Обет блондинки (СИ) - Золотая Георгина. Страница 47

— Да ты собственник, — смело смотрела в помутневшие от страсти глаза, чувствуя как внутри разгорается пожар.

— Ты даже не представляешь насколько, — хрипло произнес Дитрих, медленно проводя ладонью вдоль моего бедра. Вслед за рукой сминалась тонкая ткань платка, собираясь в кулаке. Жадное прикосновение, полный жажды взгляд, близость возбужденного тела, вызывала ответную реакцию в моем, заставляя надеяться на чувственное продолжение вечера.

— Покажи! — выдохнула, чувствуя как начинают гореть щеки от собственной смелости.

— С удовольствием, — в глазах графа я увидела нечто такое от чего стало жарко в груди от переполняющих эмоций.

Губы Дитриха завладели моими в тот же миг, когда слова уже больше не были нужны. За нас начали говорить наши тела, безмолвно, но настолько громко, что не услышать желания, бившегося в каждой клеточке было совершенно невозможно. Сладкий миг узнавания, когда губы одного как бы здороваются с губами партнера, медленно заводят разговор, находят общую тему, и развивают ее до тех пор пока не будут произнесены все слова, которые собирался сказать, но все не находил возможности. Дрожь желания приливной волной наполняющая всю до остатка, сталкивается с не менее сильной жаждой обладания.

Прочь летят мешающие покровы. Они теперь совершенно не нужны. Шелковые платки скользят вдоль тела, оставляя после себя неутоленное стремление к чему-то большему, сокровенному.

Как же сладко плавиться в объятьях любимого, отзываться на каждое прикосновение, дарить в ответ свои и с трепетом наблюдать насколько они желанны. Видеть в дорогих сердцу глазах неутоленную страсть и стремиться восполнить ее, получая взамен сторицей.

Сладкий миг единения, торжество плоти в нарастающем ритме, которому подчиняются оба, направляясь к вершине, за которой обрыв в пропасть. Не это ли счастье подняться с любимым на самую вершину удовольствия и вместе рухнуть под шквалом эмоций, захлестнувших с ног до головы? Небо с россыпью звезд ничтожно по сравнению с просторами открывающимися перед глазами в объятьях любимого. Горячечный шепот приятных сердцу слов, совокупность милых фраз, от которых бросает в дрожь. И бесконечная слабость после познания самых сокровенных желаний.

— Это было великолепно, — жаркий поцелуй в висок и руки обнимающие так, словно не собираются никогда и никуда отпускать.

— Мне тоже понравилось, — тянусь губами в ответ, чтобы еще раз испытать волшебство, случающееся при соприкосновении.

— Чего я так долго тянул? Ведь столько прекрасного прошло мимо нас.

Я утыкаюсь лицом во впадинку между шеей и ключицей, чтобы не сказать слова, что так и рвутся с языка. В ответ пытаюсь успокоить.

— Зато сегодня не было бы так сладко. Я как будто купаюсь в сладко-воздушной пене.

— Скажешь тоже, — меня подгребают ближе, с силой вдавливая в себя, чтобы я вновь могла ощутить насколько желанна. — Так будет каждый раз, — слышу уверения.

Я пытаюсь им верить, стараясь отогнать куда подальше назойливые страхи, ждущие когда же им дадут вволю отыграться за все полученное наслаждение.

Шелест волн, раздающийся откуда-то сверху, действует умиротворяюще, настраивая на минорный лад. Глаза слипаются от обилия впечатлений и хочется просто смежить веки всего лишь на мгновение, отдыхая и наполняясь новыми силами.

Сладкий сон, в котором меня несет на волнах океана счастья нарушается требовательными криками чаек, снующих над поверхностью. Я гоню их изо всех сил, но они назойливо требуют к себе внимания. Я отмахиваюсь, но они словно не боятся меня, продолжая наступать

— Мяу! — требовательный кошачий мявк вырывает меня из блаженного забыться.

Я прислушиваюсь к тишине каюты. Рядом со мной раздается легкое, словно дуновение ветерка, посапывание. Слышу его и умиляюсь, надеясь, что Дитриху снится что-нибудь приятное.

— Мяу! — раздается уже намного ближе.

Кошу в сторону глаза и вижу старого знакомца, вопросительно смотрящего на меня.

