Женитьба и другие злоключения принца Кармаэля. Книга 1 (СИ) - Этери Анна. Страница 49

А я тут при чем? Ну раз уж он так хочет…

— Действительно, — освидетельствовал я место вандализма, — вы осквернили святыню! — Поверженный дуростью цветок еще сиял, но как-то приглушенно.

— Это не святыня, а святыня своего рода, а это очень большая разница! — на одном дыхании протараторил Эсмирато; никогда не видел его таким взволнованным.

— Да ладно, что ты переживаешь, верю я тебе, — хлопнул его по плечу, подбадривая, и глаза его стали холодными, как два осколка льда. Верю?! Я уже и сам себе не верил. — Так в чем же разница?

— Как было сказано раннее, это место силы, и цветок как бы ее сосредоточие.

— Был, — влез Венди. — Пока ты его не сломал!

Взгляд Эсмирато стал еще холоднее.

— И что теперь будет? — вернул я его внимание.

— Не знаю. Но раз сломали, уже ничего не поправишь, — припрятал кэшнаирец источающую сияние растительность под камзол и направился прочь.

— Он что-то замыслил! Я чувствую! — воскликнул Венди, глядя в удаляющуюся спину.

Как бы там ни было, но и нам оставаться на полянке не резон.

— Возможно, и задумал. Посмотрим, что будет дальше.

И мы посмотрели.

Нет, вначале все было как обычно, и только какое-то тревожное чувство не давало покоя, чувство неправильности. Я размышлял, с чем оно может быть связано. Поведение Эсмирато никогда не отличалось предельной ясностью, зачастую его выходки сбивали с толку и давали повод на полном серьезе обдумать вариант — набить ему морду, но… сейчас дело было не в этом.

— Ты видел светляки… — донесся трагичный шепот Венди.

— Ты хотел сказать светляков?

— Светляки потускнели, и как-то неуютно… словно бы лес… давит.

— Давит? — Ну и фантазия у него. С какой высоты он упал, чтобы так бредить? Внезапно накатила волна дрожи. А может, и в самом деле никакая то не фантазия.

— Я вот что думаю… — повернулся ко мне Венди, да так и замер, раскрыв изумленно рот. Поднял дрожащую руку и указал куда-то позади меня.

— Что, светляки совсем погасли? — попробовал я пошутить, оборачиваясь, и обмер. Во тьме между деревьев плавали две огромные луны. И все бы ничего, если бы они время от времени не моргали. В горле враз пересохло. Такую громадину видеть еще не доводилось. Хотел скомандовать отступление, но слова не желали выходить наружу, словно страшась, что их услышат…

— Венди… — прошептал я придушенно.

Луны внезапно ринулись вперед, и впервые в жизни я был счастлив уступить дорогу, бросившись проч. Венди тоже не заставил себя долго ждать, и мы мужественно пересидели опасность в кустах.

— Ты видел? Нет, ты видел? — вылез из укрытия Венди, глядя в сторону затихающего громового лесоповала. — Оно невероятно!

— Да уж, — встал я, недовольно отряхиваясь. — Что ж ты не познакомился с ним поближе? Кишка тонка?

— И тонка! — не смутился он. — А у тебя нет? Оба струхнули.

Хотел возразить, но…

— А где наш кэшнаирский друг? — огляделся я — кругом царил хаос: поваленные деревья, взрытая земля. И как нам не досталось?

— Эта выхухоль, как пить дать, сбежала, едва на горизонте замаячила опасность! Их же в Кэшнаире первым делом учат, что своя шкура дороже всего и ее надо спасать любой ценой, а остальными можно и пожертвовать. Идем к стоянке, уверен, найдем его там.

Некоторую часть пути обратно прошли по дороге из выкорчеванных деревьев, высматривая, не завалялось ли где в кустах или под поваленным стволом его темнейшее высочество.

— Да он давно возле костра пятки греет, пока мы тут ночную тьму рассекаем и кусты осматриваем! А он бы ради нас задерживаться не стал! — высказался Венди.

— Он бы не стал, а мы задержимся. — Носком сапога я отогнул ветку поваленной сосны, оттуда выскочил хорек и припустил что есть духу.

— Вот видишь — ничего!

Вздохнув, позволил Венди уговорить себя бросить поиски. В конце концов, Эсмирато и в самом деле мог давно вернуться и улечься спать — так и видел его одухотворенное спящее лицо и голову на подушке. А мы тут как дураки лазаем, вчерашний день ищем.

