Смоленская Русь. Княжич 1 (СИ) - Алексей Янов. Страница 85

В следующий раз в лаборатории я появился точно в срок. В моём присутствии вскрыли крышку сосуда. На нас сверху глянула красновато–коричневая, вязкая, пенистая масса. Для нейтрализации этой реакционной массы, избегая слишком активного вспенивания, в неё аккуратно влили раствор соды, а затем всё это перелили в чашу. Верхний маслянистый слой отчерпали ложками, нижний, с непрореагированными остатками азотной кислоты удалили при помощи кожаного шланга. В отделенную вязкую массу долили разбавленной серной кислоты и поставили эту смесь с обратным холодильником греться примерно на час. После охлаждения её снова нейтрализовали раствором соды. При этом действе все присутствующие почувствовали сильный запах сирени.

К моему сожалению, чистого запаха получить не удалось. В сиреневом аромате всё же присутствовали запахи непрореагировавшего скипидара и различных примесей. Но, как вскоре выяснилось, это только меня подводило обоняние, искренне считающее, что получившийся букет ароматов не тянул на гордое звание духов. И покупатели – нагрянувшие русские, а в мае иностранные купцы, а затем и потребители – опять же, как наши, так и забугорные, нахваливали сиреневые духи. Мои опасения оказались напрасными! Скорее наоборот, малое присутствие неизвестного терпкого запаха, в глазах местных ценителей парфюма, придавало этим духам лёгкую, так сказать, пикантность. Чуть подумав, я пришёл к неожиданному для себя, но всё объясняющему выводу. Ведь в эти века скипидар ещё никто, кроме нас, не производит! Поэтому абсолютно никто не видит и не предполагает какого–либо криминала в том, что на аромат сирени накладываются посторонние, еле уловимые запахи. Они и слов–то таких не знают, не имеют об этих алхимических жидкостях ни малейшего понятия. Ещё очень не скоро исходящий от человека запах того же скипидара будет ассоциироваться с какой–то рабочей профессией и грязным производством. А раз так, то моим сиреневым духам лёгкий скипидарный запашок, в фигуральном, да и в буквальном смысле, лишь прибавлял ценность.

Полученное нами душистое вещество, вроде его в будущем "терпинеол" называли, пошло не только на "сиреневые духи", но и на отдушивание мыл. Все остались довольны! Европейская, да и русская, "гламурная" общественность, получив в свои загребущие ручонки новые товары, восприняла их на ура. Мне тоже было грех жаловаться, так как "понты" во все времена стоят дорого.

Для этого производства я организовал очередное паевое товарищество под не очень оригинальным, на мой взгляд, названием – "Арома". Одному из лаборантов, участвовавшему в создании экспериментальной партии духов с мылом, и набранным им впоследствии главным мастерам я выделил 10–ти процентную долю в новом предприятии. Ещё 20 % паев получили четверо заезжих, но очень пронырливых пропойских купцов, приехавших в Смоленск за мылом. Хотя зачем оно им, они и без него, куда хочешь залезут! Ещё в начале этого года пропойские купцы, что характерно, без мыла, пролезли в состав купеческой "СПТП". Ну и в апреле, после ледохода, приплыли на переговоры со мной, чтобы, так сказать, закрепить успех. И так получилось, именно на их суд были вынесены "сиреневые духи". Таким образом, я подстраховывался, не хотелось опозориться, в случае чего, перед смоленскими пайщиками. Хотя гнёздовские работники получившиеся духи с первого дня хвалили, но я их мнению не особо доверял. Поэтому, подъехавшие ко мне по деловым вопросам пропойцы, пришлись как нельзя кстати.

Как говорится, мужики загорелись, сходу предложили вложиться в расширение нового предприятия и заодно организовать его переезд в свой родной город. Подумав я согласился. Особых секретов я перед ними не раскрываю, так как кислоты с содой, а также мыло будут поставляться в Пропойск из центра. Уже в начале мая "Арома" переехала на самый юг княжества, в город с не очень благозвучным названием, стоящим на берегу р. Остер. Там, в собственности купцов, имелся нетронутый сосновый бор, пригодный для получения живицы. Перед отъездом с пайщиками "Аромы" я провёл ликбез на тему из чего ещё и как можно попробовать изготовить новые ароматы духов. Воспоминание мои оказались довольно фрагментарными, что поделать, в своё время не очень внимательно интересовался парфюмерной тематикой. В новых производствах, если они, конечно, сподобятся их организовать, я согласился уменьшить свой интерес до 50% паев. По–моему справедливо, учитывая, что дальнейшую разработку пайщики всецело возьмут на свой страх и риск. Не знаю, что у них с новыми духами получится, но уезжали они довольные и одухотворённые на новые свершения.

