с любовью, Смерть (СИ) - Шермер Ольга. Страница 99

А я ведь приходил к нему потом. Имя, даты, все совпадало. И твои глаза на меня смотрели с куска гранита, точно извиняясь за то, что бросила меня здесь одного. Разве мог я не верить отцу тогда?

Оказывается, должен был не верить. Его ничто не могло исправить.

Я читал бумаги и не понимал, как это зверство могло прийти на ум психически здоровому человеку. Целому отделу психически здоровых людей.

Новый вид, не то жнецы, подмешанные к человеческой сущности, не то люди, "добровольно" принявшие жнецов. Суровая армия без чувств и эмоций. Армия, которая будет выполнять возложенные задачи, подчиняться прямым приказам Совета. Армия, которой не нужно будет платить, поскольку ей оставлены лишь основные потребности — меньше человечности, никакой жажды наживы, сплошное чувство долга.

И они проделали это с тобой, моя леди.

Это был первый раз, когда я ударил отца — ударил так, что разбил кулак себе и лицо ему. Я терпел, когда он издевался надо мной из-за моих способностей. Терпел все. Проклинал, обвинял, ненавидел за все то, что приходилось мне пережить, но терпел.

Опыт был провальным. От получившейся сущности не знали, чего ожидать. Кто-то из участников допустил ошибки в расчетах, и будущий "раб системы" оказался слишком уж свободолюбивым. Припечатал светящейся ладонью одного из сотрудников, выдернув душу, точно платок из нагрудного кармана. Разгромил лабораторию, никого к себе не подпуская.

…а потом сел на пол и разрыдался.

Потому что ничего не понимал. Ничего не помнил. Ни имени, ни семьи — лишь ошметки прошлого, невнятные картинки на задворках заглушенного эмоциональным диапазоном жнеца мозга.

Ты вполне определенно осталась человеком. Человеком с довольно странными способностями.

Постепенно ты принимала информацию, плавно ее фильтруя. Хорошо легло воспоминание о том, что тебя зовут Арислана. Как надо впиталось то, что твои родители погибли, а сама ты выжила только благодаря врачам и своему дару. Как, ты не знала, что у тебя был дар? Открылся в экстремальных условиях. Сам.

Именно так тебе и объяснили эти горе-ученые.

Я приходил к тебе каждый день… и ни разу не зашел в палату. Нет, не то, чтобы я боялся — просто однажды мы все же встретились взглядами, и ты прошла мимо, будто я пустое место. На меня твоей памяти не хватило.

А потом да, потом я решился. Не помню, что за чушь я собирал и что вообще пытался до тебя донести…

Меня успели оттащить санитары, когда глаза твои стали до боли дикими, зрачки сузились до крохотной черной точки, и, вцепившись пальцами в собственные волосы, ты принялась раскачиваться из стороны в сторону, бормоча что-то на совершенно непонятных языках.

Отец рассказал — уже потом — что тебе нельзя в прошлое. Все, что память могла вернуть себе безболезненно и безопасно — она вернула. Остальное она пыталась принять, даже опознавала… но разум и новые способности отторгали это, как инородное тело.

Отторгали меня. Меня. Того, кто тебя искренне любил.

"Многоликая Смерть" стояла украшением в моей спальне. Статуэтка с символом, мрачная коряга, которую я не мог выбросить. Я смотрел на нее и понимал — ты, ты и есть моя "Многоликая Смерть". Даже глаза другие. Не синие уже, нет. Медовые, черт побери.

Что мог я противопоставить отцу, проклявшему меня? Сбежать из дома? Глупо.

Уйти туда, где со мной перестанут обращаться как с вещью, не имеющей права на эмоции — пожалуй, единственно верно. Но где такое возможно? Откуда отец не выдернет меня в любой момент, помахав давшим мне убежище людям пачкой денег или стопкой реальных угроз?

Оттуда, откуда нет пути назад. Последняя инстанция — Департамент собирателей душ. Тогда я точно был уверен — лучше я не переживу инициацию, чем еще хоть на день останусь с этим человеком под одной крышей.

И знаешь… меня взяли. Хотя о чем я? Конечно знаешь. Ведь ты сидела там за соседней партой. Немного дикая все еще, будто бы готовая вот-вот сорваться, выскочить в окно и убежать, куда глаза глядят.

