Альвийский лес (СИ) - Пасценди Доминик Григорьевич. Страница 20

И молодой воин это сделал!

Три аэ со свистом вырвались из его лапы и полетели к Уаиллару. Только Уаиллар был уже не там, куда летели ножи. Мощным прыжком он сместился на две длины аллэ вправо.

Парень на мгновение потерял его из виду, но почти сразу же восстановил ориентацию. У него явно были незаурядные способности. Если б молодому воину случилось пожить подольше, он мог бы стать великим воином.

Но не случилось: Уаиллар, не дожидаясь, пока ножи молодого аиллуо долетят до того места, где он только что был, метнул свое аллэ.

Пронзенный насквозь чуть выше пупка, молодой воин опрокинулся навзничь. Он, было, попытался подняться, но ноги его уже не послушались: перебитый точным ударом позвоночник не передавал им более желаний хозяина…

Парень был не жилец. Уаиллар посмотрел на него с сожалением. Это мог быть его воин, аиллуо его отряда, если бы — если бы не умирал сейчас, если бы на ежегодной ярмарке нашел себе жену из клана Уаиллара, если бы… много чего если бы.

Уаиллар, приблизившись (не без осторожности), выдернул аллэ из живота воина и коротким сильным ударом пробил ему сердце.

Уаиллар бежал вдоль реки, внимательно озираясь. Было уже почти совсем темно, однако продвигаться было опаснее, чем днем: в этой части долины растительность была совсем редкой, и бегущего воина можно было заметить с большого расстояния. Уаиллар решил бежать до полуночи, потом найти укрытие и немного поспать, а затем бежать дальше — так, чтобы оказаться у аиллоу многокожих ещё до рассвета, имея время на поиски Аолли.

Душу Уаиллара грели четыре хорошо сбалансированных аэ, собранных на месте битвы. Павшие аиллуо умели заговаривать свои ножи. А ещё на его шее висел гибкий побег уллиоэ с тремя парами острых ушей на нем.

Полуночное укрытие дал ему куст аололи, послушно окутавший широкими листьями, когда воин поговорил с ним.

Дальнейший путь потребовал ещё больше внимания и осторожности. Несколько раз по дороге попадались круглоухие, а один раз, уже почти у самого аиллоу многокожих, прямо перед рассветом — несколько воинов этого племени, на своих испорченных копытных. Уаиллар, слившийся с растениями у протоптанной круглоухими, убитой полосы земли, по которой они привыкли передвигаться, внимательно рассмотрел многокожих воинов, изучая тех, с кем ему придется, возможно, встретиться в бою в самое близкое время. Лошадь животное странное, непривычное. Они появились вместе с многокожими, как и некоторые растения, и другие животные. Уаиллар и раньше видел лошадей, и даже несколько раз успешно сражался с их всадниками, сшибая наземь дальним броском своего аллэ. Проще было бы убить лошадь, после этого наездник становился почти беспомощным, но нет чести убивать неразумных, не способных нападать и обороняться.

На конях были нацеплены и наверчены куски мертвой кожи и мертвых, обработанных огнем камней. Поверх этого нагромождения сидели покрытые мертвыми кожей и волокнами растений круглоухие, по одному на каждой лошади. Они внимательно и настороженно озирались в предрассветном сумраке, причем было заметно, что видят они плохо, гораздо хуже, чем Уаиллар. От них сильно и неприятно пахло сложной смесью острых и резких запахов, в которой были и пот, и грязь, и нечистоты, и перегоревшая в желудках пища. Уаиллара передернуло, когда он представил себе, как эти круглоухие пожирают обожженные куски мертвой плоти животных. В глубине души он подозревал, что они и друг друга, наверное, пожирают — и аиллуэ могли бы, если б тот попал в их руки. Мерзость.

Воин обратил внимание, что грудь, живот и спина каждого из этих круглоухих были закрыты блестящей скорлупой. Раньше ему не случалось сталкиваться с таким, хотя от Арруэллэ и других опытных воинов он об этом слышал. Арруэллэ особенно предупреждал, чтобы Уаиллар не вздумал бить копьем или ножом в скорлупу: не пробьет. "Лучше в морду или в шею, там они обычно ничем не защищены", - повторил он несколько раз.

