Там, среди звезд (СИ) - Бри Кети. Страница 35

Анна всегда считала, что одежда должна стремиться к удобству в первую очередь, а вышивки, кружева и декоративные пуговицы — вещь совершенно бессмысленная. Но теперь, глядя в зеркало, она вынуждена была признать, что смысл во всем этом есть. Потом их понесло в парикмахерскую. А далее — к визажисту, массажисту и еще много куда. Анна честно пыталась получать от этого всего удовольствие, и даже начала его получать к концу вечера.

Вернувшись домой, возбужденная и счастливая Милен тут же потянулась к пирожным, собираясь заедать ими сладкий кофе. Анна, не раздумывая, легонько шлепнул приятельницу по руке. Милен посмотрела на нее удивленно.

— Не вы ли говорили мне, что хотите похудеть?

Милен медленно положила пирожное на тарелку.

— Хочу, конечно, — ответила она. — Но не прямо сейчас — после трудного и насыщенного вечера.

Анна усмехнулась:

— А разве завтра день будет легче? Не думаю.

Она поднялся со стула, аккуратно сняла новый кардиган и совершенно неожиданно опустилас на пол. Милен от удивления вскочила на ноги.

— Что случилось? — обеспокоенно спросила она.

Анна в ответ молча и методично тжималась от пола. Первые три раза ей дались легко, четвертый — явным трудом. После пятого отжимания она с трудом села там же, на полу, прислонившись спиной к стулу и прикрыв глаза, сказала:

— Врачи уверяли меня, что я так никогда не смогу. А я смогла. Три месяца у меня не выходило ничего. Однажды Дария нашла меня на полу распластанной, как лягушка. После очередной попытки. И испугалась, что мне стало плохо. Я соврала тогда, будто голова неожиданно закружилась — стыдно было признаваться. Забросила попытки запрыгнуть выше головы. Можно подумать, это кому-нибудь нужно.… Потом я поняла, что это нужно мне.

После второго гиперпрыжка Ричард спросил у Анны:

— Ты не хотела бы познакомиться с моими родителями?

— Ты никогда не говорил о них, — удивилась она. — Я даже не знала, живы ли они.

Ричард пожал плечами и взглянул в псевдоокно: на черное полотно космоса, на свет звезды, под которой родился.

— Я не виделся с ними больше пятнадцати лет. Они из Новых Отшельников, если ты о них слышала.

— Разве что краем уха, — повинилась Анна.

Ричард кивнул.

— О них мало кто слышал: Новые Отшельники не стремятся рассказывать о себе миру. Я совсем не вспоминал о них с тех пор, как был румспрингой*, и покинул общину.

— А почему вспомнил о них теперь?

— Отсюда до Эдема, планеты, которую они колонизировали, чуть больше шести часов лету, не считая времени для прохождения таможни и спуска на поверхность.

Ричард постучал по поверхности стола, и решительно добавил:

— А еще я хотел, чтоб они увидели тебя и своих внуков.… Быть может, больше шанса не выпадет.

Анне не оставалось ничего, кроме как согласиться. Они не теряли времени: огромным двигателям корабля нужно было время, что бы остыть перед новым прыжком через пространство. Это занимает не меньше трех стандартных земных суток.

Небольшую яхту вывел из дока Огастин, променявший надоевшие до оскомины рейсы между Марсом и Землей на место одного из четырнадцати пилотов, посменно управляющих «Александром Великим». Он сам на Эдеме не бывал — его отец сбежал оттуда в молодости, а позже приютил и племянника, Ричарда, когда тот прибыл на Землю, чтобы познать жизнь обычных людей, и либо добровольно отречься от нее и стать одним из Отшельников, либо остаться навсегда в «большом» мире.

Ричард выбрал второе. Какое-то время он еще переписывался с родителями, обещавшими принять любой его выбор, но писем он писать не умел и не любил, и вскоре переписка заглохла. Деньги и подарки от сына родители отказались принимать, когда узнали, что он пошел по военной стезе — Отшельники не признавали никакого оружия.

На Эдеме был всего один город — как приложение к космопорту. Единственное место на планете, где разрешалось использовать современные технологии. Вся остальная планета жила так, как жили земляне до выхода в космос. Здесь никого не держали силой — подростки от шестнадцати до двадцати одного года отправлялись учиться на другие планеты за счет своей общины. Часть из них возвращалась к семье в знакомый, безопасный мир, часть — предпочитала большой мир с его опасностями и открытыми горизонтами.

