Дракон должен умереть. Книга II (СИ) - Лейпек Дин. Страница 45

— Я знаю, что люди делают. Но не всегда знаю, что они думают и чувствуют. А это тоже важно.

— Неужели, — холодно процедила Клара.

Бертрам выжидающе смотрел на нее — но в конце концов понял, что ответа не дождется. Видимо, точка была слишком болевой.

Быть может, он и впрямь не разбирался в предмете?

— И что вы все в нем нашли? — проворчал он с досадой, отчасти надеясь вызвать этим Клару на разговор.

— Все? — подняла брови Клара.

— Сначала Мэри Тойлер, сходящая в столице с ума. Потом эта непонятная история с принцессой и слухами о свадьбе. А теперь вот ты, — Бертрам сокрушенно махнул рукой, показывая, что такого подвоха никак не ожидал.

Клара усмехнулась — жестко, одними губами.

— Мне пора идти. Мари лучше долго не оставлять без присмотра.

Она энергично поднялась, расправила пышные складки юбки, поправила лиф, выпрямилась — решительная, строгая, собранная.

«Теннесси дурак, если просто взял и бросил ее», — внезапно подумал Бертрам, провожая Клару глазами. На пороге она обернулась.

— Прислать тебе Мари?

— Так без скидки же, — усмехнулся Бертрам. — Я уж лучше поеду. В конце концов, меня тоже ждет женщина.

***

Бертрам вернулся к армии неделю спустя — пришлось задержаться в Стетхолле, чтобы дождаться гонца из столицы. В первом письме, которое получил Бертрам, его агент сообщал, что в столице пока ничего не знают о собранной королевой армии. Второе письмо было от самого регента. Но его Бертрам королеве показывать не собирался.

Проезжая по лагерю, Бертрам увидел штандарты барона Денвера. Удивился. Обрадовался. Значит, Клара все-таки передумала. Бертрам самодовольно усмехнулся, минуя палатки барона.

Королева пришла к нему вечером того же дня. Невольно Бертрам сравнил ее с Кларой — и сравнение было не в пользу королевы. В ее спокойствии сквозила необязательность, своенравие, самонадеянность, которых отродясь не было в деловой, собранной, ответственной Кларе.

«Ответственной, — возразил самому себе Бертрам, — как же. Даже не предупредила меня, что передумала. А, ну его! Все бабы одинаковые. Ибо бабы».

— Барон Денвер присоединился к вам, как я видел, — начал Бертрам, поскольку королева явно не собиралась начинать разговор сама.

Она только усмехнулась.

— Я рад, что мои усилия увенчались успехом, — продолжил Бертрам, делая ударение на слове «усилия» и надеясь, что эта фраза заставит королеву хоть что-то ответить.

И не ошибся.

— Твои усилия? — королева еще шире усмехнулась. — Я думаю, Бертрам, твои усилия тут ни при чем.

— Ваше величество?

— Это я сделала так, что Денвер теперь здесь.

Бертрам застыл.

— Вы?

— Я.

— Дайте угадаю — вы к нему заявились через окно, как до этого к лордам? — как он ни старался, раздражение скрыть не удавалось.

— А если и так?

Бертрам поджал губы.

— Вы могли бы предупредить меня, что собираетесь действовать самостоятельно.

Королева прищурилась.

— А ты ничего не перепутал? По-моему, это ты должен отчитываться передо мной, а не наоборот.

«Бабы», — подумал Бертрам мрачно.

— И кстати, к вопросу об отчетах, — продолжала королева. — Новости есть?

— Есть, — коротко ответил Бертрам, вместе с этим словом прогоняя из себя все раздражение и всю досаду. Собрался, достал бумаги, привезенные гонцом.

Королева улыбнулась.

***

— Гаррет, я хочу, чтобы ты продолжал крутиться вокруг нее, — Бертрам говорил сухо, без своей привычной ленцы в голосе, и Уилшоу понял, что шеф сильно не в духе.

— Хорошо.

— Я не стал говорить ей, что Теннесси в столице под арестом, чтобы не усложнять тебе задачу. Пусть не отвлекается. Воспользуйся этим.

— Хорошо, господин Бертрам.

Шеф посмотрел на Уилшоу, и его взгляд был тяжелым.

