Чувствуй себя как дома (СИ) - Британ Мария. Страница 38

Умник. Еще бы бинокль прихватил.

— Ну, поехали, — наконец говорит он.

Ди пялится на меня — белая, как молоко. Ее ниточки-косички потеряли контрастность, божьи коровки заледенели.

Она опускает рычаг.

Тишина давит на меня, на зал, на корпус. Триста килопаскаль, не меньше. Но шкафы не двигаются. Потолок не рушится. Если бы я телепортировался к часам за секунду, то дотронулся бы до них не окровавленными ладонями.

Шаг. Ничего не меняется. За мной наблюдает безобидный кот, да так пристально, что скоро просверлит во мне две дыры. И тогда я уволюсь. Пойду работать пуговицей.

Второй шаг. Я и правда чувствую себя мухой. Где-то поблизости таится гигантский человек и выжидает, когда я сяду на его ботинок.

Ди изучает плеяду кнопок. Она знает эту трассу. Вот бы залезть к ней в голову! Но я не дом. Во мне не тикают часы.

Третий шаг. Половицы вибрируют…

Да к черту их. Ничего не произойдет.

Под потолком лязгает конструкция.

Ничего…

Цок-цок-цок — здороваются со мной металлические механизмы.

Не…

Мышцы каменеют. Плохой из них получился стейк.

Произойдет…

Вокруг меня трескается пол. Тонкая линия точно отчерчивает границы Китая. А после — я падаю. Улетаю в никуда.

Как жаль, что не в Китай.

К счастью, я успеваю ухватиться за острый выступ. Пальцы болят так, словно обломки половиц проткнули их насквозь. Будет глупо, если они спасутся, пусть и нанизанные на деревяшку, а я оторвусь от них и улечу в недокитай.

Но ведь нужно-то всего лишь подтянуться. Давай, дурень. Ты же умеешь. Ты же обещал Торе.

Исчезни, пока на твой Китай не рухнул шкаф.

Я стискиваю зубы и подтягиваюсь, по чуть-чуть, по миллиметру… Ди подается ко мне, но Бруно тут же ее останавливает:

— Не лезь.

Преодолев последний миллиметр, я выползаю из мини-пропасти и сразу же вскакиваю. В голове — голос Лиды.

Пока ты выравниваешь дыхание, тебя размажут по полу, как бутербродное масло.

Пока ты дуешь на ссадину, тебя ранят еще тысячу раз.

Пока ты жив, тебя будут пытаться убить.

Комната вся в дыму. Она умирает, как умирали Ворон и Воробей. Разница в одном: ей не больно. Она не кричит.

Я двигаюсь дальше, продираюсь сквозь дым, крадусь наощупь. Слепой, глухой, потерявшийся.

Раз — что-то разбилось в метре от меня. Зеркало?..

Два — конструкция гремит, готовит новый сюрприз.

Три — все успокаивается.

Дым везде. Я не вижу ничего, кроме осколков зеркала, хрустящих под ботинками. Где-то включился телевизор.

Комната сужается. Раньше я не замечал, как пляшут стены. Они будто скучали по мне и хотят обняться. Но я отталкиваю одну и через секунду натыкаюсь на вторую.

Стоп.

Это не стены. Это шкафы. И если я не высвобожусь из их объятий, они меня раздавят.

Я разгоняюсь и прыгаю, но лодыжка застревает между дверцами деревянных монстров. Шкафы звякают от радости.

Еще немного — и я перекручусь в фарш. Монстры пожарят из меня котлеты.

Надеюсь, Ирка хороший кулинар.

Впереди — силуэт кровати. Я цепляюсь за ее ножку и подтягиваюсь.

Что-то хрустит, мизинец взрывается болью. Я ругаюсь, но не позволяю себе расслабиться. Все просто: не быть чайником с накипью и не быть кирпичом. Или просто — не быть.

— Хватит! — Это голос Ди.

— Вот именно — хватит! Угомонись! — Это голос Бруно.

Щелк.

А это голос конструкции-убийцы, активирующей дождь из ножей.

Собрав в кулак остатки сил, я подтягиваюсь и — о святые дома! — нога выскальзывает. Шкафы врезаются друг в друга. Я поднимаюсь и охаю: как же больно!

Дым облепил потолок, лезвий почти не видно. И нужно бы спрятаться и переждать ливень, но не успеваю я даже пошевелиться, как комната оживает. Превращается в мухобойку.

Вот семенит тараканом кровать. Вот вытанцовывает чечетку стол. А вот плачет потолок. Расклад не из лучших: его слезы способны проткнуть меня насквозь. Я завязываю каску покрепче.

