Тайна смерти Рудольфа Гесса (Дневник надзирателя Межсоюзной тюрьмы Шпандау) - Плотников Андрей Николаевич. Страница 25

«Заключенный № 7» в своей камере.

«Заключенный № 7» в телевизионной комнате.

А сегодня в МТШ настоящее чрезвычайное происшествие. Во время инспекции коменданта американского сектора Западного Берлина генерал-майора Джона X. Митчела обнаружилось, что из кладовой пропали некоторые личные вещи «заключенного № 7». Исчезли: китель капитана люфтваффе, летный шлем, летные ботинки, некоторые мелкие вещи.

Кладовая с вещами находится внутри камерного блока. Во время предыдущей советской инспекции месяц назад все вещи были на месте. Значит, пропали они совсем недавно. Без участия надзирателя подойти к кладовой невозможно. Однако ключ от кладовой находится в секретариате. Где именно хранится ключ, знают лишь директора, помощники директоров и сами секретари. Поэтому возможные варианты развития событий:

— в похищении вещей замешан кто-то из директоров вместе со своим надзирателем;

— секретарь дал ключ от кладовой одному из надзирателей, с кем состоял в сговоре;

— в похищении вещей участвовал помощник директора, который одновременно является также надзирателем и заступает на дежурство в блок.

Скорее всего, вещи изъял из кладовой, а потом вынес за пределы МТШ один из надзирателей. Вероятность, что два надзирателя из разных стран, одновременно находящиеся в блоке, сговорились, конечно, существует. Но вряд ли стоило идти на такой риск. У надзирателя в блоке есть на похищение вещей из кладовой и их сокрытие минут 15–25, пока старший дежурный надзиратель ходит на ужин. У старшего дежурного надзирателя возможностей больше: в дневную смену 1–1,5 часа во время прогулки заключенного или в вечернюю смену минут 30–40 во время ужина и пересменки двух других надзирателей смены. Вполне достаточно. Встает вопрос — как вынести? Пронос больших сумок на территорию МТШ запрещен. Как правило, это неукоснительно соблюдается. К тому же надзиратель на воротах имеет право обыскать личные вещи любого человека, входящего и выходящего из МТШ. Конечно, обыскивать своего коллегу-надзирателя вряд ли кто будет, но большая сумка все равно привлечет внимание, и вопрос могут задать. Хотя кое-кто из британских надзирателей приносит на смену портативный телевизор совсем не в маленькой сумке. Надзиратели знают об этом и считают нормальным. А может, принос телевизора на дежурство только ширма для большой сумки? Интересно, будет ли в этот раз расследование? Найдут ли виновного? [9]

Глава 5

НЮРНБЕРГСКИЙ ТРИБУНАЛ

(Осень 1986 года)

Завершив первую часть дневного дежурства на воротах, я пообедал и теперь продолжаю смену в блоке. «Заключенный № 7» тоже пообедал и отдыхает, лежа на кровати. Сегодня запланировано первое посещение заключенного новым пастором. С конца июня, когда пастор Габель был уличен в активной деятельности по осуществлению контактов заключенного с внешним миром и отстранен от посещения Шпандау, «номер семь» оставался без пастырского общения. За три месяца французская сторона подобрала нового духовника для миссии в МТШ. Сегодня первый визит.

Без пятнадцати минут два в камере заключенного начал сигналить будильник. Это является обычной практикой: «номер семь» контролирует свой сон, а сейчас явно готовится к новой для себя встрече. Он долго потягивается, разминается в кровати, потом встает и медленно идет в туалет.

Ровно в 14.00 раздается звонок у входа в блок. Старший дежурный надзиратель француз Парамон открывает дверь. Через минуту новый пастор в сопровождении Парамона подходит к камере.

— Пастор Мишель Рериг, — представляется прибывший. На груди пастора крест поверх сутаны, в руках Библия. Глаза пастора постоянно бегают из стороны в сторону, руки слегка дрожат, чувствуется, что он сильно волнуется. Это и понятно, не совсем обычный прихожанин появляется в его приходе. Я даю добро, и пастор заходит в камеру.

