Карт-Бланш для Синей Бороды (СИ) - Лакомка Ната. Страница 43

— Простите, миледи. Но так для вас будет лучше. Граф, порой, сам на себя не похож

— может накричать, может и ударить. Особенно перед тем, как запрется в своей проклятой комнате.

— В комнате? — спросила я, оставляя работу.

— Есть у него потайная комната наверху. Никого туда не впускает. Что уж он там делает — не знаю, но выходит оттуда, как старик — шаркает ногами, и лицо у него становится совсем желтым.

— И как часто он там запирается?

Барбетта посчитала по пальцам:

— Раз в две недели, бывает и чаще. Не подходили бы вы к нему, миледи, когда он не в себе. Про Удушенную Даму я хоть и приврала, но ведь прапрадед милорда и в самом деле трех своих жен поубивал. Король приговорил его в вечному заточению, так он и умер в монастыре, в замурованной келье.

— Прадед милорда? — переспросила я.

— Прапрадед. Милорд похож на него, как две капли воды. Только вот не убийца он, нет.

Ключ от потаенной комнаты так и прижег меня между ключиц, наверное, я побледнела, потому что Барбетта спросила, хорошо ли я себя чувствую.

В ту же ночь я вышла из своей комнаты, чувствуя себя вором и разбойником, и прокралась на четвертый этаж, к хрустальному окну. Я несла с собой свечку, прикрывая ее рукой, чтобы свет никого не потревожил. Но никто из слуг мне не встретился, и до потайной комнаты милорда графа я добралась без приключений.

Я долго не могла отыскать хитро запрятанную замочную скважину, а потом долго не могла попасть в нее ключом. Ключ повернулся легко и без скрипа, и я открыла двери, холодея от страшного предчувствия. Что я увижу? Какую страшную тайну графа раскрою? Я прекрасно помнила про запрет, и осознавала, что угрозы, которые высказывал мне муж, вполне реальны. Но остаться в стороне не могла.

Жена — это та, что делит с мужем жизнь, а жизнь — это не только радости и приятности. Став женой графа, я должна разделить и его страхи. Так я подбадривала себя, готовясь лицом к лицу встретить то ужасное, что скрывала комната.

Бог весть, что я ожидала увидеть, входя в нее. Я бы не удивилась, встреть меня там все призраки рода де Конмор. Еще я ожидала каких-нибудь хитроумных ловушек, может даже колдовских, а ключ я что было сил зажала в кулаке, чтобы не уронить. Ведь всем известна сказка про Синюю Бороду — там на заколдованном ключе появилось пятнышко крови, когда любопытная жена умудрилась уронить ключ.

Но вопреки опасениям, внутри не ожидало ничего потрясающего воображение. Обычная комната — только грязная и пыльная. Стол, кресло, лежанка в углу. На лежанку брошены старое одеяло и засаленная подушка.

Внимание мое привлекла деревянная шкатулка, стоявшая на столе.

Однажды я уже видела эту шкатулку — ее принес графу бывший помощник аптекаря. Господин Сильвани.

Откинув крышку, я обнаружила внутри темные кусочки неправильной формы — похожие на тростниковый сахар. Он был очень дорогой, и поначалу я решила, что граф заплатил золотом именно за это редкий коричневый сахар. Но потом я вспомнила, что когда тростниковый сахар привозили в лавку сладостей, он был без запаха. Мы ароматизировали его корицей. А эти кусочки пахли… Странным запахом — приторным, сладковатым. Так же пахло от губ графа, когда он впервые поцеловал меня.

Что это? Какое-то лекарство?

На столе также стояли серебряный бокал и бутыль, с горлышка которой была соскоблена смола. Я понюхала остатки жидкости в бокале и вытащила из бутылки деревянную пробку. Резкий дух так и ударил в нос. Я поспешно заткнула бутылку и чихнула.

Разумеется, я знала, что это такое. «Вода жизни» — так называли абсолютно прозрачное и ужасно крепкое южное вино. В нем было превосходно сохранять фрукты или добавлять в тонкое песочное тесто, для придания хрупкости. Но граф далек от таких тонкостей, зачем же оно ему? Поразмышляв, я взяла один кусочек странного вещества. Если оно известно Сильвани, то его обязательно должен знать аптекарь Ренна — господин Рильке. Заказав себе съездить к нему при первой же возможности, я вышла из потайной комнаты и тщательно заперла двери, проверив замок на три раза.

