не захотела принять помощь. Я мог и уйти, проводив её до дома, и идти своим путем. Но сейчас мы уже далеко прошли вместе по нашей общей дороге. Вот и ответ на древний вопрос "Кто был ближний?" Проявивший милость и оказавший помощь другому. Я избавил её от нападения, она приютила меня, дала возможность вымыться и накормила. Мы доверились друг другу, и Лиза стала более близким человеком. Встретились два одиночества в этом мире и потянулись одно к другому. И каждый из нас теперь не один, у нас есть кто-то ближний, дорогой человек. И есть кому оказать помощь, от кого принять её, кому доверять и с кем легче идти по нашей теперь общей жизни. И как прекрасно, что мы понравились друг другу, какая это огромная радость.

Приняв решение выживать, или все же оптимистично, строить нашу с Лизой жизнь вместе, я подумал о том, что пока не представляю — как. Убежать из разрушенной и охваченной войной страны, взять Лизу в охапку и уезжать? На какие деньги, куда и как? На западе фронт, в Финляндии сейчас разгорелась гражданская война финской красной гвардии с белофиннами, красных с помощью немцев задавят, а потом террор и лагеря. Долгая поездка через всю страну в порт Владивостока, так скоро будет мятеж чехословацкого корпуса, и восток России будет охвачен войной, а во Владивостоке начнется интервенция. Вспомнилось, однако, что и бежать в поисках сытой и безопасной жизни, вобщем-то, некуда. Европа тоже разорена войной, в Германии голодные бунты. Будет небольшое улучшение в двадцатых годах, но потом Великая Депрессия ударит по большинству стран. В США будут голодные смерти и затяжной кризис. А потом Вторая мировая война. Да и, с другой стороны, кто мы там будем, в другой стране, чужаки и мигранты? У них свои будут бедствовать, а уж мы тем более. На чужбине и выживать трудней, и страна не родная, и "своих" там вокруг не будет.

А кто нам с Лизой "свои"? Родных у нас и здесь нет, но хотя бы по ощущениям, языку и культуре "свои" здесь имеются. Здесь можно сказать "это моя страна", чего за границей не скажешь. Здесь люди будут понимать нас, считать нас тоже "своими", будут строить сообща с нами страну и выстраивать будущее. Мы с Лизой обычные "трудящиеся", а не "буржуи" и не "бывшие", множество которых так же будут как-то выживать во время и после Гражданской в еще более трудных условиях, и не только выживать, а совершать открытия и прорывы мирового уровня. У нас с Лизой есть образование, что в эти времена несомненный плюс. Так что выкарабкаемся, попаданец! Товарищу К.Сталину, как некоторые попаданцы, советов я, конечно, надавать не смогу, не умею, да и не подпустят и не поверят. И цели пока такой нет. А что касается вообще цели…

Расхожая, известная цитата, вдолбленная еще со школы, вспомнилась сейчас чуть дальше обычного: "Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не была мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества." А ведь мне несказанно повезло! Я смогу еще раз прожить жизнь, пусть в более тяжелых условиях, но еще раз! И у меня уже есть близкий человек, есть кого любить, есть с кем создать семью и воспитывать будущих детей. И потом, почему освобождение человечества понималось всеми только как рабочих от буржуев? Что, освобождать больше не от чего? Страну от внешних врагов и интервентов, трудящихся от грабителей и бандитов, больных от болезней, голодных от нищеты, людей от злобы, эгоизма, глупости, зависти. Для чего жить найдется всем! Солдатам, силовым структурам, врачам, ученым, инженерам, крестьянам, учителям, священникам, писателям, журналистам, деятелям искусства… Жить, работать, любить, воспитывать детей настоящими людьми. И мы с Лизой выживем, будем жить назло всем бурям над нашей страной! Нам уже есть для чего, и будет еще. А как — мы с ней обязательно придумаем!