Неспешная беседа в камере заключенного продолжается в другой камере, приспособленной для проведения религиозной службы. Потом пастор с заключенным слушают церковную музыку, затем пастор читает вслух Библию. Служба идет своим чередом. За три месяца, пока у «номера семь» не было пастора, западная бульварная пресса много раз писала о том, что бедный заключенный остался без пастырского покровительства. Теперь пастор есть, значит, одним поводом для газетных «сенсаций» стало меньше.

Служба закончилась, пастор проводил заключенного в камеру и собирается уходить. Я сопровождаю его по длинному тюремному коридору. Интересно, почему он по-прежнему волнуется? Ведь служба завершилась. Интересуюсь у него, как прошла служба? Краткий ответ — все хорошо. Я прошу пастора показать мне Библию, которая у него в руках. Лицо пастора бледнеет, кажется он готов упасть в обморок. Он протягивает мне книгу. Я веером быстро пролистываю фолиант в кожаном переплете и нахожу на одной из страниц запись, сделанную от руки.

Записка от пастора Габеля «заключенному № 7», сделанная в Библии пастора Рерига.

Простым карандашом на странице Библии по-немецки написано: «Садовнику: От всего сердца приветствую. Доверяйте, пожалуйста, брату. Бог велит! Я Вас никогда не забуду. Вам дорогой пастор».

Ясно, что бывший пастор Габель проинформировал нового пастора в отношении своей незаконной деятельности и, вероятно, дал какие-то инструкции. А чтобы у «заключенного № 7» не возникало сомнений в новом священнике, написал такое рекомендательное письмо. Однако в соответствии с Уставом МТШ подобное общение с заключенным должно пресекаться. Я показываю старшему дежурному надзирателю Парамону Библию, объясняю ситуацию. Он выглядит слегка смущенным, вероятно, от того, что Рериг его соотечественник. Но делать нечего, он обязан теперь записать этот случай в журнал дежурств и доложить директорам. Я возвращаюсь на свое место работы к камере заключенного.

Ночная смена, я старший. На доске объявлений в комнате старшего смены вывешено новое сообщение, что решением директоров МТШ пастор Рериг на две недели не допускается в тюрьму. Представляю, как непросто приходится французскому директору объясняться с коллегами. Ведь это французские пасторы уже дважды ставят его в очень неловкое положение.

Американец Пайкл, дежурящий в блоке, приходит ко мне в комнату, заваривает кофе. Пайкл недавно в МТШ, он заменил ушедшего на пенсию Робинсона. Я предлагаю сыграть партию в шахматы, но американец отказывается. В отличие от Робинсона он не любитель этой игры. Пайкл располагается на диване, отхлебывает кофе, наша беседа ни о чем идет еле-еле. Пытаюсь узнать его мнение о недавней исторической встрече в Рейкьявике Рейгана и Горбачева [10]. Далеко не каждый день встречаются президент США и генеральный секретарь ЦК КПСС. Но Пайкл, опять же в отличие от своего предшественника, совсем не интересуется политикой, о встрече лидеров двух государств он ничего не знает.

Мы говорим о погоде, затем разговор заходит о западно-берлинской полиции, которая снова выставила мобильный пост недалеко от въезда на территорию тюрьмы. Вероятно, готовятся какие-то новые беспорядки. Вдруг американец заявляет, что полиция действует не очень правильно. По его мнению, пост надо было поставить в другом месте, дополнительно перекрыв подходы к служебным зданиям, относящимся к тюрьме. Меня удивила такая профессиональность. Оказывается, Пайкл несколько лет служил в американской полиции, в подразделении, которое специализировалось на борьбе с беспорядками и демонстрациями. Он принялся рассказывать, какие средства защиты есть у американских полицейских, как они проходят подготовку. Пайкл очень удивился, услышав от меня, что в Советском Союзе у милиционеров нет дубинок, заметив при этом, что это должны быть очень мужественные люди. Американец поведал, что среди демонстрантов всегда есть провокаторы, которые только и выбирают удобный момент, чтобы завести толпу на стычку с полицией. Эта область деятельности совсем незнакома для меня, поэтому я слушал Пайкла с большим любопытством. А он, встретив знакомую для себя тему, без остановки с удовольствием делился историями из своей жизни. Я понял, что встреча двух президентов для этого американца, а может, и не только для него, стоит по важности далеко не на первом месте, если вообще стоит.