Из глубины глубин (Большая книга рассказов о морском змее) - Честертон Гилберт Кийт. Страница 17

Вспенились окрашенные кровью волны, и битва за жизнь подошла к концу. Извивающаяся шея упала, как цеп, туловище легло на бок, мелькнул белый живот и испод гигантской задней ноги или плавника. Мертвое тело погрузилось в волны и море закипело над ним, а его подруга все плавала вокруг, поворачивая во все стороны слепую голову. Мы боялись, что она нападет на пароход, но ничто не заставило бы нас в этот час покинуть палубу. Мы смотрели, затаив дыхание. Она замерла, прервав поиски; мы слышали, как плещется вода, ударяя в ее бока. Она высоко, как могла, вытянула шею, слепая и одинокая, и было в ней все одиночество моря, когда она издала последний отчаянный стон, эхом разнесшийся над волнами — так уносится вдаль, подскакивая над гладью пруда, плоский камешек. И потом она поплыла на запад; солнце освещало ее белую голову и пенистый след, и вскоре не осталось ничего, только серебристая точка на горизонте. Мы снова легли на курс, и «Рэтмайнс», покрытый морской слизью от киля до клотика, показался нам поседевшим от ужаса.

— Мы должны сопоставить наши наблюдения, — такова была первая связная фраза Келлера. — Мы все опытные журналисты, у нас на руках величайшая и неоспоримая сенсация всех времен. Будем вести себя друг с другом честно.

Я стал возражать. Журналистская солидарность ничего не дает, когда все располагают одинаковыми фактами. В конце концов каждый подошел к делу по-своему. Келлер снабдил свой репортаж тремя заголовками один другого больше, превознес «храброго капитана» и завершил статью упоминанием американской предприимчивости, заключавшейся в том, что именно житель Дейтона, штат Огайо, увидел гибель морского змея. Такого рода репортаж оскорбил бы само Творение, не говоря уж о жанре морской истории, но в качестве образчика живописной манеры изложения, характерной для полуцивилизованного народа, был отнюдь не лишен интереса. Зёйланд написал полтора тяжеловесных столбца, привел примерную длину и объем туловища животного, а также полный список членов команды, готовых клятвенно подтвердить его рассказ. Как можно понять, Зёйланд не был склонен к фантастическим описаниям или стилистическим красотам. Я написал три четверти столбца сдержанного и вполне, так сказать, буржуазного отчета о происшедшем, избегая любых газетных штампов по причинам, что становились мне все более понятны.

Келлер был вне себя от радости. Из Саутгемптона он собирался телеграфировать в нью-йоркский «Уорлд» и в тот же день отправить подробный репортаж в Америку по почте. Затем он намеревался ввергнуть Лондон в оцепенение тремя грандиозными заголовками и поразить весь мир.

— Увидите, как я действую, когда доходит до настоящей сенсации, — сказал он.

— Это ваш первый визит в Англию? — осведомился я.

— Да, — ответил он. — Но вы, кажется, плохо понимаете, с чем мы столкнулись. Смерть морского змея — это же колоссально! Боже мой, дружище, да это величайшая сенсация, какой когда-либо удостаивались газеты!

— Забавно думать, что ни единая газета этого не напечатает, — заметил я.

Зёйланд, стоявший рядом, быстро кивнул.

— Вы о чем? — спросил Келлер. — Если ваши британские газеты способны закрыть глаза на такое событие, не ждите того же от меня. Эх! Я-то думал, вы журналист.

— Я и есть журналист. Вот почему я твердо это знаю. Не будьте ослом, Келлер. Мы старше вас на семьсот лет. Пятьсот лет тому мои предки уже знали то, что ваши внуки, если им повезет, узнают лет через пятьсот… У вас ничего не выйдет.

Разговор происходил в открытом море, милях в ста от Саутгемптона, и Келлеру казалось, что ему все по плечу. На рассвете мы миновали Нидлсский маяк [40], и свет дня озарил беленые коттеджи на зеленых лугах и наводящую благоговейный страх упорядоченность Англии — линия к линии, стена к стене, мощные каменные доки и монолитный причал. На таможне нам пришлось ждать около часа — достаточно времени, чтобы мои слова возымели действие.

