Тропою рыси (СИ) - Андреева Юлиана. Страница 7

— Это потому, что ты по ночам сидишь, скукожившись, и рисуешь. Скоро и глаза будут болеть. Сними одежду, я сделаю тебе массаж.

— Всю одежду?

— Зачем всю? Жилетку и рубашку. Снимай и поворачивайся ко мне спиной.

Они вдвоем удивленно наблюдали за мной. Ульрик сел передо мной на землю, снимая одежду.

— Это очень больно?

— Вовсе нет.

— Ага, меня Викар, когда дикими пчелами лечил, тоже говорил, что не больно.

Я положила ладони на его мускулистые плечи. Так, сначала поглаживание, затем растирание… Но до растирания мы не дошли. Он вскочил, как ужаленный, и стал натягивать рубашку, бормоча:

— Извини, Анаис, ты — очень хорошая девушка и красивая, но я другую люблю…

Я покраснела:

— Послушай, это ничего не значит. Это лечение такое.

— Знаю я такое лечение, от него потом дети бывают… Не доводи до греха, — Ульрик оделся и, на всякий случай, сел от меня подальше.

— И кто же твоя избранница? — лукаво поинтересовался Лэйярд.

— Ну… Криста. Разве не заметно?

— По-моему, Криста из тех, кто ждет наследника на черном олене.

— А у нас говорят "Принца на белом коне", — вмешалась я.

— Значит, приеду к ней на черном олене. А то коней у нас нет — им в горах неудобно, — Ульрик обиженно поджал губы.

Лэйярд рассмеялся:

— Все-таки она тоже к тебе не ровно дышит. Помнишь, как она подтрунивала над тобой, когда ты принес сразу трех песцов?

— А что тут смешного? — я придвинулась ближе.

Ульрик отвечал:

— Да смешного-то вроде ничего. Просто раньше существовал такой обычай: если мужчина полюбил женщину и решил жениться на ней, он приводит ее домой, зажигает свечи, потом он достает свой тэсс…

Я не видела себя со стороны, но, наверное, мои глаза просто полезли на лоб, потому что Лэйяд скорчился от смеха, а Ульрик тут же поправился:

— Тэсс — это такое покрывало, только сшитое мужчиной самостоятельно из шкурок песца или норки. Вот мне Криста и намекала, не шью ли я тэсс. Лэйярд, хватит ржать.

— А я, как девушка, считаю, что это очень правильный обычай, романтичный.

— Вот-вот, — поддержал меня Ульрик, — этим мужчина доказывает, что, во-первых, он умеет охотиться, ну, и шкуры выделывать, во-вторых — он умеет шить, что в хозяйстве пригодится, в-третьих — умеет делать восковые свечи, чем плохо? Ну, и в-четвертых, что заботливый.

— Ну да, — добавил Лэйярд, — а если он не умеет ни первого, ни второго, ни третьего — то это доказывает, что у него много золотых монет.

— Смейся. А я вот, когда женюсь на Кристе, буду делать ей эту масаш каждый день.

— Дурак ты, Ульрик, масаш надо ночью делать. Да, Анаис?

— Да оба вы — дураки…

Весь следующий день я не знала, куда себя деть. Лэйярд отправился на охоту и не взял меня с собой. Все были чем-то заняты, одна я слонялась без дела. Я просила Сейланн поручить мне что-нибудь, хотя бы вымыть посуду. Но она оставалась непреклонной:

— Ты — наша гостья. Скажи, когда к тебе приходят гости, ты просишь их мыть полы или чистить котлы?

Пару раз я выходила прогуляться, но непрекращающийся дождь быстро загонял меня обратно. Тильда развлекалась тем, что экспериментировала с моими волосами, то заплетая, то укладывая их в высокие замысловатые прически. Я чувствовала, что, благодаря ее стараниям, волос у меня поубавилось.

— У тебя хорошие волосы — хоть и тонкие, но густые. Почему ты их не растишь?

— Не знаю, мне так нравится, и удобнее.

— А моя мама говорит, если у девушки длинные волосы — она уже красивая. У тебя светлые волосы и очень темные глаза — впервые вижу такое.

— Тильда, а почему ты решила стать стражем?

— Сбежала из дома, по правде сказать. Мои родители всегда все решают за меня. А я не хочу выходить замуж за толстого старого Тальбота.