Разобравшись с пропойцами отправился на Касплянскую судоверфь или плотбище, как здесь именуются судостроительные предприятия. Хозяин верфи, Гавша Стоянович, на днях уведомил меня о начале строительства сразу пяти боевых парусно–гребных галер и десятка разноразмерных транспортных дощаников. Чем–чем, а пиломатериалами, благодаря лесопилкам, я его обеспечил вдоволь. А также инструментами для обработки дерева: топорами, рубанками, столярными и двуручными пилами, долотами, стамесками и сверлами.

Судостроение, во многом новых для Смоленска типов судов, сумело приобрести сходу такой размах и масштаб, ясное дело, не без моего участия. Всю минувшую зиму Гавша Стоянович вместе со своими мастерами занимался модельным строительством, с последующими испытаниями малоразмерных макетов галер и дощаников. Строительные технологии на этих моделях в черновую были отработаны, учтены и исправлены все допущенные ошибки и экспериментальным путём расшиты все «узкие места».

Со дня моего первого посещения, верфь, вследствие обрушившейся на неё огромного «госзаказа» и поставок лесоматериалов, сильно разрослась в размерах и теперь вытянулась вдоль берега Каспли на целый километр. Кроме, собственно говоря, доков, здесь присутствовали также заготовительные склады, забитые грудами сырых пиленых досок и брусьев, а также склады готовой продукции, туда древесные материалы поступали после спецобработки дёгтем или смолой в смолокурнях. Смолокурни располагались под навесами и дымили так, словно там бушевали пожары. Чугунные котлы, тоже, кстати говоря, моего производства, вставленные в зевы печей, булькали исходящим жаром, дурно пахнущим дегтярным варевом. Рабочие верфи черпали вёдрами дёготь и шустро обмазывали костяки будущих судов сейчас зияющих огромными провалами.

– А вон княжич, погляди, там мы лыжины для сталкивания судов в реку ладим, – для меня проводил персональную экскурсию владелец верфи.

Я перевёл взгляд в указанном направлении. Действительно, по склону берега, прямо к реке рабочие укладывали из брёвен лежачие спуски. Рекламировать готовые суда, по естественным и понятным причинам главный корабел и по совместительству владелец предприятия ещё не мог, а потому, показав первым делом каркас строящихся судов, теперь водил меня по всей верфи, по ходу комментируя виденное.

– Здорово тогда ты, прошлым летом, Владимир Изяславич, подсказал мне вбить в дно ряжи для противольдинной защиты. Минувшей весной я и горя не знал! Ледоход плотбища моего совсем никак не задел и не порушил!

– А раньше, что, так сильно тебя ледоход донимал? – спросил я, чтобы поддержать беседу.

– Что ты! – взмахнул руками Гавша Стоянович. – Конечно, год на год не приходится, но почти каждую весну отстраиваться чуть ли не заново приходилось!

По моему совету прошлым летом корабел вбил в дно сваи, частично перегородив течение Каспли, и засыпал эти сваи битым камнем. В результате получилась искусственная речная гавань, надёжно защищающая верфь от опасных и разрушительных весенних ледоходов.

Глава 10

Глава 10. Май 1234 г.

С улицы доносились ставшие уже год как привычные для моего слуха звуки старинной пасторальной жизни просыпающегося города. Сначала один колокол Успенского собора затянет медленный протяжный благовест, ему, не спеша, отвечает той же тягучей мелодией колокол Свирской церкви, на его зов за Днепром откликается звучный медный голос моей Ильинской церкви, а в перезвон зазвонивших колоколен Торговой площади вплетается далёкий благовест Смядынского монастыря, и вскоре начинает дружно звенеть уже весь город. Но тут вдруг колокольную музыкальную гармонию разрушают вновь начавшие работать тяжёлые подвесные молоты моего заводского подворья.