Шиворот-навыворот (СИ) - Волкова Виктория Борисовна. Страница 3

"Что ж это за класс такой? И сколько человек в нем училось? Весь город что ли?" — подумал Иван.

— Они как-то скоропалительно с Лилькой поженились. Толком и не встречались, — продолжала Нина.

— Так разве бывает? — глупо спросил Иван. И сам себя отругал: "Тебе что за дело?"

— В данном случае, да. Иштван по ней всегда с ума сходил. Но Лилька к нему относилась по-товарищески. Никаких чувств. Просто друг детства. Она даже встречалась с кем-то…

— Ну, Нина, они и поженились быстро, потому что Лиля ждала ребенка, — встряла в разговор Эльвира Анатольевна, мать Марины и Нины.

— Мам, подумай сама, ты до того их вместе часто видела? Нас с Вадиком. — Нина собственнически положила пухлую ладонь на худосочное плечо мужа. — Сразу застукали и тебе сообщили.

— Да, Галина Васильевна — газета-копейка. Все дворовые новости знала. — Эльвира вздохнула, и Иван не понял, хорошо это или плохо.

— А я знаю, что этот Иштван сам из хулиганья и только с годами остепенился, — влезла в разговор его мамаша. Хотя могла бы и промолчать.

— Да что вы такое говорите, — возмутилась Маринкина тетка. Иван не запомнил ее имени-отчества. — Он учился у меня в школе. Одаренный мальчик. Из прекрасной семьи. Школу закончил с медалью. И потом изобрел что-то, и его пригласили в аспирантуру в шведском университете. Вы много людей знаете, в то время учившихся за границей?

— Нет, — промямлила Ольга Николаевна.

— И Лилю я хорошо помню. Уж она бы точно замуж за уголовника не пошла.

Маринкины родственницы опять припали к экрану. Там снова показывали вдову Иштвана Цагерта, идущую по тому же длинному коридору среди каких-то людей. Камера немного поменяла ракурс, коридор сменился просторным холлом, и теперь Лиля шла уже не одна, а обнявшись с девочкой или, скорее, с девушкой лет четырнадцати. Камера на доли секунды выхватила перепуганное, по-детски наивное лицо, обрамленное каштановыми кудряшками.

Ивану почудилось, что ему дали под дых, потребовалась вся сила воли, чтобы скрыть от окружающих бьющие через край эмоции.

— Ой, а это кто? Света? Какая большая, — всплеснула руками Эльвира. — И хорошенькая.

— Ага, словно кудряшка Сью, — поддакнула Марина.

— Что-то она не похожа ни на Лильку, ни на Иштвана, — заметила наблюдательная Нина.

— Ну да. У нее глаза, наверно, Лилькины, — согласилась Марина. — А Иштван, как и рядом не стоял.

Иштван Цагерт был высокого роста. Широкие плечи и тонкие пальцы, как у музыканта, нервное смуглое лицо, нос с горбинкой, черные глаза и черные как смоль волосы, подстриженные каре и зачесанные назад. "Они с Лилькой должны быть примерно одного роста", — мысленно отметил Иван.

— Конечно, не стоял, — медленно сказала бабушка Ксеня, до этого мирно дремавшая на диване. — Света ему неродная дочь. Но теперь, когда Иштван умер, это уже не имеет никакого значения.

— Мама. Ты чего? Выпила много? — Эльвира Анатольевна даже привстала от изумления.

— Старческий маразм, — усмехнулся Сергей Владимирович.

— Ничего не маразм, Сережа. Я еще, слава богу, все помню и не забываю ключи от квартиры в замочной скважине подобно некоторым умным академикам, — отрезала бабуся.

"Один ноль в пользу бабки" — мысленно прокомментировал Иван. Маринкин отец вечно что-нибудь терял: то ключи, то важные документы. Потерянные зонты, зажигалки, авторучки просто не поддавались подсчету. Приходилось менять замки, искать по таксопаркам папки и портфели. За отчетные два года это стало прямой обязанностью Ивановой службы безопасности.

— Когда девочке исполнилось три года, — продолжала старуха, — они обратились ко мне.

Ксения Георгиевна Сердюкова была профессором, доктором медицинских наук и признанным светилом в области гематологии.

— Зачем вы едете к нам, ведь у вас в городе работает сама Сердюкова? — спрашивали московские врачи у приехавших на консультации.

