Наречённая ветра - Лински Литта. Страница 50

И если когда-то он довольно легко смирился с тем, что люди нашли способ больше не приносить жертвы, то сейчас смириться было гораздо сложнее. Особенно понимая, что в твоей власти пусть иллюзорная, но возможность изменить положение. Инослейв не собирался в угоду Эви изображать жертвенность и неуемный героизм. Само собой, он не сунется к чудовищу ради призрачного шанса спасти родичей. И все-таки бездействие его мучило, подтачивая душевные силы, как медленный яд. Он постоянно ждал нового жалобного призыва Инниаль, ее мольбы о помощи, которую не собирался оказывать.

Однако больше всего Инослейва тревожила Эвинол. Он опасался, что принцесса начнет убеждать его, требовать, шантажировать. Но она просто молчала. Даже не показывала, что злится. Если он обращался к ней, — отвечала спокойно и доброжелательно, не подчеркивая обиду. Сама же обращалась к нему редко и частенько уходила, чтобы побыть в одиночестве. При этом Инослейв не сомневался, что девушке далеко не безразлично происходящее. Больше упреков, просьб и жалоб он боялся ее разочарования. Но в то же время не желал глупо рисковать собой и ею только ради того, чтобы стать в ее глазах безупречным героем из легенд.

Он несколько раз спускался в Илирию и брал с собой Эвинол. На фоне исчезновения ветров во всех сопредельных и дальних краях илирийцы возомнили себя благословенным избранным народом. Они еще более рьяно возносили молитвы светлой Эвинол в надежде, что ее милость пребудет над Илирией и дальше. Эви коробило от столь истового поклонения. Проходя неузнанной мимо своих почитателей, она мрачнела и хмурилась. Инослейв не понимал такого отношения. Он-то считал, что Эви заслужила благодарность людей. Он даже сам испытывал к ним что-то вроде признательности за то, что люди сделали из его любимой богиню, устранив единственное препятствие, стоявшее между ними, — ее смертность.

Однажды Эвинол попросила его посетить Кьерру и Найенну. Она переживала за жителей стран, оставшихся без своих ветров. Ее чрезмерная сердобольность в отношении людей раздражала Инослейва. Он отказался выполнить ее просьбу. Запас сил, одолженных Тантарин, мог иссякнуть в любую минуту, не хватало еще в это время оказаться на чужих землях без возможности вернуться к себе. Эви не стала настаивать, лишь посмотрела на него долгим задумчивым взглядом и молча ушла.

Такое поведение девушки злило ветер чем дальше, тем больше. Ее доброжелательное равнодушие с каждым часом увеличивало пропасть между ними. Инослейв хотел объясниться, заставить ее понять, что она неправа, подходя ко всему со своими человеческими мерками.

Он отыскал Эви на качелях. Она не раскачивалась, а просто сидела, забравшись с ногами, и наигрывала на флейте какую-то грустную мелодию. Он налетел внезапным порывом, с силой тряхнув качели. Эвинол удержалась, судорожно вцепившись в веревку, но выронила флейту. Инослейв на лету подхватил пропажу и вернул владелице. Он ждал, что Эви хотя бы возмутится его выходкой, но она молчала. Обернувшись человеком, он присел рядом с ней.

— Эви, тебе не надоело?

— Ты о чем? — она говорила, глядя в сторону.

— Ты отлично понимаешь, о чем я. Меня замучило твое молчаливое осуждение. Ты не хочешь меня понять, а я не понимаю тебя. Как ты можешь гнать меня в пасть к неизвестному чудовищу, если хоть немного любишь? И ради кого?! Ради тех, кто едва не убил тебя. Ладно, я уже привык, что ты мало ценишь собственное благополучие, но твои драгоценные людишки! Ветра убивали их, тянули из них жизнь, сделали их существование до такой степени невыносимым, что людская ненависть породила жуткую тварь. Люди сбросили гнет жестоких богов. А ты хочешь вернуть все как было? Хочешь, чтобы я спас Ларишаль и Тантарин, предоставив им возможность пировать на своих землях? Ты требуешь от меня, чтобы я обрек людей на очередные жертвоприношения?

