Небо и земля. Том 1 (ЛП) - Хол Блэки. Страница 10

— Вот как? — спросил зловеще офицер. — Могу я взглянуть?

— Хронику войны показывали в ратуше, в зрительном зале. Приезжали передвижные кинобудки. А снимки печатали в газетах, их можно найти в городской библиотеке.

— Я найду, — пообещал офицер, хрустнув костяшками. — И не откажу себе в любезности пообщаться повторно. Что касается ваших женщин… Будь они поумнее и поласковее…

— Поласковее?! — услышав наглый совет, Зоимэль потеряла дар речи.

— Взгляните на проблему с другой стороны. Философски, — усмехнулся офицер. — Амидареек не бьют, не калечат, не увечат. Они живы, здоровы. Не голодают. Сыты и их дети… Считайте интерес наших мужчин маленьким неудобством в сравнении с изуверскими способами, коими амидарейские войска истребили десятую часть населения Даганнии за первые месяцы войны.

— Вы понимаете, о чем говорите? Ваши солдаты убили их мужей на войне, а вы, рассуждая философски, предлагаете нашим женщинам… предательство! — выдавила потрясенная Зоимэль.

— Это ваши проблемы, — заключил сухо офицер. — Кто захочет выжить, тот выживет. А для слабых есть другая дорога. У вас, амидарейцев, хорошо получается избегать трудностей и винить других в своих бедах, — он взглянул на храмовую трубу. — Забудьте об Амидарее. Её уже нет и не будет. Разгром ваших войск — дело нескольких дней.

— Самоуверенное и ничем не подкрепленное заявление, — парировала врачевательница.

— Хорошо. Я оставляю больницу под вашим ведомством, — согласился вдруг офицер, проигнорировав дерзость собеседницы. — Но при условии. Пока не приедет наш врач, вы обязаны принимать и даганских пациентов.

— А медикаменты? — спросила быстро Зоимэль.

— Будете получать по мере необходимости. И не вздумайте устроить саботаж. За одного даганна, умершего по вашей халатности, мы расстреляем на площади десять амидарейцев.

— Я поняла, — кивнула она слабо.

— И еще. Вы осмотрите своих соотечественников… Трусов, которых мы вылавливаем по кустам как тараканов. Среди них — пятеро лежачих с ранениями и нагноениями. Нужно поднять их на ноги за неделю. Крайний срок — десять дней. Если не удастся, останется один выход.

— Расстрел… — пробормотала Зоимэль.

— Естественно. Нам не нужны лишние рты, от которых нет пользы.

— А чему вы удивляетесь? — воскликнула женщина. — Подвал не приспособлен для тюрьмы. Там нет элементарных гигиенических условий. Полнейшая антисанитария… В любой момент начнется эпидемия. Людям не мешает помыться. Они завшивели, запаршивели…

— Что есть, то есть. Пованивают, — хохотнул офицер. — А мы не банщики, чтобы драить им пятки. Итак, с завтрашнего дня приступаете к своим обязанностям.

Он не стал спрашивать согласия. Он решил единолично и поставил Зоимэль перед фактом. Можно подумать, у неё имелся выбор.

Айями вжалась в стену и опустила глаза, когда офицер прошел мимо, заложив руки за спину. За ним проследовал переводчик.

— Чужеземная свинья. Умный и образованный гад, — пробормотала Зоимэль и, проводив даганнов взглядом, переключила внимание на Люнечку: — Ну, здравствуй, милая. Как твои дела?

— Хоёсо, — ответила та неохотно. Разговор на повышенных тонах напугал девочку.

— Как поживает наша "эр"? — улыбнулась женщина. — Покажи, как рычит тигр.

Люнечка продемонстрировала картавое рычание.

— Иногда четко выговаривает, но, в основном, проглатывает звук, — поделилась Айями, входя в фойе больницы вслед за хозяйкой.

— Ничего. Еще научится. Будет рыкать так, что придется завязывать рот.

Заведующая усадила Люнечку на кушетку и вручила игрушки из отделения педиатрии. Зоимэль была рачительной хозяйкой. Благодаря авторитету и железной выдержке ей удалось сберечь больничное имущество от разграбления, несмотря на то, что окна пришлось заколотить досками, снятыми с чердачных перекрытий, а прием пациентов велся в небольшом кабинете, бывшем в мирные времена смотровым.