Свернув с полосы поваленных деревьев в лес, тщетно пытался припомнить дорогу до лагеря, призывая все свое чувство направления. Мы блуждали до самого утра. По временам из чащи доносился страшный, душераздирающий вопль, все стихало, а затем раздавалось чавканье. Венди пару раз пытался пошутить, что это третьим кэшнаирским закусили, но когда на нас вылетело нечто с зубастой пастью и озлобленным характером, чувство юмора ему изменило. В результате, изрядно пропотев и набегавшись, я пришпилил шпагой существо к дереву. Это оказалась какая-то мелкая тварюшка. На последнем издыхании она широко распахнула глаза, и я отшатнулся от этих двух маленьких желтых лун.

— Что это, как думаешь? — подошел Венди, разглядывая мелкое, размером с собаку, чудище.

— Я вообще предпочитаю об этом не думать. — С усилием выдернул из дерева шпагу, и существо, соскользнув вниз, рассеялось черным дымом.

К моменту возвращения костер уже догорел, и это с ним, по всей видимости, случилось давно. О том, что это наше место, напоминали только сваленные в кучу сумки и седла. Так просто было пройти мимо. И в этом заключалась еще одна неприятность.

— Лошади исчезли. Обе! — завопил Венди.

— Что-то не припомню, чтобы у тебя была сумеречная…

— Я тоже не припомню, однако, сейчас не до твоих шуточек!

Серый предрассветный свет просачивался сквозь кроны деревьев, теряющихся в белесой вышине. И этот свет чудился унылым предвестником… и я надеялся, что не чьей-нибудь кончины.

— А-а-а!

— Ты чего? — спросил я Венди, обеспокоенный его душевным состоянием.

Он поднял что-то над головой, удерживая в руке.

— Это… это… — силился я разглядеть предмет похожий на дубинку.

— Это кость! — срывающимся голосом сообщил он.

— Ну да, кость. И что такого?

— А того, что это кость моего Красавчика!

— Да с чего ты взял? Мало ли чья это может быть…

— Я знаю, чья она!

— Ты просто перенервничал. — Подошел я к нему и взял за руку. В другой он все так же держал кость над головой. — Присядь отдохни. — Подвел его к потухшему костру и усадил. Достал кремень, собираясь развести костер.

— Нет! — закричал Венди.

Руки дрогнули, и я уронил кремень в золу.

— Я знаю, чьи это проделки! О, я с самого начала говорил, что ему верить нельзя! Он все подстроил! Заманил в ловушку! Жестокий, бессердечный монстр! Он всех нас погубит… всех! Так же как разделался с моим Красавчиком! — разрыдался Венди, прижав кость к груди.

Еще неизвестно чья она. Может быть и… самого… «бессердечного монстра»…

— Его вещи здесь, — обратил я внимания на значительную деталь, потому что самого участника трагедии в округе не наблюдалось. — Что бы это значило? — обратился к Венди, чтобы отвлечь его от мрачных мыслей.

— Это ты меня спрашиваешь? Вот сейчас встану и скажу!

— Да ты можешь и посидеть.

— Поседеть я всегда успею! — Он поднялся, с трудом сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Совсем плох. — Этот мошенник, этот злодей ускакал, оставив нас на растерзание жутким тварям! Вот его лживая и трусливая сущность! Он оставил моего Красавчика на съедение… — Его снова скрутило рыдание. — Но ничего! — Взметнулась в высь кость, зажатая в руке. — Я ему еще покажу! Я ему! — Венди несло почище, чем в день, когда он напился в кабаке «Трех коз», повелевая местным пьянчугам пасть ниц перед ним — его светлостью герцогом Рикторианским. Позже выяснилось, что некая барышня подлила в питье любовное зелье кустарного производства, и благодаря этой жуткой смеси из зелья и алкоголя его мозги неслабо замкнуло. Я его тогда еле утащил из кабака, на утро он протрезвел и ничего не помнил о минувшем вечере. Сейчас же он был явно не пьян, и надеяться на просветление ума не приходилось.

Со второй попытки разведя огонь, я вскипятил воду и заварил чай. Выдув кружку, Венди заметно взбодрился, но кость свою так и не бросил.

— Надо идти. — Отставил он пустую посудину и поднялся.