Ужасная саба и ее хозяин (СИ) - Чаусова Елена. Страница 65

Потому что ему нравилось и хотелось ее впечатлять. Чтобы Лейтис с ним было так же хорошо, как ему с ней. Потому что ни с кем никогда Эйдану не было так, как с ней, настолько потрясающе, феерически, завораживающе хорошо. До мурашек по всему телу, до эйфории, до полной потери чувства реальности, когда весь мир вокруг исчезал и оставались только они с Лейтис. И дело было не в связи — а в том, что это была связь именно с ней, с его самой чудесной сабой и замечательной девочкой. С ее искренностью, спонтанными сменами настроения, неуемным любопытством, бурными эмоциями. Которую он любил до безумия, так сильно, как только возможно, сильнее, чем он мог себе представить до встречи с ней. Эйдан даже не думал, что способен на такие чувства. И ему хотелось ощущать не связь дома и саба, в абстрактной в ней не было никакого смысла. Ему хотелось ощущать Лейтис, всем собой. И вот так — тоже, вот так — их отношения действительно становились практически идеальными, полными и совершенными. Эйдан ощущал, что теперь они наконец соприкасаются друг с другом, соединяются всеми сторонами, целиком. Как сошедшийся паззл. Таких прекрасных сессий у него тоже не было никогда в жизни. А ведь они еще даже не дошли до скамьи. Впрочем, уже скоро…

Глава 15

Скамья для порки впечатляла. Очень хорошая скамья, Лейтис знала — такие удобны. На такой устраиваешься, согнув разведенные ноги, естественным образом выставив зад и лежишь, доступная для всяческого воздействия, закрепленная ремнями по рукам и ногам, так, что не вырваться. Удобная и пугающая своей неотвратимостью. Лейтис заворожено шагнула к скамье, а потом снова повернулась к Эйдану.

— Я… — она вздохнула и сказала дрожащим голосом — такой выходил сейчас сам собой, без всякой игры, — доверюсь вам, хозяин Эйдан. Что вы не станете слишком вредить вашей сабе.

Губы у нее тряслись, и она смотрела снизу вверх, надеясь на поцелуй. Ей хотелось, прежде, чем он ее отлупит. Больно, до ее криков и визгов. Лейтис нужно было ощутить немножечко любви прежде, чем она продолжит играть в эту жуткую, хоть и любимую ею игру. Эйдан тут же обнял ее за талию и прижал к себе, полушепотом ответил:

— Никогда. Никогда не стану вредить своей самой строптивой и самой сладкой сабе, — он коснулся губами уголка ее губ, совсем нежно, провел по нижней губе языком, а потом поцеловал, неторопливо и ласково. И уже после, томительно медленно оторвавшись от ее губ, проговорил, продолжая обнимать: — Хозяин даст своей любимой сабе ровно то, в чем она нуждается, ровно столько, сколько ей нужно… Всегда, девочка моя, все, что тебе нужно, так, как тебе нужно, и столько, сколько нужно. Сперва выпорю, а потом снова обниму… — и поцеловал еще раз, погладив по спине.

От его сладких обещаний кружилась голова. Выпорет и обнимет, что может быть лучше?

— Спасибо, хозяин Эйдан, — Лейтис прижалась к нему сильнее в своей нижней части, чтобы он ощутил, как она пылко желает того, что грядет, чтобы не боялся из-за этой минуты слабости, что ей не нужно вот это, на самом деле очень важное, хоть и пугающее. — Приказывайте, хозяин.

— Стой спокойно, я сам тебя раздену, — тут же велел Эйдан, быстро размотав и отпустив поводок, и Лейтис ощутила яркий прилив его желания, смешивающегося с нежностью, которую он дарил ей всего мгновения назад. — Подними руки, — приказал он следом, пропустив цепочку под ворот футболки Лейтис и задрав ее край вверх.

Она послушно подняла руки, давая ему себя раздевать, и это было как ласка, как прелюдия перед действом, которое все приближалось, и Лейтис уже не могла дождаться его начала. Эйдан избавил ее от одежды без суеты и спешки, но быстро, четкими уверенными движениями, и когда она, по его указанию, вышагнула из снятых брючек, снова взял в одну руку поводок, а в другую — стек.

— Ложись, на живот, — велел он, опять легонько коснувшись им бедра Лейтис и потянув ее к скамье. — Ты ведь знаешь, как?

Она знала, конечно, и немедленно выполнила приказ, потому что ей и впрямь не терпелось. Эйдану, по всему, тоже: пристегивал он ее все так же четко и быстро, и она ощущала его чувство предвкушения, настолько же ясно, как и чуть раньше в гостиной.

