Самая главная злодейка (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 27

выбором.

— Для Инара — да, а вот для Клементины — сомневаюсь.

Совет, конечно, управляет почти номинально, и окончательные

решения принимает повелитель, но эта кучка бюрократов может

достаточно сильно осложнить жизнь нашей девочке, если речь зайдет

о браке. Да, она его истинная, и это учтут, но… если Яксли победят,

по меньшей мере, один голос в Совете будет против выбора

спутницы жизни повелителя. И этот голос вполне способен разжечь в

Илларии гражданскую войну. Дэйвы никогда не позволят полукровке

сесть на трон. И это тоже теперь наша проблема.

— И твой племянник рискнет пойти против воли своего народа?

— Не знаю, — вынужден был признать Лазариэль. — Правда,

не знаю. И в том, и в другом случае ему не позавидуешь. Если не

поддастся, войны избежать будет трудно. А если поддастся —

потеряет истинную. Насколько я успел узнать свою жену, измены она

не простит, какие бы благородные оправдания я не нашел, не

сомневаюсь, что твоя дочь в чувствах и упрямстве крестной не

уступает. Надеюсь, Инар не пойдет на такую глупость и не променяет

любовь на спокойствие и благополучие Илларии.

— А ты бы что выбрал?

— Для меня ответ очевиден. Я слишком хорошо знаю, каково

это — сходить с ума от связи истинных. А вот насколько знает это

мой племянник?

— И что будет, если второй вариант все же случится?

— Мало никому не покажется, — уверенно ответил Лазариэль.

Они разошлись, когда стемнело. Каждый думал о своем:

Лазариэль о жене, которая засела в своей лаборатории, выискивая

очередное чудодейственное средство от всех болезней, а Солнечный

король о Мэл. Зря он отправил ее в провинцию. Впрочем, может, и

нет, ведь когда Клементина все же появится в Эссире, необходимости

сопровождать принцессу Алатею во дворец уже не будет. Эту

миссию с успехом выполнят ее подруги-дэйвы. Клементина

останется в школе, а он уж сумеет убедить жену не мешать делегатам

осваиваться в непривычном для них месте. Трусость? Да. Но эта

трусость позволит еще чуть-чуть потянуть время, отсрочить

неизбежное.

Лазариэль заверил, что Клем не прибудет раньше дня рождения

Самиры, возможно даже успеет к самому торжеству, а вот Мэл

совершенно точно опоздает.

Сэм обидится, и будет дуться на них обоих, но после ее

последней выходки он сам был зол. Он все никак не мог понять, как

его дочь, та милая, добрая девочка, которая так доверчиво обнимала

его, когда он вез ее из Кровавых песков, вдруг стала такой

безжалостной? Он знал, что Самира ненавидит принцессу Алатею, но

за что она так возненавидела Клементину? Решиться на такое — ради

чего? Или она знает? Но откуда? Если он сам не догадывался, где

может быть его дочь, пока две маленькие напуганные девятилетки не

оказались в Арвитане.

Тогда, даже еще не видя ее, он чувствовал, как с Мэл, что она

рядом. А увидев, осознал окончательно. Подходить не пытался,

боялся, что и она его почувствует. И не было слов, чтобы передать

его отчаяние в тот счастливый и полный горечи день. Быть рядом и

не иметь возможности подойти, обнять, просто почувствовать запах

своего родного дитя. Молчать и отпустить, смотреть, как она уходит,

и чувствовать, как сердце обливается кровью. Нельзя. Его

предупредили, илларская стерва четко дала понять, что если

попытается пойти наперекор, потеряет дочь уже навсегда. И он

отпустил, но у него появилась надежда, что когда-нибудь она

вернется, и он уже никогда никуда ее не отпустит.

Связь истинных уничтожила все его надежды. Ему снова

придется отдать ее теперь уже «илларскому демону». Смотреть, как

уходит и снова молчать от боли и бессилия. Нет! Он больше не

станет мириться ни с илларской стервой, ни с демоном, ни с самой

судьбой! Лазариэль говорил много и почти его убедил, но не учел

одного — ему было глубоко наплевать на Илларию и ее повелителя,

его интересовала только дочь. И если есть хоть малейший шанс

разрушить эту связь и заставить девочку остаться с ними в Арвитане,

он им воспользуется не задумываясь, даже если для этого придется

сразиться с целым миром. Даже если придется сразиться с самой

судьбой. Она ему задолжала, и пора бы уже предъявить счет.

***

Комната Луи была достаточно аскетичной: стол, стул, шкаф,

кровать. Вот собственно и все. Никаких личных вещей, никаких

милых безделушек. Довольно угнетающее зрелище. Стол еще до

меня осмотрели и тоже ничего подозрительного не нашли.

Я медлить не стала, передумаю еще, засомневаюсь, а в моем

деле сомнения и страхи излишни и нежелательны.

Хранитель отправился проверять хозяйскую спальню, дед

уселся на стул, а я прямо на пол. Так удобнее и, если случится чего,

падать не придется.

Закрыв глаза, я попыталась слиться с обстановкой комнаты,

выкинуть все мысли из головы и потянуться за информацией,

которой готов был делиться медальон и вдруг, нырнула в эту

информацию с головой, оказавшись уже в другом месте, в другом

теле, и мысли в голове были уже не мои.

Ночь, он приехал измотанный, нет, это я была измотана так, что

еле переставляла ноги, мечтая просто рухнуть в кровать и

отключиться. Но нельзя, Карл ждет ответа. И он есть, спрятан в

потайном кармане камзола.

Я бросаю плащ на кровать, открываю дверь и спешу через

коридор к комнате хозяина. Из-за соседней двери доносится шум, я

слышу шаги молодой хозяйки, хочу спрятаться, но не успеваю, она

распахивает дверь, немного пугается, увидев меня, удивленно

вскидывает брови, а затем брезгливо щурится, а мне больно, так

больно смотреть на нее, что я отворачиваюсь от пронзительных глаз

и превосходительной усмешки. Она знает о моих чувствах, знает, что

стоит ей только сказать хоть слово и клятва Тени будет попрана и

растоптана ради одного только взгляда, ради одного ее

прикосновения, поцелуя… Мужчины так слабы, особенно если ими

правит уже не разум.

— Твоего хозяина здесь нет, Тень. Он в кабинете, проводит

время с очередной книгой, а не с собственной женой.

В ее словах слышится горечь обиженной женщины. Она не

понимает, почему муж, прежде походивший на преданного пса, вдруг

стал так холоден с ней. Я знал, что хозяин очень любит свою

рыжеволосую бестию, но она… она…

— Что она? — спросил уже не Луи, а я у него, на мгновение

вынырнув из водоворота его чувств и эмоций. Но в его мыслях в те

секунды ничего важного не проскользнуло, он думал больше о голом

бедре, которое вдруг увидел, когда Изабелла повернулась. И о том,

как восхитительно бы было покрыть бархатную кожу поцелуями. Она

заметила его взгляд, понимающе усмехнулась и вместо того, чтобы с

негодованием захлопнуть дверь, медленно развязала пояс халата, под

которым ничего не было, ничего кроме прекрасного обнаженного

тела, по которому я… он сходил с ума.

Я снова вынырнула из водоворота эмоций, осознавая, что Изе

нравилось дразнить бедного полукровку, нет, между ними никогда

ничего не было, он мечтал, а она издевалась, манила, играла на его

чувствах и не скрывала торжествующих улыбок. Власть — он был

полностью в ее власти. Может, именно она и подтолкнула

полукровку к убийству своего сюзерена? Играла с ним, мучила, даже