— Как думаете, те ужасы, о которых он сказал — правда? — спросила Айями.

— Нет, — ответила Зоимэль убежденно. — Он может уверять в чем угодно, но мы-то знаем, как было на самом деле.

Действительно, было страшно — на кадрах кинохроники и на фотографиях. Последствия даганской жестокости среди руин. Это не люди, это животные. Хладнокровные потрошители, — звучало с экранов и с газетных страниц.

— Опечатали архив в ратуше, — делилась новостями Зоимэль. — Рассчитывают найти что-нибудь ценное, но у них один переводчик, да и тот говорит по-нашему неважнецки. Я им поясняю: "На фабрике нет ничего секретного, это текстильное производство", а они не верят. Вбили в голову, что там изготавливалось нечто особенное. Если наши заминировали — значит, неспроста.

— Может, охладят пыл на минах-то… — предположила Айями.

— Может быть. Люня, иди-ка сюда. — Зоимэль осмотрела девочку, проверив горло, лимфоузлы, послушав легкие. — Воду кипятите?

— Отстаиваем и кипятим. На два раза.

— Правильно. Сырую ни в коем случае не пейте. И умывайтесь только кипяченой.

— А кто такие "банщики"? — вспомнила Айями странное слово из даганского лексикона.

— По-моему, это профессия. Люди, которые приводят грязные ноги в должный вид. Ты в списки не попала? — переключилась Зоимэль на другую тему.

— Пока что нет, — ответила Айями, смутившись.

— Изверги… "Поласковей надо быть", — передразнила врачевательница. — Неужто мы скот, чтобы обращаться с нами как со стадом? Две женщины попросили Хикаяси о милости, а трое других собираются последовать их примеру. А ведь у них дети! Попробую переубедить. Вдруг откажутся от этой затеи? Но не уверена, что получится, — покачала головой Зоимэль.

Айями закусила губу. Неужто решится кто оставить детей сиротами? Видно, время тех женщин пришло. Непросто постичь хику. Только того, кто силен духом, впустит Хикаяси в царство вечного блаженства. Вот Айями не хватило силы воли. Когда принесли похоронку на мужа, надлежало последовать за ним. Броситься в храм и молить великую Хикаяси о благословении. И Айями бросилась бы и упала ниц, прося богиню о покровительстве, если бы не одно "но" — дитя под сердцем. Известие о беременности отвело руку Айями от нектара хику. У неё и в мыслях не было поступить иначе, хотя душевная боль раздирала на части. Люнечка стала посмертным подарком Микаса. Она — его частичка и смотрит на мир его глазами. Дочка спасла Айями от отчаяния, излечила от тоски и примирила со смертью мужа. Айями ни на секунду не пожалела о своем выборе, да и Микас не упрекнул бы, она не сомневалась в том. Но Хикаяси не простила слабости, едва не отобрав младенца. Зато рассудительная Зоимэль до сих пор посмеивается над страхами беспокойной мамочки. "Хорошие боги должны быть милосердны. А если жестоки, то зачем их почитать?"

Уж как отказывалась врачевательница, а все ж Айями вручила мешочек со скромными дарами и отсыпала горстку муки. Выйдя из больницы, она бросила взгляд на храмовую трубу. Если дымит, значит, у Хикаяси сегодня жатва. Люнечка, захныкав, терла глазки, просясь на руки.

По непонятной причине ноги понесли Айями к храму. Вот так же, более трех лет назад, она перешагнула порог святилища с новорожденной дочкой на руках. Перешагнула в последний раз, ибо храмовник, узнав, что девочка едва не умерла в родах, воспротивился таинству освящения.

— Вижу на её челе отпечаток божественной ладони. Дважды ты воспротивилась великой Хикаяси, и теперь не будет твоему чаду покоя. Пока не поздно, верни дитя той, которой оно принадлежит по праву.

Нет! — гнев Айями поднялся волной. Расстаться с пищащим комочком, забавно зевающим и морщащим носик? Отдать драгоценную ношу холодной вечности? Ни за что! Фотографии — тлен, память истирается с годами, а дочка — живое напоминание о первой и светлой любви.

— Гордыня и спесь мешают тебе разглядеть очевидное! — кричал вслед служитель. — Упрямясь, ты обрекаешь на муки и себя, и младенца!

Враньё! Мы будем счастливы. Обязательно.