Мастера особых поручений - Кузнецова Дарья Андреевна. Страница 31

Был здесь и Совет в полном составе, и почти все разделяли мысли Тавьера. В том смысле, что король, конечно, умер, и это трагедия, но не очень-то хочется тратить уйму времени на пустые церемонии. Куда лучше потратить его на другие дела. В числе прочего — на попытки немного расширить сферы влияния, заручившись поддержкой вдовы, которая пока выглядит тихой и мирной, но Белый знает, чего от нее можно ожидать!

Были тут и почтенные сарты, составлявшие теперь небольшую постоянную свиту королевы, они стояли прямо за ее спиной, и эмоции женщин разнились куда сильнее чувств их родственников. Лаккари Саварди, например, искренне оплакивала покойника, осторожно вытирая уголки глаз платочком. Точнее, не столько его, сколько его бедную жену, на которую так много всего свалилось, и младенца, оставшегося без отца.

Лора Фаль оглядывалась с искренним интересом: когда она ушла из дворца и сосредоточилась на преподавании, оборвалось много знакомств, и сама она до сих пор не сознавала, насколько успела соскучиться по блеску высшего общества. О поступке своем, конечно, не жалела, но это не мешало ей получать удовольствие от исполнения просьбы супруга.

Даршарай, порой украдкой косясь на предмет своих дум, старательно сосредотачивалась на исполнении обязанностей охранницы, внимательно слушая стихию. Да, будь под ногами голая земля, это было бы куда проще, но и каменные плиты пола отзывались не так плохо. А что охраны и без нее достаточно, это перевертыша не беспокоило: бдительность лишней не бывает.

А Наяна Марник просто скучала, изо всех сил стараясь этого не демонстрировать, потому что чудовищно неприлично зевать на похоронах.

Был здесь и Деналь, который держался поодаль от отца и больше смотрел на королеву, чем по сторонам. Периодически одергивал себя, напоминая, что так пялиться — неприлично, отводил взгляд, но потом вновь непроизвольно возвращался к одетой в белое фигуре. Здесь и сейчас, даже при особом старании, отвлечься от Олиры было очень сложно не только ему: королева выглядела ослепительно. Несколько раз их глаза встретились. Деналь не рискнул так уж откровенно улыбаться, чтобы не привлекать лишнего внимания, но взглядом старался передать поддержку. И, кажется, у него это даже получалось.

Когда вереница желающих — и допущенных — в последний раз взглянуть вблизи на мертвого короля наконец иссякла, Олира в первый момент не шелохнулась от слов жреца. Настолько задеревенела в своем кресле и так глубоко погрузилась в некий созерцательный транс, что сумела вынырнуть из него лишь через несколько секунд.

Первым оказался поблизости и подал Олире руку лаккат Мисори, и королеве не осталось ничего другого, как принять помощь. Не требовать же себе другого сопровождающего! Да и не знала она, кого можно потребовать так, чтобы другие не обиделись. Деналя, рискуя вызвать кривотолки? Начальника охраны, который витал в своих мыслях и, увы, был куда больше поглощен личными переживаниями, чем службой? Или уж сразу — Тавьера, чтобы совершенно эпатировать публику? Нет, так вышло лучше всего. Кто успел, тот и провожал королеву из храма, честно отвоевав собственной расторопностью возможность первым более-менее приватно выразить соболезнования.

Лаккат Мисори, слабый маг воздуха, выглядел в своем возрасте отлично, несмотря на то что не прикладывал к этому усилий. После смерти супруги, которую, по слухам, искренне и самозабвенно любил, он так и не женился повторно, полностью посвятив себя политике и делам собственных земель, о чем многие женщины его круга искренне сожалели. Этакая более матерая и опасная версия Деналя — наглядная иллюстрация, как молодой боевой маг будет выглядеть лет через двадцать-тридцать. Пожалуй, даже более эффектная, чем арлаккат сейчас.

— Позвольте выразить вам мои соболезнования, ваше величество, — предсказуемо начал лаккат. — Смерть такого человека — невосполнимая утрата для всех нас и удар для Турана.

— Благодарю, лаккат, — склонила голову Олира. — Мне остается надеяться, что у Турана достаточно верных людей, чтобы он сумел выдержать этот удар.

— Мы все на это надеемся и сделаем все, от нас зависящее, — кивнул лаккат.

