Крылья по контракту (СИ) - Хант Диана. Страница 51

С подарком Берга — мобилем «хвосторогом» пришлось расстаться. Слишком уж тот был приметный. Мобили демон с гарпией меняли также часто. Сами же никогда не появлялись на людях без очков, притом с изменённой носовыми фильтрами и подкладками под щёки, внешностью.

Ожидание, как и положено ожиданию, было неприятным. Липким и тягучим, как патока. И не только оттого, что приходилось жить, как на жерле вулкана, в состоянии постоянной готовности… вот только к чему?

Сильно омрачало настроение то, что приходилось таскать с собой ловушку с пойманным призраком. Ни Харлей, ни Пандора и думать не хотели, что будет, если Немезида каким-то чудесным образом выберется оттуда.

— Каким? — хмурясь, спрашивала гарпия.

— Таким же, как и забралась, — язвительно отвечал демон и Пандора хмурилась ещё больше.

Именно постоянное присутствие рядом ловушки (а может, не только) побуждало обоих по-прежнему снимать один номер на двоих (каждый требовал, чтобы ловушка была «при нём», как и каждый из двоих был против того, чтобы подвергать опасности другого).

По-хорошему, ловушку сразу надо было отвезти к Разлому, чья магия опустошит её и сделает безопасной для окружающих. И готовой к новой охоте, конечно.

Пандора объяснила Харлею принцип действия ловушки и почему они так редки.

— Это кости тех самых двенадцати смельчаков, сорвавших печать Немезиды, в то время, как мир не был единым, а было их всего семь. Первых, кто сорвал печать и выпустил наружу Хаос, так сильно «приложило» вырвавшейся на свободу магией, которая в итоге погубила все семь миров, что даже их кости превратились в артефакты. А то, что в них можно ловить карающих призраков, было, должно быть, последним желанием каждого из этих идиотов после осознания, что натворили…

Так это или нет, сейчас было сложно узнать. Правда, скептически настроенный демон слушал гарпию с удовольствием. Впрочем, удовольствия бы не стало меньше, рассказывай она хоть байки для малых детей и вообще полную околёсицу.

К счастью, Артур нашел способ перевести им немного денег, что значительно облегчило перемещения по периферии и жизнь в целом.

Харлей с интересом погружался в «нижний мир», туда, куда высшего демона без (не)удачного стечения обстоятельств и занести-то не может. Пандоре было не привыкать и чувствовала она себя по время всех этих игр в кошки-мышки, по выражению демона, как ундина в воде.

В целом же, если забыть о том, что привычный жизненный уклад был разрушен у обоих, и неизвестно было, когда ситуация, наконец, разрешится и будет ли это разрешение удачным для них, а ещё тот факт, что они вынуждены были возить с собой пленённую Немезиду, которая не оставляла попыток выбраться наружу, о чём говорили время от времени вспыхивающие глазницы призрака (Харлей утверждал, что такой ночник доведёт до заикания и куда более смелого демона, чем он, а гарпия нервно хихикала, ёжилась и часто моргала)… в целом, эти дни, перетекающие в недели, а недели, уверенно подбирающиеся к двум месяцам, были, пожалуй, самыми счастливыми в жизни Харлея де Вуда, наследника многомиллионного состояния.

Видеть её каждый день, чувствовать, как поначалу робкие, несмелые эмоции обретают силу, беречь её сон по ночам (демон упорно ночевал на полу, правда, в некоторых мотелях случались и раздельные кровати или небольшие — и очень неудобные — диваны). Вдыхать аромат её волос, слушать голос — звонкий, нежный, тягучий, как гонг… Впитывать, поглощать её присутствие, греться в источаемом ею свете, смаковать свежие, чистые и прозрачные эмоции.