— Дерзайте, Келлер. Сегодня отплывает «Хейвел». Можете отправить вашу статью, и я отведу вас на телеграф.

Келлер вздохнул. Он оробел — так, говорят, робеют в Ньюмаркет-Хит [41] молодые лошади, не привыкшие к открытым ипподромам.

— Я хотел бы еще раз пробежаться по репортажу. Подождем до Лондона? — предложил он.

Зёйланд, кстати сказать, еще рано утром разорвал и выбросил за борт свою статью. Его соображения совпадали с моими.

В поезде Келлер начал править написанное — и всякий раз, когда его взгляд падал на аккуратные возделанные поля, коттеджи с красными черепичными крышами и ровные берега каналов, синий карандаш безжалостно впивался в листы. Кажется, он использовал все прилагательные, что нашлись в словаре. Но он был знающим и трезвым игроком, и каждый его ход бил наверняка.

— Вы не дадите змею ни единого шанса? — с сочувствием спросил я. — Помните, в Штатах переварят все, от брючной пуговицы до двойного орла [42].

— В том-то и беда, — пробурчал Келлер. — Мы так долго натягивали всем нос, что чистейшую правду я хотел бы сперва испробовать на лондонских газетах. Но первый выстрел за вами, конечно.

— Мне он ни к чему. Даже не собираюсь обращаться в наши газеты. Буду счастлив оставить их для вас. Домой-то вы намерены телеграфировать?

— Нет, если удастся напечатать репортаж здесь. То-то удивятся ваши британцы!

— Крикливый заголовок шириной в три столбца вам не поможет, уверяю вас. Англичан не так-то легко удивить.

— Я начинаю это подозревать. Неужели в вашей стране все ко всему равнодушны? — спросил он, глядя в окно. — Сколько лет этому фермерскому дому?

— Он совсем новый. Лет двести, самое большее.

— Хм. И полям тоже?

— Вон ту живую изгородь подстригали лет восемьдесят.

— Дешевая рабочая сила, а?

— Довольно-таки. Думаю, вы для начала предложите статью в «Таймс»?

— Нет, — сказал Келлер, глядя на Винчестерский собор [43]. — Это — как пытаться расшевелить стог сена. Только подумать, что «Уорлд» взял бы три столбца с иллюстрациями — и затребовал бы еще! Отвратительно.

— Но «Таймс», возможно… — начал я.

Келлер со злостью швырнул газету в угол купе. Она развернулась во всем аскетическом величии своих столбцов и шрифта — раскрылась с треском, как переплет энциклопедии.

— Возможно! Проще пробить броню крейсера! Посмотрите хотя бы на эту первую полосу! [44]

— Немного обескураживает, правда? — сказал я. — Но вы можете обратиться в какой-нибудь развлекательный бульварный журнал.

— И подарить им мою… нашу сенсацию? Да это священная история!

Я показал Келлеру газету, которая должна была ему понравиться — образцом для нее послужили американские издания.

— Мило, — сказал он, — но не то. Мне больше по душе широкие старомодные столбцы «Таймс». Хотя за редакторским столом, должно быть, сидит какой-нибудь епископ.

Едва мы прибыли в Лондон, как Келлер исчез в направлении Стрэнда. Не могу сказать, чем он в точности там занимался. Кажется, он вторгся в редакцию одной вечерней газеты без четверти двенадцать дня (я сказал ему, что в это время у британских редакторов, как правило, работы мало) и упомянул мое имя как свидетеля.

— Меня чуть не выставили, — кипятился он за ланчем. — Стоило сослаться на вас, как старик попросил вам передать, что ваши розыгрыши всем надоели, что вы прекрасно знаете, куда и когда нужно приходить, если хотите что-то продать, и что они скорее увидят вас на виселице, прежде чем выдадут аванс за еще одну вашу чертову байку. Правда в этой стране, похоже, никого не интересует.

— Замечательно. Этого и следовало ожидать, Келлер. Вы наткнулись на стену, только и всего. Почему бы вам не оставить английские газеты в покое? Телеграфируйте в Нью-Йорк. Там напечатают что угодно.