Цвет настроения белый (СИ) - Карелин Андрей Дмитриевич. Страница 5

– Ты что вытворяешь?! Ещё раз ты ко мне подойдёшь… поняла? Совсем страх потеряла! – шипит она.

– Я люблю тебя, Вик, мне тяжело без тебя, – шепчу я, и из моих глаз скатывает ещё одна слезинка.

Она брезгливо отталкивает мою руку и демонстративно выходит из вестибюля. Там как раз паркуется Сашкина «Шевроле». А я стою и смотрю ей вслед. Оборачиваюсь и вижу Катьку, которая за всем этим наблюдала, и мне так горько становится и жалко себя, что я опять не могу сдержать слёз. Катька смотрит через стекло и видит Вику, обнимающуюся с Сашкой. Потом смотрит на меня и снова на то, как они целуются.

– Так вот кто её новый парень, – говорит она. – Понятно, я так и думала.

Катька всё трактовала по-своему; слава Богу, мне так даже легче.

Она садится на корточки и помогает мне подобрать сумочку и всё, что из неё выпало.

– Юль, тебя домой проводить? – спрашивает она.

– Нет, спасибо, я сама дойду.

К нам в вестибюль спускается Димка. К этому моменту Сашкино «Шевроле» уже отъехало, и он видит только меня и Катьку.

– Юль, что случилось? Ты в порядке? – он так пристально на меня смотрит.

– Да, всё отлично, – говорю. – Не надо меня провожать.

Спешу к двери, но Катька хватает меня за руку; я не могу уйти и не могу остаться и снова начинаю плакать. Это видят и другие, но мне всё равно. Мне уже всё безразлично. Мне больно, как же мне сейчас больно. И когда же у моих глаз закончатся слёзы?

В холл спускается кто-то из одногруппников.

– Юль, что случилось? – спрашивает он.

Быстро вытираю слёзы и надеваю на лицо маску показного безразличия.

– Четвёрку получила, – холодно отвечаю я ему, – вот и разрыдалась.

– А-а-а, – понимающе отвечает он и не преследует нас больше.

Мы с Катькой и Димкой выходим на улицу, здесь так светло, и всё кругом в цвету. Но меня мало что сейчас может обрадовать. Я делаю несколько глубоких вдохов и успокаиваюсь, а, успокоившись, поворачиваюсь к ребятам.

– Спасибо огромное, что поддержали меня! – говорю. – Только не вмешивайтесь, умоляю, не вмешивайтесь, мне и так сейчас непросто! Не хочу, чтобы было хуже. – Голос то и дело срывается на всхлип. Я постоянно всхлипываю.

– Да что происходит-то? – начинает Катька. – Как объяснить то, что я только-что видела?

– Умоляю, не спрашивай, – смотрю ей в глаза и беру за руку.

– Да-да, – кивает и соглашается она. Смотрит на Диму. – Ты как сдал?

– Четвёрка, – радостно улыбается он.

А мне вдруг смешно становится.

– А я даже вопрос в билете не дочитала, а мне пятак влепили!

– Оно и не удивительно: препод – твой скрытый поклонник, – искренне улыбается мне Димка. – А мне и четырёх выше крыши. Отпразднуем завершение зачётной сессии?

Катька на меня смотрит.

– Нет-нет, – качаю головой. – Мне домой надо.

«Дрочить и плакать в подушку», – говорит мой внутренний голос.

– Да ладно, Юль, развеешься, забудешь его, – говорит Димка.

«Или её», – добавляет мой внутренний голос. Как же хорошо, что Димка ничего не знает! Но Катя всё видела; интересно, как она трактовала происходящее? Как бы то ни было, «шило в мешке не утаишь». Сколько я ещё буду скрывать от окружающих свою ориентацию? Да и возможно ли это? Рано или поздно все обратят внимание на слишком очевидные странности. Так, может, прямо сейчас объявить своим друзьям, что я лесбиянка? Так будет, по крайней мере, честно. И если они настоящие друзья, они меня поймут. А если нет? Мне сейчас очень нужен хоть кто-нибудь, кто бы меня понимал. Мне сейчас так тяжело! Не хочу, чтобы они от меня отвернулись. А значит, я буду скрывать.

– Ладно, – наконец выдаёт Димка, – проводим тебя домой.

Вот это я называю «дружба». Не надо лезть в мою душу, нужно только плечо подставить и дать мне выплакаться. Но я не хочу плакать, мне уже легче.