За спиной кровоточат крики Ди. Бруно молчит. Конечно, такое зрелище!

Я пролетаю между смертоносными слезами. Стол приглашает меня на танец, но я говорю ему, что он оттоптал мне все ноги и партнер из него никудышный.

А через миг проклятый нож разрезает мое плечо, как торт со сметанным кремом.

Тора, Тора, я справлюсь. Я выползу из этой мясорубки. Обещаю. Я не погибну по команде.

Иди к дьяволу, Бруно.

И я бегу. Мне все равно, что лодыжка перебита в фарш. Все равно, что пальцы сломаны и теперь напоминают крючки для верхней одежды. Все равно, что я не торт, и вместо крема из меня сочится кровь.

Я справлюсь, Тора.

Ножи впиваются в половицы. Я переворачиваю стулья, спотыкаюсь, перелезаю через пляшущий стол. Глаза слезятся от боли и дыма.

Эта комната сошла с ума понарошку. Как жаль, что умереть понарошку у меня не получится.

Мое тело — торт. Я представляю, как по венам течет вязкий сметанный крем. Вот же они, мягкие коржи, пропитанные красным сиропом. Приятного аппетита.

Я — подарок на чей-то день рождения.

Несколько шагов — и Zahnrad мои. Несколько шагов — и я одержу победу над мухобойкой.

Несколько шагов — и я герой.

Но меня отвлекает скрежет. Я запрокидываю голову: прямо надо мной висит кирпич. Ножи закончились, а муха до сих пор жива. Непорядок.

Я бы не успел отскочить, если бы не обезумевший стул. Он пихает меня в сторону часов, и я, дотронувшись до них, падаю. Кирпич разбивается в сантиметре от моей лодыжки.

Дом мне помог.

Безумие…

Если муха жужжит, за ней гоняются, а не пригашают на чай.

Я озираюсь. Ди кивает мне, и ее рука соскальзывает с рычагов. Небо, да это же она! Если Бруно узнает, ее уволят. Но наш кот невнимателен: он смотрит на меня, ему нет дела до девчонки с глазами-божьими-коровками.

— Молодец! Теперь ты спасатель, Захар. Ich bin stolz auf dich.

Тик-так. Я прислоняюсь ухом к циферблату. Часы поют колыбельную, четкую, ритмичную, звонкую. На немецком, определенно.

Поздравь меня, Тора. Я не сдох по команде.

Кто-то держит меня за руку, и этот кто-то пахнет яблоками. Мини-ладошка, мини-ключицы, мини-личико… Тора.

Неужели я справился?

— Очнулся, — горько улыбается она. — Как же ты нас напугал! Разве можно спать целый день?

Я хочу ей ответить, но тут же понимаю: это дурацкая затея. Голос запекся кровавой раной, попробуй отдери. Тело затекло. Я лежу, как бесполезная деревяшка.

— Что со мной? Где я?

— В корпусе. Все в порядке. Ты победил мухобойку, но… Ушиб стопу, поранил плечо и сломал мизинец. Не волнуйся, доктор пообещала мне, что скоро ты будешь в норме. — Тора украдкой смахивает слезы. — Бруно… Как он посмел?

— Никак. Он не заставлял меня, — отрезаю я и пытаюсь сесть. — Ох…

По ощущениям мое плечо превратилось в муравейник, и теперь маленькие существа копошатся там, в своем новом доме с красными подтеками.

— Не вставай пока. Считай, что это твой отпуск.

Я осматриваю палату: белый шкаф-труп, лампочка, свисающая с потолка, как слюна огромной собаки, одинокий кактус на подоконнике — все это мой дом на ближайшее время.

— Не знал, что здесь есть больница.

— Мы ведь спасатели, — вздыхает Тора. — Если кого-нибудь из Стаи со вспоротым животом привезут в обычную клинику, начнутся расспро…

Она не успевает закончить: в палату врывается Ди — растрепанная, запыхавшаяся, уставшая.

— О, у тебя гости. Я… подожду в коридоре, ладно? — Кивнув мне, Тора шагает прочь.

А я все пялюсь ей вслед и борюсь с желанием окликнуть. И плевать мне на Ди, гнущую пластилиновые, бескостные пальцы. Плевать, что она прилипла к окну и, кажется, не замечает меня. Мне страшно ее благодарить. Вдруг я ошибся? Какие отношения могут быть между тем, кто чуть не сдох, и его новым богом?

Тишина — та еще крыса. У нее длинные ноги и сильные мышцы. Она пинает нас с Ди в сторону недокитая, но ей не везет: мы недвижимы. Мы сломаны.