Наречённая ветра - Лински Литта. Страница 13

Отпустив библиотекаря, Эви плюхнулась на кровать и, еще немного поплакав, заснула. Проснулась она среди ночи. В канделябрах догорали свечи, на пуфике у изножья кровати была аккуратно разложена ночная сорочка. На маленьком столике в серебряном кувшинчике Эви дожидался ее любимый напиток, молоко с пряностями — судя по всему, давно остывшее. Служанки заботливо подготовили все ко сну ее величества, но не стали тревожить королеву.

Эвинол налила молоко в фарфоровую чашку, отхлебнула и поморщилась. Нет, в холодном виде оно никуда не годится. Отставив чашку, она потянулась к вазочке с засахаренными фруктами, которая «жила» у изголовья кровати и неизменно была полна, сколько бы сладостей Эви ни съела. В детстве принцесса всерьез считала вазочку волшебной. Ей нравилось выбирать фрукты наугад. Вот и сейчас, запустив руку в сладкую россыпь, она выудила апельсиновую дольку — одно из любимых своих лакомств. Эвинол почти уже поднесла засахаренную дольку ко рту, как заметила на столике что-то еще. Это была книга.

От удивления Эви выронила лакомство, но тут же забыла о нем. Торопливо схватив книгу, она пробежала глазами название. На небесно-голубом фоне обложки красивыми буквами было выведено: «Дары ветрам». Неужели то, что нужно? Эвинол почему-то сразу подумала, что «дары» подразумевают скорее жертву. Так и оказалось.

Книжка была тоненькой, всего-то в дюжину страниц, зато полностью посвященной церемониалу жертвоприношения. Автор излагал сведения предельно деликатно, избегая страшных слов «жертва» и «смерть». Послушать его, так обреченная за честь должна почитать принести себя «в дар» ветру. Причем этим даром, судя по всему, должна была стать именно женщина, точнее, «прекрасная царственная дева — юная и невинная». Неужели в древности ветрам «дарили» исключительно принцесс? Вряд ли это были королевы, ведь юная королева — явление незаурядное во все времена.

Эвинол жутко разозлилась, прочитав о серебряной цепочке, которой даримая должна быть прикована за лодыжку. Ладно бы еще цепями к столбу — это хоть зрелищно и трагично. Но цепочкой за ногу, словно рабыня или собачонка, — это уж слишком! Правда, королева несколько успокоилась на этот счет, дойдя до места, где было написано, что обряд не обязательно должен быть публичным. То есть присутствие зрителей не запрещалось, но и не требовалось.

Само собой, Эвинол предпочтет пройти через это без свидетелей. Возможно, публичное жертвоприношение было бы эффектней. При любом исходе люди знали бы, что королева покорилась их воле и исполнила то, что они почитали ее долгом. Но Эви просто не находила в себе душевных сил встать на глазах толпы прикованной за ногу и ждать ветра, будто овца, которую собираются прирезать. Лучше уж, как и в прошлый раз, написать письмо на случай удачного исхода и скрыть от всех неудачу, если ничего не выйдет.

Прочитав книгу дважды, Эви отложила ее и задумалась. Взвесив все за и против, она решила, что принесет себя в жертву после свадьбы. Все-таки права Райн’яра на престол не должны подвергаться сомнению. Сделав его королем, она сможет спокойно рискнуть собой. В общем-то, для устройства «церемонии» всего-то и надо, что раздобыть серебряную цепочку и как-то вбить ее в землю. Эвинол решила, что во второй раз попробует принести себя в жертву там же, где и в первый, — на своей любимой скале. Возникала только одна трудность. Юная, невинная, царственная дева больше не была прекрасной. Оставалось только надеяться, что ветры не подходят к жертвам совсем уж формально и удовольствуются тем, что есть.

В размышлениях Эвинол не заметила, как подошла к концу короткая летняя ночь. Так она и сидела на кровати, подтянув колени к груди и сложив на них подбородок, когда темнота в комнате сменилась предрассветными сумерками. Небо в просветах между трепещущими шторами сделалось сначала серым, затем словно потеряло цвет, чтоб вскоре впитать желто-розовые оттенки рассвета. Эви вышла на балкон полюбоваться предрассветным небом, послушать проснувшихся птиц и хоть ненадолго отвлечься от обдумывания «дарственного» ритуала. Ветер как будто поджидал королеву: он тут же принялся трепать волосы, и без того пребывающие в жутком беспорядке, играть рукавами и подолом зеленого платья, ласкать лоб и щеки, нежно касаясь их утренней свежестью.

