Тарзанариум Архимеда - Кацай Алексей Афанасьевич. Страница 21

— Ничего, перетопчутся. Давай, Ник, давай! Быстрее!

Сзади послышалось поскрипывание песка. Симон резко развернулся и наткнулся на безумный взгляд Тресилова. Казалось, что тот еще полностью не отошел от гипноза и его круглые остекленевшие глаза казались двумя кусочками гальки, вдавленными в, разделенное напополам огромным синяком, плоское лицо. Симон на секунду опешил и, разворачиваясь всем корпусом, осознал, что уже не успевает уйти от удара. Тонкая спица шампура, зажатая в руке чекиста, впилась в грудь Арданьяна. Его откинуло назад, он покачнулся, перекособочился и, замедленно упав, огромным человеческим зародышем скорчился на раскаленном песке.

— Ах, ты… — где-то далеко-далеко раздался рев Ника и тень Тресилова, упавшая на лицо Симона, слетела с него, плеснув в закрывающиеся глаза желтым солнечным огнем.

От удара Хастона подбородок Тресилова хрустнул, а тело поднялось в воздух, по крутой дуге падая на скалу. Второй хруст раздался тогда, когда затылок чекиста коснулся шершавого камня. Тело его мгновенно обмякло и лицо приняло умиротворенное выражение. Даже синяк побледнел.

Ник бросился к Арданьяну и, размазывая по телу кровь друга, поднял его на руки.

— Симон, Симон, дружище, держись!..

Тот приоткрыл глаза:

— Ник… Вовку… Срочно…

— К чертям, — заорал Хастон, — к чертям собачьим! Эта проклятая страна забрала у нас Эндрю. Я не дам — слышишь, Симон? — не дам ей забрать тебя. Ты только держись, только держись, дружище! Тантор, сюда! Левым, левым бортом развернись!

Симон пытался еще что-то сказать, а Хастон, скользя по поверхности аппарата, уже устраивал его на сидении кабины, бормоча:

— Держись, Симон, держись! Несколько часов продержись, пока до Штатов доберемся. Ты должен это сделать, должен! За Элен с Вовкой я потом сам прилечу. Обязательно прилечу. Ты только продержись, дружище!..

Нику показалось, что вся кабина залита кровью, когда тантор, сделав крутой вираж над Судаком, пошел на запад. Внизу мелькнули околицы городка и пустая брошенная машина чекистов, к которой уже подбегали подчиненные Тресилова. Вот они подняли головы к верху и, по-бабьи испуганно, присели, взмахнув руками. Кондратюка с Вовкой видно нигде не было.

— Ур-роды! — скрипнул зубами Ник, встревожено вглядываясь в восковое лицо Симона. — Тантор, прекратить разворот. Цель — Аламогордо. Скорость — максимальная. Высота — максимальная.

— Ускорение? — спросил голос Эндрю.

Ник еще раз бросил взгляд на лицо Арданьяна, провел рукой по неподвижному телу, опутанному проводами датчиков, и тяжело вздохнул:

— Тоже. До определенных пределов. Ты к Симону прислушивайся.

— Есть, Ник. И сам расслабься. Мы прорвемся, дружище, обязательно прорвемся.

Хастон посмотрел на приборную панель, покрытую созвездием сигнальных огоньков, и молча кивнул головой. Если Эндрю соорудил надежный аппарат, то он, Хастон, сделал для него неплохую соображаловку.

— Вывози нас, тантор. Выручай, друг.

Раздался нарастающий свист и Ника вдавила в мягкое кресло пилота. Детали «района крымского побережья» начали стремительно уменьшаться, а пространство синеть, словно от холода. Или от потери крови. Живой человеческой крови. Слева по курсу, на негативе неба, проявился полупрозрачный, призрачный лунный диск. Синева просачивалась сквозь него, а он уже миллионы выныривал из нее, чтобы катиться, катиться вдогонку за Солнцем и все никак не докатиться до него.

8 октября 2002 года,

Море Ясности (Луна)

Как ни странно, но спаундер они все-таки приподняли. Если, конечно, так можно было сказать, о покореженном сооружении, лежащим на груде камней под углом градусов в сорок к выпуклому горизонту. Над ним в черном небе разметалось разъяренное Солнце. До его захода оставалось еще несколько суток. Тягучих земных суток, покрытых, как и пространства великой равнины, шершавой наждачной пылью. Дно кратера, перепаханное подошвами ботинок скафандров, напоминало изъезженное гусеницами тракторов убранное картофельное поле, освещенное яркими прожекторами. Впрочем, это касалось, более пологой, северной стороны образования. Сторона южная, со своими террасами, поднимающимися к самому гребню, за которым замерли загадочные обелиски, оставалась девственно чистой. Если, конечно, не считать нескольких цепочек следов, оставленных ими еще в первый день их аварийного прилунения.

