Полиция Гирты (СИ) - Фиреон Михаил. Страница 6

За окном стемнело. Стало совсем холодно и сыро. Детектив закрыл окно, растопил печь и накидал в нее доверху сырых дров с улицы так, чтобы хватило на полночи, и можно было забыть о ней. С каким-то особым мрачным весельем, они с Марисой завели едкий разговор, заспорили о последних недавних событиях, о поездке за город и принцессе Веронике.

Положив босые ноги одну на другую, Мариса сидела, откинувшись в кресле, курила трубку, презрительно глядела на детектива, смакуя, кидала колкие реплики, одну язвительней другой — типа «мальчик, это Гирта», или «ты вначале свои ботинки почисти, а потом меня жизни учи», или «вот найду себе юношу, буду с ним развлекаться, а ты будешь за меня платить», или «надо быть сильным и богатым, а свободные и умные никому не нужны».

Вертура сидел на стуле у стола, тоже закинув ногу на колено, горбился, пил кофе, вертел в руках свой меч, вяло, с наигранной грубостью, отвечал на издевки Марисы, а когда совсем надоело, подошел к ней, схватил и растрепал обеими руками ей волосы на голове. Она поджала плечи, лягнула его в ответ ногой, ударила со всей силы.

Спать легли рано. Лежали чуть порознь, держались за руки, чуть касаясь друг друга плечами, укрывшись всеми одеялами и набросив поверх для тепла плащи.

Шелестел ливень. Подрагивающий в такт космическим пульсациям волн искажения пространства и времени, тусклый электрический свет фонаря на перекрестке заглядывал в окно, падал на оставленные на столе рукописи и фужер. Бледной желтой полосой заглядывал под темную арку входной двери, лежал на стене.

Глава 16. Дождь. (Понедельник и еще несколько дней)

Капли дождя стучали в желоб водостока под крышей. Мокрыми стояли плац полицейской комендатуры и деревья. Серое небо, лужи и мокрая трава за окнами навевали мысли о том, что неплохо бы взять мольберт, поставить его у окна, закурить трубку, откупорить бутылку, заняться написанием живописного пейзажа Гирты: старого полуразрушенного бастиона, арочной ограды, домов, шпиля Собора вдалеке и тополей. А когда вторая и третья бутылка уже совсем опустеют, и все краски на палитре обратятся невзрачным, серо-бурым, как грязь за окном, месивом, сесть в кресло и, наслаждаясь теплом жарко натопленного очага, шелестом дождя, и звуками улицы за распахнутым окном, мнить себя великим художником, чей гений непременно, рано или поздно, будет признан во всем мире….

В зале было холодно, но все равно кто-то опять открыл все окна. Вертура пристроил свой плащ на спинку стула, пытаясь сделать так, чтобы не задувало в поясницу, но у него не получилось, так что он просто накинул плащ на плечи.

Фанкиль и магистр Дронт принесли в зал, поставили на стол, разложили какую-то сложную оптическую машину. Калибровали ее, подворачивали колесики линз.

— Коэффициент искажения три процента, аберрация до ноль пяти процентов — заглянув в окуляр по виду похожего на микроскоп гиромагнитного измерителя, сообщил Фанкиль — Алистер, учитывайте размытие света, выставите по таблице.

— Благодарю — скупо бросил ему магистр, явно давая понять, что он не нуждается в очевидных советах. Сверился со справочником, внес коррективы в настройки машины.

Фанкиль заглянул в табличку под стеклом на своем столе, сделал пометку в блокноте и как бы невзначай спросил.

— Ноль-ноль три это при стабилизаторах на сорок процентов? Выставили бы на семьдесят, было бы ноль-ноль один. Почти как при сотворении мира. Подводит диспетчерская, или это Центр так станции корректирует?

— Поинтересуйтесь в бюро конфедеративной контрразведки — саркастически ответил магистр Дронт и, выставив цифры на механической счетной машине, что стояла на его столе, с усилием завертел ручку. С бронзовым звоном завращались диски, выдавая результат вычисления.

— А тут у нас во дворе, на улице Котищ, дом одиннадцать, на лестнице гроб нашли. Открыли, а в нем скелет. Оказалось, это у студента лишний был, продать жалко, а ставить некуда… — рассказывал лейтенанту Турко какой-то полицейский, что принес сводку из оперативного отдела.