Граф ни о чем не должен был догадаться.

45

За пару дней до кануна нового года примчался гонец с письмом от графа. Хозяин Конмора намеревался вернуться к вечеру.

Сонный до этого замок мгновенно преобразился — забегали слуги, в кухне застучали кастрюлями и сковородками поварихи, пламя в каминах так и ревело — я приказала основательно протопить все комнаты. А не только жилые. И никакого торфа!

Уже в сумерках снаружи раздалось лошадиное ржанье, мужские голоса, и я глубоко вздохнула, готовая к встрече супруга. Я встретила его у порога, наряженная в домашнее платье темно-красного цвета, как и подобает замужней женщине. Это была единственная вещь, которую я купила для себя. Не сказать, чтобы я совсем не боялась, но постаралась выглядеть уверенно. Граф не должен догадаться, что я была в запретной комнате. Да и как он догадается? Я не должна была оставить никаких следов, и сам ключ после моего ночного похода не изменился — я проверяла его каждый час.

Но все равно волнение охватило меня, когда муж вошел, отряхивая снег с мехового плаща.

Ален де Конмор вошел один — Пеле, насколько я поняла, отправился проследить, как перенесут в подвал какие-то бочки.

— Добрый вечер, милорд, — сказала я, едва граф переступил порог.

— Бланш? — удивился он. — Я же сказал, что встречать не нужно.

— Жена обязана встречать мужа, когда он возвращается, — я улыбнулась и поставила перед ним мягкие домашние туфли, обшитые мехом. — Извольте переобуться, милорд.

— Переобуться? — переспросил он и замолчал, увидев, как изменился холл после его отъезда.

Несколько секунд я наслаждалась ошарашенным видом графа, пока он оглядывал новые обои и мебель, но потом он загремел:

— А где мои псы?!

— Изгнаны на псарню, — ответила я, носком башмака пододвигая к нему туфли. — Извольте переобуться, милорд. Или желаете, чтобы я помогла снять вам сапоги? Мы постелили ковры, не надо топтаться по ним в уличной обуви.

— Ковры… — он уставился на них, словно только что заметил. — Во что ты превратила мой дом, шоколадница?! Кто дал тебе право выгонять моих собак?

— Им не место в доме, — ответила я спокойно. — Пока вас не было, псарню достроили и утеплили. Вашим милым собачкам там будет очень уютно. Можете сами в этом убедиться, но вы, наверняка, продрогли и проголодались — вас ждут ужин и баня.

— Боже! — он потер лицо ладонью, не переставая оглядываться, словно не веря своим глазам. — Ты что сотворила? Сейчас здесь роскошнее, чем в замке короля.

— Все обошлось в двадцать золотых — это одна пятая от той суммы, что вы разрешили потратить. Если вам будет угодно, я предоставлю отчеты о расходах, — сказала я. — Но только после того, как вы перекусите с дороги. Я приготовила тартинки с паштетом, фаршированные яйца и сварила лучший во всей Бретани пунш. Потом вы посетите баню, а потом будет праздничный обед.

— Праздничный? Но до нового года еще два дня.

— Мы празднуем ваше возвращение! — засмеялась я.

Лицо его прояснилось, и он хмыкнул, подергав себя за бороду:

— Ну что ж, веди есть. Я и правда голоден.

— Сначала переобуйтесь, — напомнила я.

Он привычно снял сапоги, наступая носком на пятку, а потом начал натягивать туфли. Одной рукой это получалось плохо, и я опустилась перед ним на колени:

— Я помогу, милорд.

— Отойди, справлюсь сам!.. — начал он, но я, не обращая внимания на его протесты, помогла ему надеть туфли и тут же поставила его сапоги на специальную подставку у входа.

— Благодарю, — буркнул граф.

Мы прошли в гостиную, и он остановился, как вкопанный, увидев наряженную елку.

— Вам нравится? — спросила я, но муж только что-то буркнул в ответ и уселся за стол, на котором уже стояли блюда, которые я постаралась оформить празднично, приложив всю свою фантазию.

Граф ел и пил, и совершенно не обращал внимания на новые тарелки, на льняные салфетки с вышитыми вензелями, на кружевную скатерть и крохотные фарфоровые вазочки, в которые я поставила веточки ели.