— Я хочу, Гаррет, чтобы она наконец начала играть по моим правилам. Иначе ничего не получится.

Гаррет Уилшоу

Гаррет Уилшоу состоял в службе дознания с семнадцати лет. Перед этим он два года провел в Стетхолльской тюрьме, а до того несколько лет подряд был самым молодым членом банды Крайса, известной своими хитроумными ограблениями. Вклад Гаррета в хитроумность был не малой, но это не спасло его от того, чтобы однажды быть пойманным. В тюрьме Гаррету пришлось нелегко – ибо любое консервативное общество сильнее всего ненавидит молодых и талантливых, а в мире не существует места более закостенелого, чем тюрьма. Поэтому, когда туда наведался помощник лорда дознания Бертрам и выбрал Гаррета, как одного из возможных претендентов, тот был на седьмом небе от счастья.

История его, хоть и любопытная, в службе дознания была отнюдь не уникальной. Примерно половина ее состояла из воров и мошенников – поговаривали, что и сам Бертрам имел за плечами криминальное прошлое, — и не менее одной седьмой были в прошлом профессиональными убийцами. Впрочем, эти-то как раз род деятельности обычно и не меняли.

Когда в столице король Джон, брат королевы, казнил лорда дознания Эреварда, Бертрам был в Стетхолле — а с ним два десятка лучших людей. Уилшоу входил в их число – что в данном случае было особенным достижением, ибо оставшиеся девятнадцать представляли ту самую одну седьмую. Гаррет в профессиональном убийстве ничего не понимал – но его Бертрам ценил не за это.

И не для этого велел держаться поближе к королеве.

***

Гаррет много раз видел ее, как и все остальные служащие разведки, но никогда не разговаривал с лично, несмотря на задание, выданное Бертрамом. Последний, как Гаррет уже успел убедиться, ничего не понимал в женщинах. Как, впрочем, и большинство мужчин.

Солдаты считали королеву складной бабой, но со скверным характером и очень уж худой. Предметом дискуссии обычно становилось слово «баба», ибо многие считали, что более по возрасту и внешности ей подобает «девка». Гаррет в этих спорах не участвовал, называл ее величество просто «королева», и старался как можно реже попадаться ей на глаза.

Он ждал случая.

***

После затяжных дождей резко потеплело. Армия встала на берегу речки с труднопроизносимым названием, вода в которой еще была ледяной – но воздух уже дышал теплом, даже по вечерам, а это располагало к прогулкам. Подчиненные Бертрама, в отличие от солдат, пользовались полной свободой передвижения, — поэтому сразу после заката Гаррет направился к берегу. Он шел и насвистывал под нос популярную в последнее время у солдат песенку, обладающую незатейливым мотивом и непристойным текстом, пока не добрался до перелеска, растущего у реки. Здесь было темнее, чем на лугу, и насвистывание мелодии стало невольно перемежаться тихой руганью по мере того, как Гаррет пытался пробраться в полумраке сквозь заросли. Любой другой на его месте уже давно развернулся бы и пошел обратно, сочтя прогулку вполне состоявшейся, но Уилшоу славился своим упорством, граничащим с упрямством. И раз он решил дойти до реки, значит, именно до реки он и дойдет.

Когда до берега оставалось несколько деревьев, и между стволов стало видно еле различимое мерцание воды, Уилшоу неожиданно услышал плеск. В самом этом звуке не было ничего удивительного, но звук повторился один раз, а потом еще один – и стало понятно, что в реке плещется зверь куда крупнее выдры. Да и не зверь вообще, если уж на то пошло.

Уилшоу слегка подался вперед, одновременно вынимания из ножен кортик, и прислушался к звукам, идущем от воды. Плеск и фырканье продолжились. Это было странно – если бы Гаррет был лазутчиком, старающимся незаметно подобраться к вражескому лагерю, он не стал бы вести себя, как бобер-подросток по весне. Гаррет подошел еще чуть ближе, остановился у последнего дерева и снова прислушался. Все звуки неожиданно стихли. Гаррет сжал руку на рукояти кортика и осторожно выглянул из-за дерева.

В темноте сложно было что-либо рассмотреть, но Гаррету показалось, что он заметил на поверхности воды какое-то движение – и в то же мгновение человек в реке тихо, но очень отчетливо, спросил: