Наречённая ветра - Лински Литта. Страница 66
Они оба знали, что он выберет. По сути, выбора у него не было. Отпусти любимую женщину, отдай ее другому — или умри. Отказываться от Эви было мучительно, но это лучше, чем утратить власть и жизнь.
Король вызвал юстициара и подписал бумаги, признававшие их союз недействительным на основании близкого родства. Эвинол даже не пришлось трудиться, выдумывая причины незаконности брака. Как-никак она была его кузиной.
Во время возни с документами ветер оставался невидимым и лишь изредка развлекался, перебрасывая листки на столе. Когда же юстициар ушел, Инослейв вновь принял человеческий облик, за столь короткий срок ставший королю ненавистным.
— Ну вот и все, маленькая, — с улыбкой обратился ветер к Эви. — Ты довольна?
— Да, — она в ответ тоже улыбнулась.
Будь они оба прокляты! Боль и ненависть бушевали в душе короля. Но никому не было до этого дела.
— Нам пора, — заявил Инослейв, дерзко обнимая Эвинол на глазах того, кто полчаса назад был ее мужем.
— Эвинол, ты не можешь уйти вот так, — Айлен не скрывал отчаяния. — Останься!
Не обращая на него внимания, ветер вытащил Эви на балкон, легко вскочил на перила и так же легко сделал шаг в пустоту, на миг зависнув в воздухе. Король бросился за ними.
— Прощай, Айлен! — проговорила Эвинол.
Он стоял, до боли вцепившись в перила, отказываясь верить в реальность происходящего. Сказать ей «прощай» было выше его сил. Вместо этого он тихо пробормотал:
— До встречи, Эви…
Эпилог
— Вы двое, перестаньте смеяться! — возмутилась Инниаль. — Если уж поручили мне провести ритуал, то доверьтесь моей фантазии. И хватит уже все портить!
— Прости, сестричка, — Инослейв принял покаянный вид, но при этом в его глазах плясали смешливые искорки, а губы так и норовили расползтись в улыбку. — Мы будем серьезны. Правда, Эви?
Инниаль перевела взгляд на Эвинол. Какая же она все-таки красивая! Особенно сегодня. В бело-голубом летящем платье, словно вобравшем в себя краски цветущих садов и голубого весеннего неба, с венком из цветов яблони на распущенных волосах. Нареченная Инослейва казалась воплощением весны, царившей вокруг.
— Так, — она попробовала придать голосу торжественности. — Возьмитесь за руки.
— Но мы и так держимся за руки, Инниаль, — заметил Инослейв.
— Да вижу уж, — ядовито отозвалась она. — Вы вообще, кажется, не умеете ходить поодиночке. Но для церемонии мне нужно, чтобы вы именно взялись за руки. Поэтому для начала расцепите руки, а потом — возьмитесь заново. И если кто-то опять засмеется, то будете женить себя сами!
Инослейв с Эвинол, надо отдать им должное, изо всех сил сдерживали улыбки. Они послушно выполнили распоряжение Инниаль.
— Теперь вытяните руки вперед.
Они сделали и это. Инниаль достала из маленького кошелька на поясе свой бесценный подарок — нить из голубого жемчуга, на стоимость которой можно было построить королевский дворец, а то и не один. Она подошла к нареченным и бережно обмотала протянутые руки жемчужной нитью, связав их вместе.
— Западный ветер, я отдаю тебе в жены светлую богиню Эвинол, — торжественно провозгласила она. — Светлая богиня Эвинол, отдаю тебе в мужья западный ветер.
Продумывая церемонию венчания Инослейва и Эвинол, Инниаль за неимением лучшего опиралась на людские традиции, при этом игнорируя откровенные глупости. К примеру, какой смысл спрашивать у жениха, согласен ли он взять в жены невесту? Ну ясно же: если кто-то из нареченных против, свадьба попросту не состоялась бы. Вместо того чтобы задавать вопросы, ответы на которые очевидны, Инниаль построила формулу церемонии так, чтобы сразу было ясно, кто тут главный.
— А теперь принесите друг другу клятвы, — эта часть свадебного ритуала людей, напротив, нравилась Инниаль.
— Я бы поклялась навеки отдать тебе свое сердце, западный ветер, но оно давно мне не принадлежит. Оно — твое, — Эвинол сияющими глазами смотрела на Инослейва.
— И я не стану клясться тебе в вечной любви, Эвинол. Это все равно, что человек поклянется дышать до последнего мига своей жизни. Как жизнь невозможна без дыхания, так и я перестану быть собой без тебя. Любовь к тебе — часть меня, и если она исчезнет, то лишь вместе со мной.
— Вы опять все испортили, — тихо проворчала Инниаль, на самом деле разрываясь между завистью и умилением.
Счастливые влюбленные паршивцы! И зачем им вообще понадобился кто-то третий, чтобы скрепить их союз? И без того ведь ясно, что они созданы друг для друга. Но раз уж ее пригласили, она выполнит свою миссию до конца.
— Да будет ваш союз нерушимым, а любовь — вечной!
— И что теперь? — спросил Инослейв.
— Теперь Эвинол — твоя жена, братец. И вы можете наконец поцеловаться.
— Я бы и сам не прочь, но эти твои бусы… — он кивнул на их руки, обмотанные жемчужной нитью. — Ты ведь не планировала, что мы будем носить ее вечно? Можно уже снять?
— Дай-ка лучше я, — Инниаль принялась разматывать жемчуг так же бережно, как наматывала. — А то еще порвешь. Знал бы ты, чего мне стоило смастерить ее. На это ушли все мои запасы голубого жемчуга, скопленные за много сотен лет. А недостающее пришлось забрать у самых богатых ювелиров Кьерры, ну и еще прихватить парочку ожерелий, в том числе — у королевы.
— Вот видишь, Эви, не только я ворую у людей, — со смехом заметил Инослейв.
— Да уж вижу, — ответила та.
Инниаль тем временем освободила новобрачных от жемчужных пут и, скрепив нить маленькой застежкой, надела ее на шею Эвинол.
— Это мой подарок.
— Благодарю, Инниаль! — Эвинол обняла ее. — Спасибо, что согласилась помочь нам!
— Теперь ты — моя сестра, — растроганно произнесла Инниаль. — Береги ее, Инослейв.
— Об этом могла бы и не просить, — Инослейв отвечал Инниаль, но смотрел при этом только на жену.
Они стояли, держась за руки, на фоне ажурного розовато-белого кружева цветущих деревьев, осыпаемые дождем яблоневых и вишневых лепестков. Такие прекрасные и счастливые, что у Инниаль защемило сердце от нежности. Она даже растерялась от такого наплыва чувств.
— Эй, хватит уже любоваться друг другом! — окликнула она влюбленных. — Лучше скажите, вам понравилось, как я все устроила?
— Это было чудесно, Инниаль, — не отрывая взгляда от Инослейва, ответила Эви.
— Согласен, — западный ветер прижал к себе жену, положив подбородок ей на макушку. — Прекрасное начало для нашей вечности.