— Кушать хочешь? — спрашиваю.

— Мяу! — утвердительно отвечает вредный во всех отношениях кот.

— Сейчас, только встану, — предупреждаю, чтобы не ждал слишком быстро.

— Мяу!

— Да замолчи ты, настырный. Вот встану тогда и покажешь что нужно сделать.

Я медленно выползаю из объятий Дитриха, чтобы пойти накормить его кота, смотрящего на меня глазами трепетной лани. Хитер, как и его хозяин. А я ведь поверила, что кот случайно забрел на корабль. Оказывается он прекрасно живет у Дитриха в апартаментах, имея собственную миску и место у одной из стен каюты графа. А граф то с виду такой неприступный, а в душе настоящий романтик.

Улыбаюсь, поглаживая кота, мурчащего, словно двигатель автомобиля, ездившего по пыльным дорогам, в прошлом, когда еще люди только-только познавали далекий космос.

ГЛАВА 23

— Я вижу вы уже познакомились, — подняла голову и увидела Дитриха, опирающегося о переборку в проеме между двумя отсеками. В распоряжении графа, как и у капитана корабля была не одна каюта, а две совмещенные. По убранству внутри каюты особо ничем не отличались, разве что мелочами, сугубо мужскими вещами. Я бегло осмотрела все что находилось внутри, и сделала заключение, что мне приятно находиться в берлоге графа.

— Нет еще. Этот господин никак не хочет называть свое имя, — пожаловалась, продолжая почесывать кота за ушком. Тот делал вид, что никого не замечает, а люди для того и созданы, чтобы чесать его и давать всякие вкусности со своего стола.

— Его зовут Мурзик, — просветил меня Дитрих, улыбаясь. Наконец, я видела открытую улыбку на лице графа, а не ту снисходительно-пренебрежительную, что частенько красовалась на его лице.

— Мур-зик? — переспросила. Слишком уж непривычным было имя. Давно забытым. У нас в доме не было домашних животных. Как-то так повелось, что никто из родителей не увлекался, вот и мне не привили любовь к братьям нашим меньшим.

— Нет. Просто Мурзик.

— Откуда он у тебя? — спросила, скармливая кусочек кошачьего корма, найденного в каюте Дитриха. Это кот мне показал где надо взять ему еду.

— Прибился в одной из поездок. У него была сломана лапка и он прыгал на трех, был дикий и на всех кидался, шипел, словно змея. Я его подобрал, вылечил, теперь он живет у меня. Но периодически сбегает, чем нарушает свое инкогнито, — пожаловался мне граф.

— А почему ты тогда не признался, что это твой кот? — вспомнила нашу встречу с фон Кромом.

— Потому что он заяц, такой же как и твой Май. Он нелегально попал на корабль, — признался Дитрих.

— А ты, значит, любишь животных?

— Что? Не похоже? — вопросом на вопрос ответил он.

— Если честно, то не очень, — ответила как на духу.

— Вот и другие такого же мнения обо мне. Нельзя портить сложившееся амплуа, — объяснил граф свое поведение.

— А ты не такой, каким кажешься, — сделала заключение.

— Вряд ли ты сложишь обо мне правильное мнение, если будешь опираться только на статьи в желтой прессе.

— На них-то я и опиралась, — честно призналась откуда брала информацию о Дитрихе.

— Скоро наступит следующий день, а у нас с тобой остались нерешенными несколько задач, — мужчина отлип от переборки и подошел ко мне почти вплотную, нависая.

— Каких это? — удивленно вскинула брови, поднимаясь на ноги.

— Я сейчас все расскажу и покажу, — глаза графа загадочно блеснули. Он протянул руку, приглашая последовать за ним.

— Заманчивая перспектива, — я вложила свою.

И мы вновь оказались на просторном ложе графа, где с упоением изучали друг друга, даря множество приятных моментов, переживая снова и снова сладостное наслаждение от телесного общения. Все было настолько хорошо и гармонично, что должно было когда-то закончиться. Объективная реальность ворвалась тогда, когда о ней совершенно не хотелось вспоминать.

Через несколько часов корабль должен был войти в режим торможения, а к тому времени надо было собрать свои вещи, упаковать, заранее приготовив к выгрузке. В космопорте время отведенное под разгрузку пассажиров ограничено.