Дракон должен умереть. Книга II (СИ) - Лейпек Дин. Страница 38

Генри слушал Чарли и думал о Джоан. О том, что, где бы она сейчас не скрывалась, рано или поздно известие о смерти брата дойдет и до нее.

Что она будет тогда делать? И что сделают с ней — молодой наследницей, которую вот уже семь лет никто не видел при дворе?

В начале зимы Харли-Оксборн доставил Генри в столицу. Чарльз повел своего арестанта прямиком к регенту, но Уорсингтон не мог принять их, а у Чарльза были в городе дела. Поэтому Генри отвели в камеру — одно из нескольких просторных помещений в полуподвале замка, в которых содержали самых важных государственных преступников. Камера была обставлена скромно, но с достоинством — последний раз мебелью такого качества Генри пользовался у себя дома, в Тенгейле. Даже спальня Клары не могла соперничать в удобстве и дороговизне с камерой королевского узника. Генри невольно улыбнулся и не без некоторого удовольствия растянулся на широкой кровати.

Уорсингтон пришел только под вечер. Генри, успевший задремать, резко вскочил от громкого скрипа и скрежета обитой железом двери. В комнату вошел пожилой мужчина с высоким лбом, подчеркнутым обширной лысиной, и настороженными глазами.

— Здравствуй, Генри, — вежливо произнес регент и тут же нахмурился.

Это были основные черты Уорсингтона — вежливость и хмурость. Двумя другими, насколько Генри помнил, были педантичность и неукоснительное следование букве закона. Это вселяло и надежду, и беспокойство. С одной стороны, Генри знал, что Уорсингтон не осудит его, если у того не будет на руках неопровержимых доказательств его вины. С другой стороны, если Генри не предоставит доказательств своей невиновности, то вряд ли его отпустят.

— Ну что ж, — вздохнул Уорсингтон мрачно, опускаясь на самый краешек стоявшего в противоположном углу кресла. — Я полагаю, ты уже знаешь, почему ты здесь.

— Я не убивал ее, — сказал Генри тихо, но уверенно.

— К сожалению, ты не можешь этого доказать.

— Но ведь и вы не можете доказать, что я ее убивал?

— Я могу доказать, что у тебя было больше возможностей, чем у кого бы то ни было.

— Я не убивал ее, — повторил Генри, начиная раздражаться.

— Ты единственный, кто знал, где ее найти, — покачал головой Уорсингтон. — И потом, я знаю, ее отец, король Джон, четко дал тебе понять, что за жизнь и здоровье принцессы ты будешь отвечать своей головой. У меня нет полномочий лишать тебя головы, но зато есть законные основания ограничить ее свободу.

— Король Джон сам отказался от своей дочери, как только ему подвернулась такая возможность, — тихо, но зло возразил Генри. — Сомневаюсь, что после этого он все еще был вправе возлагать на кого-то другого ответственность за нее.

Уорсингтон снова нахмурился.

— Безответственность других не дает нам права тоже нарушать собственные обязательства, — заметил он. — Скорее наоборот — там, где другие оступились, следует быть особенно внимательным.

Генри молчал. Отчасти от бессильной злобы, отчасти потому, что регент был прав. Генри вел себя безответственно. И знал это.

— Прощай, Генри.

С этими словами Уорсингтон вышел, и дверь с тяжелым грохотом захлопнулась.

Генри долго смотрел на пламя свечи, которую регент принес с собой. Оно опускалось все ниже, пожирая мягкий воск — а затем мигнуло и погасло.

И наступила тьма.

Король умер

Ветер взвился, взъерошив темные ветви елей. Выше по склону, там, где заканчивался лес, в небо поднялись облака снега, содранного с голых скал.

Между стволов деревьев медленно шел человек. Воротник полушубка был высоко поднят, шею и нижнюю часть лица закрывал шарф, и глаза блестели поверх него, как будто дикий зверь выглядывал из своего укрытия. В левой руке человек нес лук, а в правой — стрелу, которой он время от времени отводил в сторону низко свисающие ветви.

Далеко впереди послышался шорох, хруст ветки — человек мгновенно опустился на одно колено и наложил стрелу на тетиву. Но натягивать лук не стал, только прищурился, вглядываясь в льдистый полумрак леса.