Дорога от города до деревеньки, в которой жили родители Ричарда, заняла столько же времени, сколько и полет на катере — шесть с половиной часов в повозке, запряженной четверкой коней. Малыш, при выходе из яхты замялся и дернул Анну за руку.

— Может мне не стоит с вами ехать? Я ведь тоже технология?

Ричард обнял мальчика, и сказал, целуя его в макушку:

— Ты мой сын! А кто не согласен… что ж, их мнение мало меня интересует.

Потом он отстранил Малыша и удивленно отметил:

— Мне кажется, или ты вырос?

— Да, — гордо ответил Питер. — Я расту!

До деревни он добрались уже в сумерках, когда эдемское солнце почти зашло, а ни одна из мелких четырех лун еще не показалась из-за горизонта. Анне казалось, будто они переместились в прошлое лет на пятьсот — в те времена, когда люди не думали о покорении космоса.

Ричард тихо улыбался своим воспоминаниям о детстве. Что бы он ни говорил о том, что в общине ему не хватало воздуха, чувствовалось, что он был здесь счастлив. Дети, покинувшие общину, редко возвращались — это не поощрялось законами отшельников. Однако теперь, после войны им пришлось немного ослабить свои запреты — некоторые выжившие, а иногда их вдовцы и вдовы с детьми перебирались сюда, в тихую гавань.

Жить здесь Ричарду не хотелось. Что ему, полицейскому до мозга костей, здесь делать? Возделывать землю? Или стать горшечником, как хотел его отец? И все же, все же он рад был увидеть свой дом.

Он спрыгнул с телеги и помог выйти из нее Анне и Питеру. Малышей было решено оставить в городе — им тяжело пришлось бы в дороге. Если дедушка и бабушка пожелают на них посмотреть, то у них есть два дня.

Ричард выглядел спокойным, но он волновался перед встречей с родителями, сам того не осознавая. Подошел к деревянным воротам, скрывавшим за собой аккуратный палисадник и дорожку, ведущую к деревянному двухэтажному дому, и несколько раз громко хлопнул в ладоши. Залаяла собака, отворилась дверь, и на пороге дома возник высокий немолодой мужчина такой же плечистый как Ричард. Лицо его оставалось в тени, но Анна четко ощутила родство между ними двумя.

Мужчины, старый и молодой, застыли и стояли так некоторое время, потом сделали несколько стремительных шагов по направлению друг к другу, и крепко обнялись. А затем одновременно произнесли:

— Ричард… сынок!

— Отец!

Они отпрянули друг от друга, и Ричард обернулся, подзывая Анну к себе.

— Знакомься, отец. Вот женщина, которого я люблю. Вот наш сын, один из четырех. Остальные трое еще слишком малы, и остались в городе со своими нянями.

Старик усмехнулся, разглядывая скромно одетую Анну, и останавливая взгляд на ее не слишком длинных волосах.

— Я знаю о тебе и твоей семье, Ричард. Не могу сказать, что это та семья, которую я для тебя хотел, но это твой Путь и тебе по нему идти. Прошу в дом, госпожа Воронцова.

Совершенно неожиданно Малыш выпустил руку Анны, и вышел вперед:

— Сэр, прежде чем вы пустите нас в дом, я хочу, чтоб вы знали о том, что я не человек! — его лицо в неверном свете льющимся из дома казалось невыносимо взрослым.

Старик долго, испытующе смотрел на ребенка, а затем улыбнулся.

— Мы избегаем технологий, но не боимся их. Пока ты не несешь вреда человечеству, ты нам не враг.

Они вошли в дом, обставленный простой деревянной мебелью, явно изготовленной вручную, деревянные полы были застелены вязаными половиками.

Анна опустилась в кресло, не дожидаясь приглашения — все тело болело после шести часов в тряской повозке. В уютной комнате, занимавшей большую часть первого этажа, и разделенной на несколько зон раздвигаемыми перегородками из дерева и ткани, сидели несколько человек. Три женщины, одна пожилая, с лицом спокойным и безмятежным, какие бывают у людей, находящихся на своем месте, душа которых спокойна и умиротворена. Две молоые пряли шерсть около окна, у одной из них на руках сидел двухлетний ребенок, другая была в тягости, и срок разрешения приближался. На полу, у камина играли дети разных возрастов. Старик указал на них: