Девушка без сердца (СИ) - Брейн Даниэль. Страница 37

— В кабинет Таллии Кэролайн, — сказал ей Нат.

В идеале должно было быть соблюдено все, начиная с места, заканчивая освещением. Мы рано начали эксперимент и понимали, что Суд может отклонить его результаты. С другой стороны, у нас не было необходимости копировать обстановку, нам нужно было зафиксировать действия подозреваемого.

— Господин Томас, прошу. Итак, вы стоите здесь, что вы видите или слышите?

Брент кашлянул за моим плечом. Мне не нравилось, что он дышит мне в затылок, но выбор меня был маленький: или терпеть, или выйти.

— Я слышу… Таллия говорит с кем-то, — очень спокойно откликнулся Томас.

— Вы слышали весь разговор?

— Нет. Я слышал только ее голос. В ее кабинете закрыта зверь, и там хорошая шумоизоляция.

Да, или он очень хорошо все продумал, или у него была великолепная память. Он и на допросе показал, что двери были закрыты.

— Двери в кабинет вашей жены всегда закрыты, господин Томас?

Томас обернулся ко мне, на какой-то момент, как мне показалось, встретился взглядом с Брентом, потому что чуть вздрогнул, но самообладание ему не изменило.

— Нет. Только когда она там.

— А кто закрыл двери в кабинет в этот раз? — продолжала я.

— Я не помню.

— Но вы уверены, что двери были закрыты?

— Да. Потому что я пытался прислушаться.

— Для этого были причины? Ваша жена редко говорила по телефону?

Комиссар — я очень надеялась, что это он — ободряюще похлопал меня по спине. Мне же казалось, что я взмокла.

— Причины? — Томас непонимающе смотрел мне в глаза. — Нет, почему. Просто…

Мне оставалось только кивнуть, что значило — сдать ему эту партию.

— Вы не пытались вмешаться?

— Нет. — Если Томас играл, то невероятно правдиво, ни малейшей фальши не было ни в голосе, ни в выражении лица, и так казалось, наверное, не мне одной. — Зачем?

— Хорошо, — мне снова пришлось отступить. — Что было дальше?

— Дальше? — он задумался. Оператор держал камеру наведенной на нас, и я не могла сказать, что чувствую себя звездой, скорее — поросенком на вертеле. — Дальше… Таллия вышла…

— Смартфон был у нее в руке?

Комиссар посчитал это важным. Я — нет, я даже не додумалась бы это спросить.

— Я не помню.

Томас выбрал самый простой вариант, против которого не возразишь. У психиатров были техники, которые могли восстановить события, но у нас поджимало время.

— Что она сказала? Или, может быть, что-то сказали вы?

Меня удивляло, что Брент отмалчивается. Комиссар ли был причиной или он держал какой-то вопрос при себе, чтобы при случае отличиться. Люси вышла из кабинета — дверь так и оставалась открытой, — замерла в дверях.

— Я спросил, с кем она говорила так долго.

— И что она вам ответила? — я сначала подождала вопрос комиссара, но он молчал, и мне снова пришлось отдуваться.

— Она сказала, что у нее есть любовник. Что она говорила с ним и что она не собирается к нему уходить. Ее все устраивает.

Вот это уже выглядело шитым белыми нитками. Без малейшего повода такое признание делать никто не будет просто потому, что это бессмысленно. Или повод у Таллии все-таки был?

— Почему она так сказала?

Но я спросила не так и тут же получила знакомый ответ:

— Я не знаю.

— Что вы почувствовали, господин Томас, когда услышали это?

Вопрос Брента оказался для меня неожиданностью. Для комиссара тоже — он повернул голову и посмотрел на Брента так, словно вообще не понимал, что он тут делает. Томас все это расценил как само собой разумеющееся, вздохнул, пожал плечами. Плечи у него все время были опущены, он даже не походил на человека, привыкшего — если называть вещи своими именами — приказывать и повелевать.

— Обиду, возможно, — чуть подумав, сказал он. И добавил традиционное: — Я не знаю.

Что и говорить, у него была великолепная тактика, а у нас не было никаких возможностей противодействия.

— Впервые? Или, быть может… — Брент оборвал сам себя. — Что было потом?