Хруст повторился, а следом за ним кто-то негромко вскрикнул.

Человек мгновенно поднялся и заскользил между деревьев, ступая быстро и неслышно. Перед опушкой, с которой доносились звуки, он остановился и снова присмотрелся.

Возле небольшого ручья, который несмотря на лютый холод по-прежнему журчал, лежал мальчик лет двенадцати. Он поджал колени к подбородку и обхватил их руками – видимо, пытаясь согреться. Человек с луком подошел к мальчику сзади. Повесил лук за спину, убрал стрелу в колчан – и тихо и отчетливо произнес высоким женским голосом:

— Поднимайся.

Мальчик резко обернулся, не вставая. Опухшие глаза смотрели испуганно.

— Кто ты? – спросил он охрипшим голосом.

— Поднимайся, — повторила женщина. – Простынешь, если будешь лежать на снегу.

— Не могу, — буркнул мальчик, все также неловко оглядываясь через плечо. – Нога болит.

— Что с ней? – женщина присела рядом с мальчиком. Тот вздрогнул и попробовал отползти в сторону.

— Не бойся, — попробовала женщина успокоить его, но мальчик смотрел с недоверием.

— Кто ты? – спросил он снова.

— Меня зовут Джоан. А тебя?

Мальчик молчал.

— Я хочу помочь тебе, — терпеливо продолжила Джоан. – Как тебя зовут и что ты тут делаешь?

— Хирш, — буркнул мальчик неохотно.

Джоан пристально смотрела на него.

— Я убежал из дома, — пробормотал он почти не слышно.

— Повредил ногу и теперь не можешь идти, — продолжила Джоан.

Хирш кивнул.

— Тогда ты не будешь возражать, если я отнесу тебя домой?

Мальчик поморщился.

— Ты умрешь в ближайший день или два, — спокойно заметила Джоан. – От холода, голода или дикого зверя. Если повезет, то от холода. Но я бы на это не рассчитывала.

Хирш отвернулся. Губы задрожали.

Джоан тихо вздохнула, поднялась на ноги. Мальчик снова обернулся на нее – и вдруг буквально взлетел на воздух.

— Эй! – протестующе вскрикнул он, но Джоан уже шла с ним на руках, уверенно шагая по еле заметной звериной тропе. – Я не хочу!

— Прости, Хирш, — невозмутимо ответила Джоан. Ее дыхание было совершенно ровным, как будто нести его ей ничего не стоило. Впрочем, кажется, так оно и было. – Моей совести вполне хватит одного мальчика.

***

К деревне они подходили уже в полной темноте – но Джоан это, видимо, совершенно не смущало. Всю дорогу, пока еще было светло, Хирш с подозрением косился на ее спокойный профиль, так сильно отличавшийся от привычных ему лиц деревенских женщин.

Когда они ступили на темную улицу, Джоан спросила его:

— Где ты живешь?

Хирш молчал.

— Я все равно узнаю, — заметила она. Он вздохнул и указал рукой в сторону дальнего дома, где в окнах горели огни.

На крыльце Джоан спустила его с рук. Хирш схватился за шаткие перила, стараясь не наступать на больную ногу. Джоан громко постучала в дверь, и отошла в сторону, в тень. В доме было шумно – слышались голоса множества людей. Раздались шаги, дверь распахнулась, выпустив клубы теплого воздуха…

— Хирш! – воскликнула женщина, всплеснув руками, и тут же крикнула вглубь дома: — Он здесь! Он нашелся!

За ее спиной возникли еще люди, они тоже восклицали что-то, удивленно, радостно, рассерженно. Толпа вышла на крыльцо, окружила мальчика, спрашивая, охая, ругаясь…

Он посмотрел туда, где только что стояла Джоан – но там никого уже не было.

***

— Привет.

Хирш поднял глаза. Она стояла у стены сарайчика, где мгновение назад ее точно не было.

Хирш опустил колун, оперся о древко.

— Как твоя нога? – спросила Джоан.

— Почему ты тогда исчезла? – спросил он с подозрением.

— Я не очень люблю общаться с людьми.

— Тогда зачем ты сюда пришла? – удивился Хирш.

— Хотела узнать, как у тебя дела, — пожала плечами Джоан.

— Лучше. Уже выхожу из дома, как видишь.