Тайна Солнечной принцессы - 4 (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 72
— Так, хватит уже о вызове говорить. Лично я в город хочу. Вы не забыли, что у нас дело важное есть? — заговорщически понизила голос Тея.
— Какое? — растерялась я.
— Здрасти, ты забыла, что ли? Мы идем истинную Экхара искать.
— А она здесь? — оживилась я.
— Вот именно. Капля до вчерашнего вечера перемещалась в сторону города, а ночью остановилась аккурат на главной площади Лиридона. Так что давай, собирайся, одевайся, а мы тебе пока завтрак организуем.
— Тей, постой, а одеваться, то во что?
— Я захватила несколько твоих костюмов из дома. Здесь намного теплее, чем в Эссире. Почти весна.
— Ты дома была? — удивилась я.
— Инар настоял. Но я тебе потом все расскажу, когда одни останемся, — шепнула Тея, счастливо меня обняла и унеслась в коридор, вслед за моими подругами и одной змеей, пригретой на моей груди. Ну да, папа просил меня ее простить, но как? Как простить того, кто нанял кучу убийц, чтобы меня уничтожить? Я все еще помню ту зеркальную себя и мужика, у которого рука сгорела и еще кучу всяких странностей, что до недавнего времени со мной происходили. Нет, все это время Тея была права — Самира никакой нам не друг, она кобра, змея, гадюка, ужалившая друга. Больно ужалившая, до крови, до кости, и вряд ли эта рана когда-нибудь заживет. С этими мыслями я с трудом спустилась с кровати и потопала искать дверь в ванную.
Когда умывшаяся и одевшаяся, я оправляла на себе свой старый, но самый любимый костюм, заметила едва уловимое мерцание зеркала.
— Я на тебя злая. И одним танцем ты точно не отделаешься.
Зеркало неожиданно пошло рябью, но ни отражений, ни приглашающей руки в нем не появилось, лишь только огненными буквами на поверхности возник вопрос:
— Что я опять не так сделал?
— Не мне, а Таре. И не отпирайся. Я знаю, что ты ее использовал. И я против и злая, и ты мне ничего не сказал. И о контракте тоже. Лжец, лицемер и манипулятор.
— Кидаться кольцами будем? — увидела в следующее мгновение строчки.
— Не дождешься, — фыркнула злая я. — Я тебе всю плешь проем, что сам не рад станешь, дорогой.
Последнее слово я процедила сквозь зубы.
— Милая, я счастлив, что ты взрослеешь.
Ах, он гад, еще и издевается. Но и я тоже так могу.
— Взросление, тяжелая пора. А мы, юные, совсем не взрослые девочки в пору юности столько ошибок совершаем. И контракты нас больше не связывают. Хм, а может, мне присмотреться к местным обитателям и гостям? Глядишь, кого-нибудь получше найду.
— Я тебе найду, — увидела ответ, а вместе с буквами изображение огромного, угрожающего кулака.
— Эх, кажется, девочки говорили о забавном местном обычае. Девица на счастье целует всех желающих. Может, мне поучаствовать? Сравнить, так сказать, оценить варианты.
— Ты у меня дошутишься.
Злится, еще как злится, вон как зеркало мерцает. Того гляди явится. А мне весело и смеяться хочется, и показать этим злым буквам язык. Я ведь ребенок еще три недели им буду. Так почему бы мне напоследок не повеселиться?
— Клементина, — появились новые буквы, а я улыбнулась, оправила чудесный темно-синий костюмчик, заплела заметно отросшие волосы в косу, они у меня быстро растут, и с чистой совестью вышла из ванной. Когда закрывала дверь, услышала уже не призрачное рычание издалека, а самое что ни на есть настоящее. Эх, сдается мне, что не выдержит Инар до завтрашнего вечера и заявится уже сегодня. Ну и ладно. Завтра скандалить не очень хочется, а вот сегодня… в самый раз. Главное, раньше времени ему в руки все-таки не попадаться, а то накроется медным тазом, как говорит няня Олена, все мое озорство.
Я думала об этом, открывая дверь моей временной комнаты, и улыбалась, впервые счастливо за последние два дня, не ожидала только, что в просторном светлом коридоре, так непохожем на мрачноватые переходы замка, столкнусь ни с кем-нибудь, а со своим хранителем. Я намеревалась отступить и извиниться, но неожиданно оказалась в плену его глаз, зеленых, завораживающих, как летняя трава, и вдруг осознала со всей отчетливостью, что…
Это было, как мгновенное озарение, как наконец сошедшийся пазл, как внезапное погружение в воду, вспышка, и я все поняла, увидела, как изображение в мыслелове, мысли, образы, видения, за секунду пронесшиеся в голове.
И вот, я снова там — на холме, рядом с Теей, после драки с Самирой. Мы видели, как защитный купол над нами треснул, а затем раскололся на части, осыпавшись огненным дождем. Я видела с холма, как горят амбары с драконами, знала, что мама и папа будут там, бежала так быстро, как только могла, сжимая руку напуганной Теи. И вдруг я увидела их…
Папа лежал на земле, я не поняла тогда, что он был мертв, а мама… она кричала на какого-то дэйва… она кричала на Саргона Агеэра. Рядом с ним был кто-то еще, скрывающий лицо в капюшоне алого плаща.
Они увидели нас, и мама оттолкнула дэйва, бросилась ко мне и велела бежать, и не просто велела, она приказала мне, принудила, заставила, подавляя мою волю всей своей силой дэйвы. И я побежала вместе с Теей, спасаясь, но не домой, а в лес, туда, куда приказала мама. Саргон же послал за нами убийц и того в плаще, что стоял там — у горящих амбаров и равнодушно смотрел, как Саргон Агеэра убивает мою маму.
Он шел за нами, след в след, не отставал ни на секунду, не позволял сделать лишний вдох. И в какой-то момент они почти настигли нас, а я боялась за Тею, не за себя. Я уговорила ее спрятаться в овраге, а сама… сама пыталась уйти, сбить погоню со следа, пока не оказалась лицом к лицу с фигурой в капюшоне алого плаща. Он подошел ко мне, откинул капюшон, и я, разглядев его, спросила:
— Вы убьете меня?
Он же усмехнулся, как всегда умел усмехаться с толикой брезгливости и превосходства, сел на корточки, чтобы мы оказались почти на одном уровне, провел пальцами по моему лицу и сказал:
— Я не убиваю ангелов.
А затем он поднялся, вытащил меч и ударил меня не для того, чтобы убить, просто чтобы затихла.
Он спрятал меня в корнях старого исполина, чтобы кровавый дождь, что пролился на город, не убил, а часы спустя Инар меня нашел, и я раненая, испуганная и охваченная лихорадкой, спутала их. Много месяцев после, мне снился тот сон, наше с Теей бегство и голос, шепчущий:
— Я не убиваю ангелов.
Я думала, всегда думала, что это сказал Инар, что это его глаза преследовали меня во сне, но нет…
Они были черные еще до кровавого дождя, до восставших из мертвых кайр, его глаза уже были полны тьмы — глаза Ассана — моего хранителя, странного, непонятного, опасного и…
Именно его я видела в кошмаре Триаса — Ассана — маленького, чистенького и равнодушного к чужим страданиям зеленоглазого мальчика.
И вот, мальчик вырос и превратился в чудовище, в убийцу, в лицемера и негодяя, по какой-то неведомой причине пощадившего меня много лет назад. Впрочем, я не питала иллюзий. Скорее всего, ему просто так приказали. И он выполнил приказ безукоризненно. А что я?
Я очнулась от охвативших меня воспоминаний с совершенно четким пониманием, что из всех людей, кроме Инара только Ассан способен меня убить, и никакое кольцо его не остановит, никакая защита, а еще я поняла, о ком именно говорилось в том пророчестве видящей Салмеи. Не о Тее, не о Самире или других девочках, выживших в той страшной бойне. В нем говорилось обо мне. Это я когда-нибудь поставлю всю Илларию на колени, включая самого повелителя, и, кажется, я начинаю догадываться, как у меня это выйдет.
И пока я пыталась весь этот ужас переварить, он легко и без каких-либо препятствий читал все мои эмоции. И чем больше он понимал, тем темнее становились его глаза, пока не стали совсем черными. Но, как ни странно, меня они больше не пугали. Это он должен бояться. Он, а не я. И он дрогнул, отступил, продолжая следить за малейшим моим движением, напряженный, готовый вот-вот вцепиться мне в горло.
— Это был ты… там, в лесу. Пощадил. Зачем?
И когда я спросила, его лицо неуловимо изменилось, словно он надел маску или стал кем-то другим, чужим и страшным.