+++

Как только захожу в квартиру, стягиваю с себя всю надоевшую одежду – туфельки-лодочки, колготки, юбку, блузку – и встаю под тёплые ласкающие строи воды. Смываю макияж. Стою, дрожу, кутаюсь в мамкин халат, захожу в свою комнату и залезаю под одеяло. Трусики я искать не собираюсь, пускай «кисуля» дышит.

Хочу остаться без ничего, совсем голенькая. Хочу, как эти древние амазонки, бегать обнажённой по лугам и по полям, купаться в цветах. Но пока только валяюсь под одеялом на пыльном диване. А мне так и хочется позаниматься нудизмом. Выйти голенькой на пляж, искупаться в озере и позагорать, так, чтобы за мной подсматривали. А что тут такого, в демонстрации своего тела нет ничего предосудительного, это естественно.

Но мне будет стыдно, буду смущаться, и, тем не менее, попробовать стоит. Я даже в волейбол сыграла бы голенькая. Интересно, если бы в нашей команде был хоть один мужчина, как бы он сдерживался, чтобы не возбуждаться? Ладно, по нам-то так сразу и не заметишь, но мужчины… Ну, или он был бы в огромных спортивных трусах и в панталонах, то и тогда ему всё равно тяжело было бы играть: со стоячим членом не поиграешь.

Мне смешно от того, как я представляю себе эту картину. Сажусь в позе лотоса и пяточкой прикасаюсь к своей «кисуле». Но представляю, что это кто-то другой прикасается к ней. Вернее, другая. Другая девушка прикоснулась ко мне своей ножкой. Как будто она смотрит мне прямо в глаза, а своей ножкой водит по моей «кисуле» вверх-вниз. А я смотрю на неё, и в моих газах только одна просьба: «Не останавливайся».

Возвращаюсь из мира фантазий, открываю ноутбук. Ищу что-то из комедий. Что-то лёгонькое, чтобы развеяться, чтобы сейчас отвлечься и не думать, не вспоминать о Вике. Кстати, выкрученный ею палец до сих пор болит. Какая же она сильная! Обожаю её!

Я сейчас найду порнуху, где была бы девочка, похожая на неё, и другая, похожая на меня. Но главное при этом – забыть, что мы не вместе и, похоже, больше никогда не будем. Как же тяжело это принять! Мне приходится каждый день себе это повторять с утра до позднего вечера, а ночью опять мечтать о ней. И снова убеждать себя, что это только сон, это фантазия.

А что тогда реальность?

Она заблокировала меня ВКонтакте, не берёт трубку. А может, позвонить Сашке? Не думая ни секунды, хватаю телефон и набираю его.

– Привет, Юль! – отвечает Сашка. Его голос звучит так, как будто он до сих пор в меня влюблён.

– Привет, Сашка! Вика там, с тобой? – спрашиваю я, а голос дрожит.

– Могу отойти, чтобы она нас не слышала.

– Нет, не надо, я с ней хотела поговорить, – едва шепчу; и как он разбирает, что я ему говорю? – Можешь дать ей трубочку?

– Юу-у-уль, ну ты же понимаешь, она не будет с тобой разговаривать. – И откуда у него этот менторский тон?

– Почему? – едва не всхлипываю я.

– Ты уже взрослая девочка, ты сама всё понимаешь. Не заставляй меня разъяснять тебе очевидные вещи.

– Нет, Саш, я ничего не понимаю. – По щеке скатывается слезинка. Сколько я ещё могу плакать? Ну, сколько? – Объясни мне, пожалуйста.

Я умею так просить, что мне ни один парень не откажет. Но Сашка непреклонен.

– Юлечка, Вика мне всё рассказала.

– Что она тебя рассказала, Саш, ну что она такого могла тебе рассказать? Пусть мне это скажет.

– Ты ведёшь себя, как малолетка спермотокзсикозная… ты её преследуешь.

– Прости, прости, – всхлипываю я. – Не знаю, что со мной. Можешь перед ней за меня попросить прощения.

– Да, конечно, но говорить она с тобой всё равно не будет. – Сашка делает паузу. – Юля, маленькая моя, только прошу: не строй из себя жертву.

«Жертву не строить? А кто же я, как не жертва?»

– В смысле… – Голос звучит чуть смелее.

– Ну эти твои слёзы, причитания… они уже ни на кого не действуют.

«Значит, всё наоборот, значит, действуют!»

– Вообще-то Вика меня ударила и чуть не вывихнула мне пальчик, до сих пор болит, – жалуюсь я Сашке как в старые добрые времена.

– Ну, знаешь… если бы ко мне какой-то мужик полез целоваться, я бы зарядил ему в морду, и не один раз. – Сашка такой, он может. Люблю его за это, но не так сильно как я люблю Вику… ради неё я готова на всё.