Никаких экспериментов со светящимися шпилями они больше не предпринимали. Наруддинов с орбиты произвел серию съемок этого района. Но разрешение компьютерной камеры не позволяло, как следует рассмотреть все детали. И только длинные тени, черными клинками рассекающие лунную поверхность, удлинялись от кадра к кадру, как живые существа, медленно выползающие из своих нор.

Настоящих нор, кстати, в окрестностях больше не появлялось. Вокруг царила полная, «классическая» по выражению Русланы, безжизненность и все, произошедшее с модулем на расстоянии километров тридцати от места их вынужденной посадки, казалось им полным бредом. Впрочем, овеществленное доказательство этого бреда было тщательно законсервировано Олегом.

«На Земле разберутся», — буркнул он, тщательно упаковывая в пластик мертвую «крысу». Это мимолетное замечание снова наполнило Руслану, исчезнувшей было, надеждой и она остервенело выворачивала из тела Луны камни и булыжники, для того, чтобы взгромоздив их на электротележку, с трудом вытащенную из модуля, подвозить их к перевернутому спаундеру. Олег домкратом приподнимал его и они вдвоем, пыхтя на все четыреста тысяч километров безвоздушного пространства, подсовывали их под погнутую обшивку.

Спаундер кряхтел всеми своими соединениями, изгибался, но принимал все более и более вертикальное положение. Потом все начиналось сначала. А вчера вечером, условным земным вечером, «каменные» рейды пришлось прекратить: в поисках материала они вышли из тени гребня кратера. Когда это случилось, обелиски сразу же начали проявлять свое мерцающее беспокойство. Пьезоэффект, надо заметить, получался какой-то на удивление устойчивый. И надежда снова начала просачиваться наружу сквозь плотную ткань скафандра, исчезая среди не оседающей пыли, поднятой их возней. Ее, надежды, становилось все меньше и меньше. Так же, как и воздуха.

Руслана на мгновение приостановила дыхание. Экономить. Надо экономить. Но, как назло, очень хотелось дышать. Полной грудью. Взахлеб. До боли в легких. Ощущая во рту не стерильность регенерированной воздушной смеси, а аромат цветущей вишни возле их гременецкого домика. Или горьковатые крымские запахи в степи за Коктебелем. Или вяжущий смолистый привкус сибирской тайги. Руслана как-то мгновенно вспомнила все места, где ей приходилось бывать в ее короткой жизни. На глазах выступили слезы. Как же далеко ее занесло от Украины, России, от теплой, пахнущей жизнью, планеты, укутанной бело-голубым небом! Так далеко, что не только ее жизни, но и жизней всех ее предков и потомков не хватит на возвращение!..

— Руся, ты спишь? — раздалось в наушниках.

— Не знаю. Но, если это так, то мне кажется, что я уже никогда не проснусь, — тяжело сглотнула слюну Руслана.

— Что за упадническое настроение? — голос Олега был на удивление бодрым. — Сейчас Серега появится, последние известия послушаем, перекусим и за работу.

Вообще, в последние дни Руслана с некоторым удивлением узнавала в командире прежнего Тресилова: умного, ироничного и неизменно приветливого к сотрудникам директора по внешним связям туристической фирмы «Дальтур». Ее заботливого, милого Олега. Земного-земного. То, что случилось в падающем модуле, наверное, тоже было бредом.

— Олег, — слабо прошептала Руслана, — мы не взлетим. Мы просто не успеем взлететь.

— Ерунда! Даю тебе честное селенитское слово, что сегодня же мы покинем эту невежливую планету. У нас просто нет другого выхода… Я тут ночью подумал, подумал и уразумел, что часа через два, при хорошо поставленном производственном процессе, спаундер будет стоять вертикально. Я верхушку немного приподниму, а ты скатишь пару десятков камней под основание. Нам всего несколько градусов осталось. Покачнем — сам на лапы встанет. Госпожа Луна только крякнет, а господин Хейердал в гробу перевернется. В общем, как сказал Архимед, дайте мне точку опоры и я переверну Луну вместе со спаундером!