— Диагноз оказался неутешительным. Почти полное отсутствие эритроцитов в крови. Я даже вызвала инфекциониста, чтобы отбросить подозрения на мононуклеоз. Настоящее наследственное белокровие. И Иштван, и Лилечка сильно переживали. Конечно, я поинтересовалась, но у них в роду никто не болел малокровием. Это же только наследственность. Я еще детьми знала обоих, их семьи. Для меня это было большим горем как для человека и еще большей загадкой как для врача.

— Мам, это еще ничего не доказывает. И потом, с таким диагнозом девочки уже б давно на свете не было.

— Ба, ты ошиблась. Мы никому не скажем, — Утонченная Марина улыбнулась и поцеловала старуху в лоб.

— Что меня, старую, целуешь? — шутливо погрозила Ксения Георгиевна. — Ивана своего целуй. Тем более, что не ошиблась. Я сама говорю, когда ошибаюсь, и очень этому радуюсь. Лиля со Светой лежали у меня в отделении. И когда Иштван приходил, они с Лилей разговаривали недалеко от моего кабинета.

— За пальмой? — засмеялась Марина.

— За пальмой, — кивнула старуха.

Иван удивленно посмотрел на любовницу.

— Знаешь, в отделении около бабушкиного кабинета стояла огромная финиковая пальма в кадке, ее вырастили из косточки. И место в тупике, подальше от посторонних глаз, казалось таким глухим, таким укромным, что только там все по секрету и разговаривали, только не знали, что перегородка очень тонкая, и все слышно в кабинете, — пояснила она.

— Иштван пришел как-то днем, — продолжила старуха. — Долго выяснял, есть ли какие-то новейшие разработки в лечении, пусть не у нас, за рубежом. Тогда уже лечили такие болезни в Англии и в Швеции. Пересаживали костный мозг. Я все объяснила. А потом, через час, услышала, как плачет Лиля, а Иштван ее утешает. Мне бы выйти и сказать, что все слышно, но их разговор приобрел такой частный характер, что стало неудобно.

— Ну, бабушка, — Нина и Марина взвыли в один голос. — Что говорили?

— Лиля сказала, что нужно обратиться родственникам. И я сначала подумала, что за деньгами. А Иштван как зашипит на нее: "Не смей. Тебя что, мало с грязью мешали" И так крепко выругался. Я опешила. Уж от него никак не ожидала. И добавил: "Я узнавал, его сестра умерла от такой же болячки". Потом как по стенке стукнет, у меня даже чашки в шкафу звякнули. Этого, говорит, гада кастрировать надо. А он ходит, в любовь играет. Я, говорит, тебе, Лилечка, обещаю, что вылечим Светку, только больше про этого урода не вспоминай.

Бабка сделала театральную паузу, наслаждаясь произведенным эффектом.

— А потом? — Марина нарушила установившееся молчание.

— Потом они уехали в Швецию. И Лиля звонила оттуда, поздравляла с какими-то праздниками, благодарила за правильный диагноз, сообщила, что девочку лечат и довольно успешно. Хорошо, что на ранней стадии болезнь выявили.

Иван закрыл глаза, не в силах больше сдерживать себя. "Господи, дай мне силы, прошу тебя, Господи" — взмолился он. Его бабушка была очень набожной и часто повторяла ему и сестре:

— Если станет совсем плохо, молитесь, и Господь поможет.

На ум приходили обрывки какой-то сложной молитвы с прошением отженить козни дьявола. Больше ничего Иван вспомнить не мог.

— Ну, вы у меня, молодцы. Просто радушные хозяйки. Позвали людей в гости, а сами старые сплетни обсуждаете и телевизор смотрите. Человек от вашего теплого приема уже заснул, — Сергей Владимирович указал на Ивана, сидевшего с закрытыми глазами.

"Черт бы тебя побрал", — мысленно выругался Иван и сделал вид, что действительно дремал, и его разбудили. Система Станиславского доступна не только Ольге Николаевне. Кстати, о ней, любимой. Он внимательно посмотрел на мать, лицо которой пошло красными пятнами. Она поймала его взгляд, полный сыновней любви, и быстро отвела глаза.

— Мариночка, котик, принеси валидольчик, что-то сердце сдавило, — попросила жалостливо. Но просчиталась.

Эльвира Анатольевна тоже профессор и доктор медицинских наук, только кардиолог, скомандовала:

— Нинок, тащи аппарат. Сейчас вам, Ольга Николаевна, снимем кардиограммку. А потом решим, что принять из таблеток, или укол сделаем.