— Я ее задушил.

 — Покажите, как вы это сделали, — попросила я, не давая Бренту все испортить. Я уже поняла, к чему он будет клонить, и это никому из нас было не нужно. Сейчас могло многое решиться, практически все, и оператор повернулся к свободному креслу — заранее. Люси тоже подошла и чуть не допустила ошибку.

Она была экспертом, работавшим над делом так же, как мы все, и она, без сомнения, видела все материалы и реконструкцию процесса удушения. Так что я состроила ей страшное лицо и, пользуясь тем, что камера уже была направлена на кресло, потыкала пальцем: «Сядь!». Люси на короткий миг изобразила недоумение, но тотчас поняла, что от нее требуется.

Если Томас сейчас ничего не скажет, значит, он изобретательно врет.

Замечательно было бы, если бы Люси легла на живот, но это было на грани. Поэтому она просто села, устроившись точно так, как лежало тело Таллии, и мне стало ясно как день — неестественная, очень неудобная поза.

— Покажите нам, как вы душили свою жену, — опять вступил Нат. — Только, разумеется, не вздумайте душить нашу сотрудницу.

Даже если бы Томас и решил устроить небольшой перфоманс, у него ничего бы не вышло. Специальные щитки закупались в Фанданской Конфедерации — очень дорогие, незаметные, если не знать, что они надеты на подставном лице, ни за что и не догадаешься. Ко всему прочему, эти щитки давали отличные отпечатки и стоимость свою если не оправдывали, то как минимум никто не ворчал о напрасной трате бюджета Полиции.

Томасу было сложно. Он несколько раз обошел кресло, пытаясь приноровиться, он хмурился, понимая, что сейчас будет пойман на лжи, но и не думал сдаваться. «Ни один Суд не признает это умыслом. Расположение рук, сила давления, да все говорит о неосторожности. Любой королевский защитник, даже самый зеленый, два месяца как со студенческой скамьи, это увидит». Я сильно сомневалась, что Томас забыл то, что при нем сказал Гордон. Нет, он будет подтверждать эту версию, что бы ему это ни стоило.

Люси было гораздо хуже, чем нам, потому что я на ее месте вряд ли бы вытерпела: ей приходилось напрягаться, чтобы удержаться на месте. Томас наконец нашел нужный угол, бесцеремонно перешагнул через Люси так, что она оказалась у него между ногами, и начал изображать удушение. Я мазнула взглядом по собравшимся — те, кто был в передних рядах, сделали каменные лица, сзади кто-то улыбался. Оператор стиснул зубы, Люси зверски вращала глазами, транслируя нам обещание всех нас убить, когда все это кончится.

Томасу душить надоело, он выпустил Люси, перешагнул обратно и вопросительно посмотрел на меня.

— Сколько времени вы так простояли, господин Томас? По вашим ощущениям, больше, чем в тот вечер, или меньше?

«Я не помню...»

— Я не помню. — Мне захотелось его стукнуть. Сказал бы хоть что-нибудь новое ради разнообразия! — Я не понял, что я сделал. Я не понял.

Но я уже завелась. Я имела медицинское образование, мне было чем парировать. И Томас простоял так меньше минуты — секунд двадцать, может быть, тридцать.

— Скажите, ощущения, которые вы испытываете сейчас, — напряжение в теле, головокружение, шум в ушах, боль в спине, что-то еще, — оно похоже на то, что вы испытывали тогда? — спросила я и снова получила от комиссара одобрительное похлопывание. — Не торопитесь отвечать, подумайте.

Люси страдальчески вздохнула на кресле.

— Боль? — переспросил Томас. — Да, пожалуй… нет. Я не помню.

Я посмотрела на комиссара. Это было ошибкой, конечно, с моей стороны, но мне было важно знать, что я все сделала как надо. Он только едва заметно кивнул.

Впрочем, я была согласна с тем, что Томас не мог сравнить свои ощущения. Если бы он убил жену в состоянии аффекта, этот аффект изменил бы его до неузнаваемости. Это как временное помешательство, пусть ни один медик не будет оперировать таким термином, но он как нельзя лучше кратко описывает то, что в заключении занимает несколько страниц.