Однако, к удивлению королевы, продолжать разговор закономерными намеками или даже прямыми советами, что женщине следует сделать и кому довериться для сохранения мира в стране, Мисори не стал. Шел молча, вежливо приноравливаясь к короткому шагу спутницы, и кидал на нее нечитаемые взгляды.

— Почему вы так странно на меня смотрите? — не выдержала Олира.

— Простите, ваше величество, я задумался, — ушел от ответа лаккат и больше на идущую рядом женщину не смотрел.

И Олира не рискнула уточнять, не сравнивает ли он ее случайно с предшественницей. И не винит ли новую королеву в смерти старой? Это сама Олира понимала, что не может иметь никакого касательства к гибели Дайры, а вот отцовское сердце зачастую глухо к доводам разума.

И уж тем более женщина не рискнула спрашивать чужого незнакомого человека о правдивости переданных Урихом слухов. Гораздо лучше обсудить все это с Деналем, который не станет лгать и, можно надеяться, согласится ответить на вопросы. Если Олира, конечно, наберется решимости их задать, а это не так-то просто.

Слишком своевременно бездетная королева умерла молодой, слишком соответствовала ее смерть государственной необходимости. Слишком легко было поверить в то, что Ильнар Тавьер приложил к этому руку; не тот истинный офицер, который поддерживал и опекал королеву в первые моменты после жуткой трагедии, а циничный безопасник, от одного взгляда которого у многих придворных тряслись поджилки. И Олира отчаянно боялась неприглядной правды, потому что понятия не имела, как она сумеет с этим жить.

Вернее, она понимала, что для нее ничего не изменится: будет жить, как жила, и даже мысли не допустит, чтобы, подобно королевскому кузену, забиться в темную нору и скрыться от мира. Или, хуже того, расстаться с жизнью. И от этого понимания стало тошно. Больше всего хотелось, чтобы кто-нибудь крепко обнял ее и помог уверенно отмахнуться от всех страхов, сославшись на волю богов и еще более потрясающие совпадения, которые случаются в жизни.

Но поплакаться было некому, и даже побыть в одиночестве Олира не могла — предстояла еще одна часть прощания с телом мужа, на Королевской площади, для простого народа.

Лаккат Мисори проводил королеву к открытому экипажу, запряженному белой парой. Там Олира позволила себе устроиться поудобнее, откинувшись на спинку сиденья, и не удержалась от вздоха облегчения. Вынырнувший из своих мыслей Тагренай вскочил на запятки, вокруг Олира заметила еще несколько незнакомых верховых, чьи лица мелькали в храме в непосредственной близости — видимо, остальная охрана.

Тело короля уже сноровисто погрузили в открытый кузов мотора. Пара минут заминки, и траурная процессия под тоскливые звуки нескольких флейт и скрипок — любимых инструментов Могильщика — поползла по городу вдоль вышедшей на улицы толпы, под напряженными и настороженными взглядами из окон, под тихие тревожные шепотки, всхлипы и охранные знамения.

Часть обряда на площади была короткой, хотя и потребовала от королевы напряжения душевных сил: за неимением родственников мужского пола короткую прощальную речь от лица близких пришлось говорить ей. Обычные слова о том, как горька потеря для оставшихся, но не людям оспаривать волю богов. И если Белому было угодно забрать короля Турана в расцвете сил, то всем остальным остается лишь смириться и научиться жить без этого замечательного, благородного, искренне любившего свою страну человека.

Потом сказал свои слова жрец, вознося молитвы Могильщику и Пряхе, не забыв помянуть остальных богов. Говорил хорошо, проникновенно, с жаром и искрой, звучно; не как порой тараторят наспех, стараясь поскорее сбросить с себя обязательства. Да, впрочем, неудивительно, что провожать короля пригласили лучшего.

Тело, возложенное на большой костер, занялось за пару мгновений — маги поработали на славу, подготовив королевскую пахру. [37] Вверх, в безветренное небо, к солнцу взметнулись сизо-черные клубы дыма, и люди зашептались одобрительно: хороший знак, боги приняли душу с распростертыми объятиями. Горожанам не стоило знать, что над этим отдельно поработал один из храмовых магов: меньше всего жрецам и Совету был нужен народный ропот, спровоцированный бестолковыми суевериями.