— А что, вы не в праве сами решать, за кого выходить?

— Они меня не заставляют, просто каждый день один и тот же разговор: "Тильдочка. Посмотри, какая блестящая партия. И подарки дорогие приносит. Будь к нему благосклонна. Такая удача — со знатным жрецом породниться" А ему, между прочим, тридцать четыре весны — старый трухлявый пень.

Я улыбнулась:

— Тридцать четыре — это совсем не старый.

— Да, конечно, всего лишь в два раза старше меня. Я вообще замуж не хочу. Хочу стрелять, плавать, бегать, где мне вздумается. Хотя здесь тоже строгая дисциплина, и Сейланн меня все время воспитывает.

— Она давно здесь?

— Три весны. С тех пор, как погиб ее муж — он ведь тоже стражем был. Она сама захотела занять его место. Здесь не все живут постоянно. Раньше стражи менялись один раз в месяц — на новолуние: одна смена в Тарсиллин возвращается, другая заступает. Вот когда тоннель расчистят, будем хоть иногда домой наведываться. Только не я. И не Сейланн — ей некуда возвращаться. Да и Лэйрд, говорят, тут уже много весен торчит. Лишь иногда на пару дней наведывается к Иларе.

— К правительнице Иларе?

— Ага. Переночует — и обратно.

Красавица Криста расспрашивала меня о нарядах и украшениях. Ее глаза так жадно блестели, когда я рассказывала о бутиках, ювелирных магазинах и салонах красоты.

— А знаешь, что? У нас ведь тоже есть свой спа-салон. Если завтра не будет дождя, обязательно сходим, — заявила она тоном, не терпящим возражений.

Следующим утром мы с Кристой лежали в горячем булькающем минеральном источнике посреди горной долины, с толченой малиной на лице (кстати, чудо-маска).

— Ты была права, Анаис. Кожа становится такой бархатной. Еще я прихватила горшочек с воском, сейчас мы его растопим и удалим все ненужные волосы.

Бог ты мой. Во все времена и в любом месте женщина всегда остается женщиной.

— Криста, ты ведь можешь стать хозяйкой салона красоты. Только нужно надстроить стены и крышу. И пожалуйста — приглашай на курорт знатных дам Тарсиллинна.

— Хорошая идея, — Криста мечтательно заулыбалась, вытащив из воды длинную точеную ножку. — Ты такая интересная. А я-то поначалу сердилась, потому что ты с Ульриком пришла.

— Нет, что ты, у меня есть жених. А Ульрик, кстати, все время только о тебе и думает.

— Да? Он сам так сказал?

— Так и сказал.

— Он очень хороший, добрый и веселый, а как он рисует. Даже меня нарисовал, один-в-один. Только уж очень нерешительный. Он вообще, когда со мной разговаривает, начинает краснеть и заикаться. Мне что, самой его к алтарю тащить?

— Попробуй быть помягче. Ты кажешься такой холодной и неприступной, вот он и боится быть осмеянным.

— Ничего с этим не поделаешь. Характер у меня такой — вредный.

Мне очень хотелось добавить "стервозный", но я благоразумно промолчала.

Вернулась я отдохнувшая и в хорошем настроении.

На "кухне" сидел Викар, который намедни лечил мою ногу. Он разбирал травы, связывая их пучками. Одна из девушек, Феста, чистила овощи на другом конце стола.

— Ну, как нога? Ладони, я смотрю, зажили, — парень отвлекся от своего занятия и пристально посмотрел на меня.

— Все отлично, боль прошла через пару часов. Спасибо. А ты, как бы это сказать, здешний доктор?

— Нет, я лекарь, или знахарь, можно так сказать.

— Я это и имела в виду. И что, все-все можешь вылечить? Или за что-то не берешься?

— Я не знаю, что тебе ответить. Пока особо серьезных случаев тут не происходило, хотя я бы попрактиковался, в ампутации конечностей, например.

Феста хмыкнула и покачала головой.

— Или извлечение стрел и других предметов, — продолжал Викар. — Я ведь у лучшего лекаря в Тарсиллинне учился. Даже один раз роды принимал.

— У кого, у рыси? — съязвила девушка, не отрываясь от чистки лука.

— Феста, ты занимайся своим делом.

— А ты — своим.

Я не обращала внимания на их препирательства.

— Викар, а чем ты мне ногу лечил? Откроешь секрет?