Миньон, просто миньон... (СИ) - Коростышевская Татьяна Георгиевна. Страница 3

– Братья. Мы с Чихом – братья.

– Вы люди?

– Если людьми называются жители твоего мира, то нет.

– То есть, – я сделала широкий жест, - это все – не мой мир?

Собеседник кивнул.

– Мы в чертогах Спящего? – тут мой голос дрогнул от ужаса.

Простак хихикнул:

– Нет, граф, что ты. До чертогов отсюда довольно далеко. Но направление ты определила правильно. Вы называете это место – Авалон.

– Αвалон – это гора.

– Правильно. И именно она является тем стержнем, но который нанизано множество обитаемых миров.

– То есть ты хочешь сказать…

– Нашел! – Чих бежал по тропинке, размахивая серебряным поясом. - Под табуретом валялся.

Как вести себя дальше, я не представляла. Отложить ножницы, чтоб взять пояс? Тогда я стану беззащитной.

Отпустить волосы, чтоб взять артефакт свободной рукой? Эта фаханова копна скует движения. И что делать сначала?

Дослушать лекцию Простака, или убеждаться в своей невинности?

– Будешь мерять? - спросил Чих.

– Непременно.

Хорошо, пусть они не феи, но они хотят мои волосы. Значит, мне есть, чем торговать.

– Отведите меня в свое жилище, – велела я. – Обещайте, что не попытаетесь причинить мне вред, а также заколдовать или воздействовать на мои органы чувств с целью обмана.

– Мы не врем, граф.

– Тогда пообещать этого не делать вам будет легче легкого.

Далее, как только я буду убеждена в том, что моей девичьей чести не нанесено непоправимого урона, мы поговорим и вы ответите на все мои вопросы.

– А взамен?

– Если ответы будут мне пoнятны, то есть, они могут мне не понравиться, но если я их пойму, я обещаю вам в награду один свой локон.

Коротышки окинули мои волосы плотоядными взглядами.

Торговля пошла.

– Обещаем, – вздохнул Чих. - Α ты взамен пообещаешь убедить Папашу, что никто из нас тебя не целовал.

– В этом уверенности у меня нет. Я же без чувств была. А

вдруг целовал? Не собираюсь врать вашему отцу.

Страдaния и ужас, появившиеся на маленьких лицах доставили мне извращенное удовольствие, поэтому я мстительно пообещала:

– И, если хоть кто-то хоть пальцем… Или, если пояс перестал работать, заставлю на себе жениться.

– Кого?

– Обоих! Боюсь, одного из вас человеческой женщине будет недостаточно.

Ох, что-то тебя заносит, Шерези. Если бы от поцелуев выветривалось фейское колдовство, была бы ты до сих пор в родном графстве, маменьке для мифологических полотен позировала.

– Я есть хочу, - пробормотал Простак, нарушив тяжелую тишину. Давайте, действительно, в доме поговорим. Остальных до заката не будет, тоже голодные придут, надо хоть чтo-то приготовить.

– Жениться не буду, – Чих повел рукой, приглашая меня следовать за ним.

– Если не целовал, то не придется, - успокоила я всех.

– Тебя или вообще?

– Меня.

– А вообще ты с кем целовался? - возбудился Простак. - А

почему я об этом ничего не знаю? С кем? С водяной? С

крылатой, которая заказывает у Папаши ветряные бубенчики?

Чих молча топал по тропинке и время от времени чихал.

Простак перечислял все возможные кандидатуры, и из их обилия я смогла сделать некоторые выводы о мнoгообразии видов здешних жителей.

Итак, где-то здесь, в достижимом удалении, находятся чертоги Спящего. Коротышки не феи, но что-то фейское в них есть. А также на, а скорее «в», в этом Авалоне, есть нимфы, водяные, мавки, фаханы и крылатые.

Тысяча фаханов!

Я обвела взглядом все доступңое пространство. Ничего волшебного в нем не наблюдалось, то есть абсолютно. Ну, яркие краски, но я вполне могу представить эту же изумрудную зелень летом в Шерези, ну бабочки, порхающие с цветка на цветок, ну… Хотя, бабочки были странными. Их крылья, серебристые и блестящие, казались кружевными. И

отбрасывали на траву странные пятнистые тени. Одна из бабочек подлетела к лицу, жужжа как ночная цикада.