— Отстань! — Эви всерьез злилась на ветер, пусть даже по-прежнему сильно сомневалась в его разумности. — У тебя была возможность забрать меня без всяких дурацких цепей. Нет, тебе подавай унижение. А если так, то и не надо вести себя, будто мы все еще друзья. Мы давно не друзья. Ты убиваешь мой народ и хочешь моей смерти. Имей терпение подождать, пока я торжественно подготовлюсь к этому великолепному ритуалу. А пока ступай прочь!

Если ветер и слышал, то явно не придавал значения гневным речам королевы. Он продолжал тормошить Эви, словно наслаждаясь ее досадой. Вконец разозлившись, она решила вернуться в комнату, громко хлопнув дверью.

Зная, что у нее впереди только один день, Эвинол решила не ложиться. Надо разобраться с проклятой цепью до приезда жениха и канцлера. Скрепя сердце, королева велела найти лучшего кузнеца в округе. Когда он прибыл, она подробно описала, что ей нужно. Мастер, искренне обрадованный заказом королевы, с радостью взялся за работу и обещал выполнить заказ так быстро, как только возможно. Эви это устраивало. До свадьбы оставалась по меньшей мере неделя, если не больше. А значит, она успеет все подготовить.

У Эвинол оставался еще один свободный день, последний из тех, что она выторговала у Райн’яра. Его можно было потратить множеством разных способов, но ей ничего не хотелось. Одна мысль о том, чтоб вернуться к озеру, вызывала отвращение. Да и вообще, стоило выйти из покоев на открытый воздух, как ветер принимался насмешничать и дразнить ее. Это было невыносимо, поэтому Эви, злая и обиженная, решила остаться в своих комнатах, коротая время за чтением и рисованием.

Она как раз старательно выводила углем на холсте набросок лилий, когда за дверью послышались голоса. Пока Эвинол вслушивалась, чтоб разобрать, кто же к ней пожаловал, дверь распахнулась, пропуская герцога Райн’яра.

— Айлен? — Эви нахмурилась, раздосадованная тем, что жених не исполнил ее условие. — Я ждала вас только завтра.

— И я не нарушил бы обещания, данного вашему величеству, если бы не чрезвычайные обстоятельства.

Только теперь она заметила, что герцог явно проделал путь между столицей и Гвиринтом в спешке. Дорожный костюм его был запылен, всегда аккуратные каштановые волосы растрепались, лицо обветрилось.

— Что-то случилось? — она постаралась унять тревожно бьющееся сердце. — Ураган?

— Нет, — герцог стаскивал дорожные перчатки и смотрел только на свои руки, избегая ее взгляда. — Канцлер Шанари умер.

— Что?!

Все вокруг закружилось, звуки и краски пропали. Эвинол отступила назад и тяжело оперлась на стол. Жуткую тишину нарушил звук падения и звон стекла. Словно во сне, Эви смотрела на разбитую вазу, упавшие розовые лилии в обрамлении фарфоровых осколков и воду, медленно заливавшую рисунок, стол и ее платье.

— Эви, что с вами? — герцог тут же оказался рядом и сграбастал ее в объятия, хотя в этом не было никакой нужды. — Вам плохо?

— Плохо ли мне? — она с удивлением посмотрела на него. — А как вы думаете? Вы принесли весть о смерти одного из ближайших моих друзей и сподвижников. Конечно, мне будет плохо!

— Простите, я не подумал. Вам нужно присесть.

Айлен подхватил ее на руки и донес до ближайшего кресла, а сам сел напротив.

— Как он умер? — глухо спросила Эви. — Сердце?

Она помнила, что порой канцлер шутливо жаловался на старое бедное сердце, но думала, что это не всерьез.

— Нет, ваше величество, здоровье тут не при чем. Шанари был немолод, однако причина его смерти — не старость и не болезни. Его погубил несчастный случай. После вашего отъезда вновь разыгрался ветер. Канцлер шел через парк, когда на него упала статуя. Он умер мгновенно, — во время всей тирады герцог избегал взгляда Эвинол, и лишь закончив, посмотрел ей в глаза.