— И что? — нахмурился, выпятил толстый живот, сгорбил плечи, инспектор Тралле, как будто от скуки и нечего делать посмотреть как идут дела, спускаясь из своего кабинета в зал к коллегам.

Полицейский скорчил гримасу и, с нескрываемым отвращением поклонившись начальнику отдела Нераскрытых Дел, вышел, так и не уточнив, что у студента было лишнее — гроб или скелет.

Сказав лейтенанту, который сегодня был на дежурстве, что он должен зайти на почту, отправить письмо, чем вызвал у коллеги нескрываемую презрительную усмешку, не спрашивая разрешения у инспектора, детектив покинул контору и вышел на улицу под ливень. Вертура не соврал — он и вправду пошел на почтамт, где сразу же обратился в отдел доставки. В абонентском ящике до востребования на имя Евлампия Пенсатти лежал конверт с решеткой-ключом к шифру. С недоумением проморгав на строки аннотации, Вертура сразу понял, что его интеллектуальных способностей явно не хватит на то, чтобы с помощью этого ключа прямо тут, на месте, быстро составить внятный текст, и что для развернутого отчета потребуется немалое время в спокойствии и уединении.

— Вы что, серьезно считаете, что я так умею? Да все эти шпионские штучки работают только в россказнях хвастунов-пьяниц и глупых книжках! — возмутился, сказал себе детектив, окунул перо в чернильницу и вывел на листе бумаги. «Прибыл в Гирту, поселился, жду, когда привезут партию заказанных вами из Столицы книг. Есть сложности. Постараюсь уловить момент, чтобы их не перекупили. Похоже, за этими редкими текстами для вашей коллекции охотятся и другие любители старины. Действую по обстоятельствам». И подписал «Е. Пенсатти». Положил ключ к шифру в поясную сумку, чтобы потом выкинуть, и под пристальным взглядом служащего, который так и норовил заглянуть в текст, запечатал конверт и надписал его. «Биртола, Таксим, до востребования Н. Диркелю». Заплатил в окошко серебряную марку и с чувством выполненного долга вышел на проспект.

Прямо от почтамта, что располагался неподалеку от гостиницы «Башня» от проспекта Рыцарей отходило две улицы. Одна вела в сторону южных ворот города и наверх, на скалу, вдоль крепостной стены, огибая ту самую распивочную, где детектив впервые встретил страдающих от похмелья после ночного праздника студентов, вторая пересекала проспект под прямым углом. Не желая возвращаться в контору, по ней, от нечего делать, и пошел детектив. Поднялся по склону холма, прошел мимо высокой глухой стены с окнами под самой крышей, миновал узкий темный проезд с высокими домами и черную отвесную скалу, у основания которой, в старых потернах, были утроены какие-то склады и рядом стояли телеги. Через перекресток он сошел с этой улицы, свернул в какой-то переулок на север и направился напрямик по какой-то узкой кривой, зажатой серыми стенами кварталов идущей под уклон, к морю, дороге, в ту сторону, где, по его мнению, располагалась улица Зеленого Мола, и стоял дом Тильды Бирс.

Лил дождь. Вода бежала под уклон, прибивала к мостовой дымы курящихся во дворах очагов и печей. Здесь, в предпортовых кварталах, постройки были намного ниже, чем в центре. В тесных дворах, опоясанных по периметру двух и трехэтажными домами как стенами крепостей, под темными арками, под навесами, под низкими кирпичными сводами полуподвальных помещениях стояли наковальни, верстаки и котлы, работали цеха и мастерские. Гулко и мерно стучал пружинный молот, эхом отдавались удары топора и визг пилы. Тут, в этих дворах, делали все, что было необходимо для города и окрестностей. Колеса, бочки, снасти для рыбной ловли, мебель, краски, ткань и мыло. Резали обсидиан, камень, кость, янтарь и дерево. Травили и плавили свинец и медь. В домах жили мастеровые, рыбаки, наемные рабочие и их семьи. Не обращая ни малейшего внимания на дождь, по лужам бегали чумазые, веселые и свободные дети. То там, то тут возвышались груды ящиков, бочек и бревен уже привезенные к зиме, сгруженные на улицах, но еще не внесенные на склады и во дворы. Словно охраняя их, чтобы не растащили соседи, рядом на ступеньках домов, на скамеечках, на бревнах, сидели, вели свои беседы, задумчиво курили, глядели на дождь и бегущую под уклон мостовой воду, старики.