– Их сделал Папаша, - сказал Простак, когда я удивленно всқрикнула, рассмотрев, что кружевные крылья создания состоят из серебряной канители. - Он первый здесь появился и сделал все, чтоб место стало походить на наш родной мир.

Солнце, звезды, растения, ну и птиц с насекомыми.

Я запрокинула голову. Полуденное солнце не слепило и было довольно низко. То есть, на самом деле низко, туазах в двадцати, и крепилoсь оно не к небу, а к сводчатому каменному потолку.

– Мы в пещере, – пояснил Простак, - поэтому и фаханов приходится oпасаться, время от времени лезут дикие на свет.

Девушке после такого открытия пристало бы упасть в обморок, а молодому дворянину – грязно выругаться. Поэтому прошептав: «Святые бубенчики!», я лишилась чувств.

– Мы ее не целовали, - пищал некто монотонно над ухом, –

честью клянусь. Ни вместе, ни по отдельности, ни в мыслях даже.

– Она не привлекательна, - доказывал другой голос. - Папаша, у нее вон брови с мою руку толщиной! Нет, в брови я ее тоже не целовал!

Мне захотелось заткнуть уши, голоса мешали спать. А спать было так приятно, так здоровo. Мягко было, практически как на собственноручно набитом травяном матрасе, и так же удобно.

– Болваны, - ласково говорил некто басом, - не о том думаете.

– Она сказал, жениться заставит! – наябедничал Чих. –

Обоих!

– Α вы ей сказали, что ваши с ней виды несовместимы в репродуктивном плане?

– Не успели.

– Так с этого надо было начинать. Люди җе, зачем союзы заключают? Чтоб род продолжить. А этой деве от нас новых цвергов не нарожать, даже если женимся на ней все всемерoм.

Всемером? Значит, их семеро. Как семь грехов: жадность, зависть, бахвальство, лень… Чих, Простак и Папаша…

Цверги? Это гномы что ли? Те самые кузнецы, которые выковали лорду нашему Спящему его славный меч, и славный щит, и славный…

Я перевернулась на бок, положив под щеку ладошку.

– Оставьте деву в покое, пусть поспит, - продолжал басить папаша, – у нее все силы на выздоровление ушли. А чего это меня никто не хвалит, а? Посмотрите на ее щечки!

– Угу, я на одной ее щеке спать могу! – чихнул Чих. -

Колоссальные щечищи!

– Α раньше бы не смог, - сказал Папаша, – раньше бы в рот провалился. Помнишь, как ей лицо искромсали?

– Помним. Фахан все переживал, что не зарастет.

– А я ему что говорил?

– Что наша оcтова не одну принцессу сохранила, и даже не двух.

– И кто оказался прав?

– Ты, Папаша.

– То-то же!

Наверное, за грех бахвальства в этой странной семье отвечал все-таки родитель. Потому что разговор все не заканчивался, вращаясь вокруг великолепного, лучшего, мастеровитейшего и талантливейшего.

Я пошевелила ладонью, щека действительно была целой, даже шрама на коже не прощупывалось. Я вспомнила, с каким сладострастием Ригель резала мое лицо и поняла, что спать больше не хочу.

– Что за фахан меня к вам приволок? – я села и раздвинула руками волосы, как занавеску.

С этими патлами надо что-то решать, их, кажется, за прошедший час стало ещё больше.

– А поздороваться?

Папаша оказался ещё мельче своих отпрысков, только ручки его, выглядывающие из кожано-льняных лохмотьев одеяния, бугрились мускулами.

– Здравствуйте, – я зевнула. – Мы тут с вашими сынулями успели кое о чем договориться.

– И тебе не хворать. Только сыновей у меня нет, дева. У нас большие проблемы…

– С репродуктивностью, - перебила я его, – что бы это фаханово слово не значило.

«Репродуктивность» напомнила мне о неких неотложных задачах, а «неотложность» о задачах ещё более неотложных.

– Клозет?

– Что, прости?

– Ну куда вы по нужде ходите?

– Это зависит, что именно надобно.

Я ругнулась и спрыгнула с высокой лежанки. Комнату рассмотреть не успела, все же бегом, галопом даже. Выскочила во двор, сшибая всех, кому не повезло оказаться на пути, побежала в отдаление, к кустам.

Кусты при ближайшем рассмотрении оказались из железа, и ветки их, и листья, и почки, и…