— Вот так, моя строптивая девочка, теперь ты не будешь пытаться избежать наказания, — проговорил он, закончив, и погладил ее по спине, а потом шлепнул ладонью по ягодице, недостаточно сильно, чтобы было больно, но достаточно, чтобы кожа начала гореть и покалывать. Этого было мало для разогрева, и все же даже после одного шлепка первый удар стеком должен был ощущаться иначе. Острее и приятнее. И Лейтис не удивилась, когда на вторую ягодицу пришелся такой же шлепок — они тоже были прелюдией, каплей заботы перед по-настоящему суровой поркой.

— Не смогу избежать, хозяин Эйдан, — покорно сказала Лейтис и ощутила, как от одной этой мысли между бесстыдно разведенных ног сделалось горячее, а кожа спины пошла мурашками.

— Так принимай неизбежное, — совсем уж сурово и решительно ответил он, и сразу после этих слов Лейтис ощутила похлопывание стека, уже вовсе не такие демонстративно-легкие, хотя пока еще не полноценные удары.

Эйдан умело охаживал ее попку с обеих сторон, по всей поверхности, так что кожа от шлепков разогревалась все сильнее, и сильнее становились сами шлепки. И вместе с тем все ярче разгоралось возбуждение Лейтис, поэтому, когда она вскоре ощутила похлопывания стека прямо между ног, это было умопомрачительно яркое ощущение, вдвойне сильное от неожиданности.

— О-о-ох. Хозяин Эйдан, — тон ее был несчастным, но Лейтис не могла не ощущать, как прогибается в спине, будто всем телом умоляя его повторить, усилить эти ощущения.

— Да, моя саба? Нравится наука хозяина? — спросил Эйдан в ответ, продолжая похлопывать между ног в монотонном быстром ритме, который вдруг оборвался — и следом Лейтис наконец ощутила первый сильный удар, заставивший вздрогнуть и ойкнуть, а потом симметричный второй, на который она застонала. Удары еще не были слишком болезненными, но обжигали кожу, будто огнем. Стек снова быстро похлопал между ног, а потом последовала вторая пара ударов, ниже, там, где порка тут же заставляла все внутри томно поджиматься и сладко гореть.

— Оу, хозяин, вашей сабе больно, — пожаловалась Лейтис, разумеется, вовсе не желая, чтобы Эйдан останавливался. Все только начиналось.

— Это хорошо. Это правильно, — ответил Эйдан, сопроводив свои слова парой новых ударов, по тем же местам, и поверх прежних они были еще слаще. — Должно быть больно, чтобы почувствовала как следует, чтобы крепко запомнила науку. Будешь вести себя, как подобает послушной сабе? Будешь уважать хозяина, строптивая девочка? — на эти слова пришлось еще четыре шлепка стеком, ритмичных через равные промежутки времени, а потом Эйдан снова похлопал ее между ног, сильнее, чем в первые два раза. И тут же наградил еще двумя ударами по ягодицам.

Лейтис заскулила, потом ответила со всхлипом:

— Я и так всегда уважала своего хозяина. Своего безмерно доброго хозяина Эйдана, который никогда не обижал свою сабу, — тут она тихонько завыла, искренне тоскуя о тех временах, когда порка оставалась лишь в ее мечтах.

Ведь порка ей была нужна, необходима, хоть и не так уж приятна. Между ногами было горячо, а на душе стремительно делалось очень грустно. Так Лейтис совсем скоро заплачет, не дождавшись чего-то по-настоящему серьезного. Скорее всего, дело было в том, что она слишком долго страдала, думая, что нельзя получить от жизни все, и теперь эта долгая неутоленная тоска по нужному ей обращению прорывалась наружу, потому что нельзя получить облегчения, не поплакав. А плакала Лейтис чаще всего тогда, когда ее пороли. Затем оно и было ей нужно, чтобы выплеснуть свои плохие эмоции, которые очень плохо выходили из нее наружу сами по себе, будто застревали внутри и оседали там, где-то в глубине души, вечной тяжестью.

Его чудесная Лейтис все же умела удивлять. И куда Эйдану было до нее, как он ни старайся. Такого он не ждал еще больше, чем ее восхитительных громких причитаний на весь дом. И оно было еще прекраснее — невыносимо нежное, трепетно интимное… Он знал, что их жесткие сессии ее утешают, помогают справляться со слишком сильными переживаниями — и подспудно сейчас ожидал того же, но с поркой все было иначе. О том же самом, о ее чувствах и эмоциях, но по-другому.