— Инослейв, я ничего от тебя не требую и даже не прошу, — медленно и тихо ответила Эви, по-прежнему не глядя на него. — Тебе виднее, как распорядиться собственной жизнью. Мне не нравятся твои братья и сестры. Не настолько, чтобы желать им смерти, но не нравятся. Но они — ветра. Ветра, без которых жизнь в нашем мире немыслима. Мы видели, что творится в землях лишь на несколько дней оставленных ветрами. А если они исчезнут навсегда? Да, людям не придется больше умирать в угоду их жестокой прихоти, но тогда они начнут умирать по другим причинам. Не так стремительно и заметно, но исчезновение ветров приведет к гибели мира — такого, каким мы его знаем. Ты ведь понимаешь это?

— Понимаю, — кивнул он, довольный уже тем, что Эви хотя бы заговорила. — Поверь, мне не больше твоего нравится то, что происходит с миром. Но вина за это лежит на тех, кто сейчас томится в плену у Темного ветра. Их погубила неуемная жадность и слепота. Они отказывались понять, что нынешние люди — не те, что покорно скармливали им себя тысячу лет назад. Нынешние, пусть и не осознают до конца своей силы, но уже умеют направить ее против своих обидчиков.

— Но ведь они создали оружие не только против ветров, но и против себя! — воскликнула Эвинол. — Без ветров их жизнь станет ужасной. Ненависть не может сотворить добра, она всегда обернется против ненавидящих.

— Опять философствуешь? — вздохнул Инослейв. — Пусть даже ты права. Люди наказали и ветра, и сами себя. Но при чем здесь мы, Эви? У нас все хорошо. Даже у твоих людей все хорошо. Я не трогал их, они не проклинали меня. В Илирии по-прежнему будет дуть ветер, а мы с тобой будем в безопасности. Все довольны, кроме тех, кто сам виноват в своих бедах. Разве нет?

— Нет, Инослейв. Илирия не сможет благоденствовать, оставшись островом среди медленно умирающего мира. И потеря торговых связей — наименьшее из зол. Мы же видели, что в Илирию уже сейчас тянутся толпы беженцев, а дальше станет лишь хуже. Со временем илирийцы закроют границы, а учитывая, что на троне Айлен Райн’яр, это произойдет скорее рано, чем поздно. В итоге Илирию ждут сначала приграничные стычки, затем войны. Кто же не захочет отхватить часть благополучных земель, когда свои приходят в запустение?

— То есть все дело в людях? Ты так за них переживаешь, что готова рискнуть мною?

Мысль о том, что Эви так мало дорожит им, причинила Инослейву настоящую боль.

— Только имей в виду, что если Темный ветер одолеет меня, а ему для этого даже стараться не придется, твоим драгоценным подданным станет еще хуже. Они же тоже останутся без ветра. И тогда все их молитвы к тебе, светлая Эвинол, будут бесполезны. При всей любви к своему народу, ты не сможешь заменить им ветер. Ты подумала об этом? Если тебе нет дела до меня, пожалей хотя бы своих людишек.

— Как ты можешь так говорить? — в ее голосе звучало страдание. — Как можешь думать, что мне нет дела до тебя?

— Но разве ты не готова ради блага мира отправить меня на растерзание Темному ветру?

— Почему ты говоришь так, будто я прошу идти туда тебя одного? Мы пойдем вместе — в конце концов, у меня тоже есть божественные силы. Ты не творил зла на своих землях, я — тем более, а значит у нас есть шанс одержать над ним победу.

— Постой, Эви, — он резко прервал ее. — О каких «нас» ты толкуешь? Думаешь, я позволю тебе приблизиться к этой твари?

— Но я уже не та бессильная человеческая девочка, какой была, когда ты забрал меня. Людская вера наделила меня могуществом. И пусть я еще не пробовала его применить…

— И не попробуешь! Уж точно — не таким способом.

— Да я бы давно сама отправилась, если бы только знала куда! — вспылила Эвинол.

— Если еще раз заикнешься об этом, я прикую тебя к скале, — ветер был настолько зол, что говорил почти всерьез. — Ты не принадлежишь ни людям, ни миру. С тех пор как я забрал тебя, ты утратила право распоряжаться собой. Ты — моя! Только моя!

— Скажи еще, твоя игрушка или твоя кукла! — гневно бросила ему в лицо Эвинол. — Значит, не так уж ошибалась Тантарин, указывая мое место подле тебя, западный ветер.

Она спрыгнула с качелей и пошла прочь. Инослейв одним прыжком настиг ее и развернул к себе. Он еще не знал, что скажет или сделает, какой выход даст охватившему его гневу. Но стоило ему увидеть слезы в синих глазах, как злость уступила место боли. Эвинол страдает. И пока она страдает, он тоже не будет знать покоя.