Так же блестящая скорлупа покрывала и головы круглоухих сверху, защищая в том числе и уши. Значит, и по голове бить не надо, подумал Уаиллар. Если только в лицо.

Он не понял, чем вооружены двукожие. Видно было только что-то длинное, обернутое в мертвую кожу, висевшее поперек лошадиных боков спереди от бедер всадников. Жаль — лучше бы заранее знать, с чем столкнешься. Особенно интересны для Уаиллара были пресловутые громотрубы — он никогда не видел их в действии (да и вообще близко).

Дождавшись, пока звук копыт не перестал различаться слухом, воин снова двинулся вперед. Через некоторое время он обнаружил себя посреди открытого пространства, земля на котором была изрыта и собрана в правильные, ровные гряды, усаженные через противоестественно равные интервалы незнакомыми растениями. Уаиллар попробовал поговорить с ними, чтобы понять, что они такое, но растения не отзывались. Видимо, это было что-то, привнесенное новыми круглоухими, так же, как верховые животные и другие их твари.

Уаиллар огляделся и понял, что ему надо срочно перебираться к недалекому берегу речки, потому что на этих участках перекопанной земли, отделенных друг от друга невысоким кустарником, он был заметен, как алый цветок уэллэу в зеленой траве.

В этом месте берега речки были довольно крутыми, хоть и невысокими, меньше, чем половина роста воина. Внизу речка намыла песка, так что вдоль берега можно было довольно свободно передвигаться: пляж был шириной где в два аллэ, а где и в десять. Уаиллар снова побежал, закинув аллэ за спину. Он напряг все чувства, улавливая ощущения Жизни вокруг себя, как делал всегда, передвигаясь по-звериному.

От Арруэллэ он знал, что речка проходит вдоль всего аиллоу круглоухих. На её левом, крутом и высоком берегу, собственно, аиллоу и стоит. Правый берег напротив аиллоу низкий и во время дождей заболочен; весной его и вовсе затапливает. В сухое время года там растет густая зеленая трава, которую охотно едят лошади и другие порченые круглоухими животные. Левый берег, вдоль которого бежал Уаиллар, и вправду начал повышаться, и вскоре воин смог спокойно выпрямиться. Солнце уже освещало вершины гор, до рассвета оставалось совсем немного. Надо было торопиться. Он плохо рассчитал время, не зная точного расстояния, и должен был оказаться у цели, судя по всему, гораздо позже рассвета. Скорее всего, придется искать укрытие на светлое время — а это ещё день мучительного ожидания, день задержки, день, который Аолли проведет в плену.

И ещё его надо найти, это самое укрытие…

А между тем вокруг все просыпалось, и ощущений чужой Жизни в пределах чувствительности Уаиллара становилось все больше.

День, проведенный Уаилларом в наскоро вырытой ямке под ветвями небольшого, но густого куста не известного ему растения (которое, слава Жизни, откликнулось, и с ним удалось поговорить), был для воина самым тяжким за всю его жизнь. Нетерпение грызло его, как зеленые блохи с полуденного склона Великой горы, вызывающие непереносимый зуд. Но от блох можно легко избавиться, посидев в воде по уши, а от мыслей, от страха за Аолли, от чувства вины — избавиться не удавалось. Хоть бы было чем занять себя — но воин не мог думать ни о чем другом, кругами ходя по одним и тем же думам и считая удары сердца.

Обычно Уаиллар, как воин опытный и зрелый, поднаторевший в охотах на опасных хищников и походах чести, умел ждать и терпеть. Но не в этот день.

Но, наконец, солнце закатилось за горы, воздух посерел, остыл, и как-то сразу сделалось темно.

Скопления чужих жизней, которые Уаиллар чувствовал очень близко от себя — над берегом, на другом берегу реки, по сторонам — стали рассеиваться. Пришлось ждать ещё довольно долго, пока вокруг не остались лишь единичные проявления жизней — с чуждым рисунком, с нечитаемыми чувствами, явно от существ крупных. Многокожие! Воин выскользнул из-под куста. Ему пришлось, скрываясь в тени под берегом, сделать короткую разминку: многочасовое сидение в неподвижности зажало мышцы. Потом он, не выходя из тени, опорожнил мочевой пузырь и кишечник. Теперь он был готов к сражению.