Внутренний демон поначалу пытался настоять на своём, мол, эти ваши высокие материи, конечно, хорошо и замечательно, но мне бы пожрать. Быстро и сытно, как в дешёвой закусочной… а там уж опять трюфелями балуйтесь… Но и он пристрастился к морозной свежести, что исходила от Пандоры, к её чистоте и свету. Шлюхи, выходящие на охоту за кредитами в тёмное время суток, не привлекали его. То тут, то там можно было урвать сытный кусок женского внимания (всё-таки как внешность ни меняй, а инкуба отличит любая представительница прекрасного пола), но по сравнению с тем, что огненное чудовище получало от Пандоры, после того, как оно привыкло к тончайшим переливам и мерцанию белого света, их эмоции казались бутафорией, яблоками из картона — красивыми с виду, но совершенно несъедобными…

Постепенно привыкая к его присутствию, Пандора открывалась — то с одной, то с другой стороны, как Тайная Дева из древних песен, что облачается в сотни нарядов, и как ни старайся, путаясь в крючках и пуговицах, но, раздевая её, заранее знаешь: снимая один наряд, обнаружишь под ним следующий… и так до бесконечности.

И Харлею не хотелось, чтобы это прекращалось.

Маленькая и хрупкая и в то же время смелая, сильная, отважная… Юная и доверчивая, насмешливая и циничная — Пандора нравилась ему любой. Вспыльчивая, резкая, дерзкая, как все гарпии, она оказалась обладательницей замечательного чувства юмора и прекрасной рассказчицей.

Помимо детских и юношеских воспоминаний и рассказов о семьях, которыми демон с гарпией щедро делились друг с другом (не только инкубу были интересны острова Тхон-Тао, гарпия тоже с удовольствием слушала, как растёт «золотая молодёжь») они много говорили о том, что было интересно обоим — о проекте «сфера», к которому теперь неизвестно, когда демон сможет вернуться, о навигации, о конструкциях кораблей, о симбиозе науки и магии, о том, как здорово было бы обнаружить то, что называется «истинным унобтанием»…

Однажды ночью Харлея разбудил тихий плач.

Реакция опередила разум — в следующий момент он сжимал хрупкую крылатую фигурку в объятиях и снимал слезинки с её щёк губами. Повезло, что проснулась Пандора не сразу — какое-то время металась и стонала в его руках, звала на помощь… а потом широко открыла глаза и часто заморгала.

Харлей ожидал чего угодно — от пощёчины до оскорблений, но гарпия только прижалась к нему теснее и попросила тихо:

— Не уходи, ладно?

— Ладно, — ответил демон и провёл ладонью по мерцающим в лунном свете серебряным волосам. — Не уйду.

С тех пор так повелось: спали вместе и даже сдвигали кровати, если те стояли раздельно.

Харлей сжимал крылатую фигурку в объятиях, слушал мерное, ровное дыхание, а внутренний демон ел, ел, ел… Он был совершенно счастлив, этот внутренний демон, спящая Пандора тоже казалась спокойной и умиротворённой. Нелегко было только самому Харлею. Ни одну женщину он не хотел так сильно, ни одну не боготворил так явно…

Но новый Харлей, который пришёл на смену старому, знал: ему просто нужно быть терпеливым. Ещё более терпеливым. Его Ледяная Королева только-только начала оттаивать… Только-только училась доверять миру заново, училась быть счастливой.

А даже если она никогда не откроется ему до конца… даже если так… Ну и… так тому и быть. Видеть её счастливой, знать, что она живёт, дышит, парит в хрустальной чистоте небес… ему этого достаточно.

Возможно, такова его судьба: боготворить недостижимый объект, любить издалека.

Любовь к суккубу, к Мишель и крепнущее изо дня в день чувство к Пандоре — они были такими разными… как и сами девушки. Но было в них кое-что единое, незыблемое.

Сама любовь, понимал Харлей.

Как понимал и то, что он ведь мог жизнь прожить — и ни разу не испытать этого… Проклятье инкубов! Ведь даже язык не поворачивается назвать это чувством.

И уже за одно это был благодарен жестоким богам, играющими судьбами смертных.

И конечно, не только за это…

Глава 32

Помимо некоего незыблемого фундамента, на котором и устроен мир, познать глубину которого помогла близость Пандоры, жизнь Харлея, если забыть причины, которые довели их обоих до этой нескончаемой пьесы в театре абсурда, была наполнена бесконечным количеством маленьких радостей. Казалось бы, пустячных, а всё же их вкус был сопоставим только вот с этой самой Любовью, с чем-то, что можно произносить только с большой буквы, впрочем, произнесённое — оно утрачивало свою сакраментальность.