Нам рассказывали об инициации — трое ушли сразу, даже не пожелав рискнуть. А я боялся одного — что твоя память вновь потянется ко мне и это сведет тебя с ума окончательно.

Поэтому я забился в учебники, старался как можно меньше попадаться тебе на глаза, а если и приходилось общаться… Вел себя надменно и холодно. Так, что если память бы и дрогнула, тут же уснула бы снова, столкнувшись со стеной отчуждения. И это оказалось тяжело — тяжелее, чем инициация в итоге.

В то время как мне хотелось каждую секунду быть ближе к тебе, говорить с тобой, как раньше, веселить тебя — я все больше и больше превращался в холодную скульптуру самого себя, прячущую свои чувства за каменной броней.

…а ты привыкала. Уже не металась загнанным зверем по клетке, чаще улыбалась, общалась с будущими коллегами на равных.

Это была другая ты, я замечал это все ярче. Совсем. У тебя уже не было тех наигранных манер светской леди, глаза казались живыми. Словно твое новое сознание не могло определиться, какой характер тебе оставить, и примеряло все возможные варианты.

А потом мы попали в пару на контрольном испытании. И испытание сразу стало для меня сложнее во сто крат.

Помню, как едва не вырвалось у меня "моя леди", когда попытался тебя окликнуть на лестнице в доме. Мы искали притаившуюся там душу, которую я представлял лишь в теории. И теории этой старался придерживаться.

Риск двойной — если я провалю задание, мне придется вернуться к отцу и путей иных у меня больше не будет. Если я допущу оплошность — я могу "сломать" тебя, и это еще страшнее. Поэтому лишь прагматизм вел меня по ступеням, лишь сухие конспекты советовали, как лучше поступить.

А вот ты бесновалась. Для тебя это словно было игрой.

Верно. Раз ты здесь, значит, это — решение опекающего тебя Совета, потому что в любых других областях ты можешь быть действительно опасна с новым даром.

И если провалишься на задании ты — тебя все равно инициируют. Потому что это единственный способ получить от тебя то, ради чего тебя и "создавали". Прости за это слово.

Хотя… ты меня не слышишь, моя леди.

Я скучаю, Арис. Невыносимо. Я теряю тебя третий раз. Третий. Первый — в аварии, второй — за непробиваемой дверью лабораторной палаты, в которую мне дорога была заказана и вот, снова…

"Многоликая смерть". Моя "многоликая смерть".

Ведь мы избавились от коллекции, а ничего не изменилось. Ничего не возвращается, Арис.

…а помнишь, как ты выпрыгнула следом из окна за убегающей душой? Я чуть не поседел от страха, испугался, что разобьешься. Летел за тобой следом, едва замечая ступени. Как раз вовремя, чтобы опознать тип души, которую ты пыталась отнять от тела.

Мы потом еще пошли съесть по мороженому в ближайшее кафе. Ты смеялась и говорила, что я хоть и жуткий зануда, который явно тебя терпеть не может, но жизнь тебе все же спас.

А я смотрел в медовые глаза… И, кажется, тихо ехал крышей. Мне казалось, что я изменяю тебе… с тобой. Это была другая Арис. Совершенно. И в то же время — та самая. По крайней мере, отзывалась во мне ты прежними чувствами. Даже в чем-то более яркими — у новой Арис не было заморочек, что так раздражали меня в первой, зато было что-то, цепляющее еще сильнее.

И да. Это я попросил назначить нас напарниками. Потому что только так я мог быть за тебя спокоен. Я не хотел тебя снова потерять.

Я просто не мог тебя снова потерять…

А теперь — что мне остается в мире, разлетевшемся на осколки?

В мире, где я своими руками погубил ту, которую люблю дольше жизни.

Глаза взрезала яркая белизна, пропитанная сотнями сияющих диодов. От боли я вновь прикрыла веки, заставляя себя заново прочувствовать тело. Попыталась приподняться на локтях. Не вышло — мышцы не слушались.

Больница? Но что я здесь делаю? Что со мной случилось?

Не помню.

Мои руки мне не принадлежали. На кривой механике я попыталась дотянуться до стакана с водой, стоящего на тумбе, но не вышло тоже. Лишь перевернула. Лужа быстро впиталась в ковер, я хотела выругаться, но и это не получилось…