Ужасная саба и ее хозяин (СИ) - Чаусова Елена. Страница 67

У Эйдана в груди все сжалось пронзительно и надрывно, потом закрутилось бешеным вихрем — а потом, кажется, взорвалось с громким хлопком и рассыпалось цветными огоньками и конфетти. И он улыбнулся ей самой глупейшей, по его собственным ощущениям, улыбкой совершенно безумно и страстно влюбленного мужчины. И ему вовсе не было стыдно, что он сейчас вот так улыбается, только хотелось знать, что из всей этой бури эмоций и как сильно ощущает Лейтис.

— Ты меня не просто устраиваешь, любимая… Ты — женщина, о которой я всегда мечтал. Нет, даже не так. Женщина, о которой я даже мечтать не смел, потому что был уверен, что такой не существует в природе. Которая идеально подходит мне и которой притом подхожу я. Которая удивляет, которая восхищает и радует меня каждый день, как в первый раз. С которой хорошо говорить и молчать тоже хорошо, невинно за ручку гулять хорошо и заниматься любовью так, что голову сносит, хорошо. Которой я могу все доверить и всем поделиться. И которая так искренне делится со мной своими переживаниями, мыслями и желаниями. Лейтис, я до утра перечислять могу, честное слово… рассказывать тебе, как я с тобой счастлив и как ты прекрасна всем, и розовыми волосами, и самыми восхитительными стонами во время порки. Как я тебя люблю — как есть, всю тебя, всю целиком.

Лейтис смущенно улыбнулась и очень недвусмысленно положила ногу ему на бедро.

— А расскажи, чем тебе нравится меня пороть? — после чего принялась теребить его галстук.

Эйдан ощутил смесь ее любопытства, смущения и желания и осторожно погладил только что выпоротую им прекрасную попку Лейтис.

— Тобой, — ответил он, очень довольно улыбнувшись, и с удовольствием коснулся губами ее губ, а потом принялся объяснять: — Потому что ты… как тот вот купленный тобой сегодня шоколадный торт: шоколадное тесто с шоколадным кремом, облитое сверху шоколадом. Очень много шоколада, когда ты привык рассчитывать на одну, ну, может быть, две конфеты. Ты прекрасна. Мы с тобой еще до скамейки не дошли, а я уже получил больше впечатлений, чем за всю предыдущую жизнь. Это… трудно объяснить, я никогда не пытался никому объяснять, честно говоря. Удовольствие садиста — не в том, что он делает, а в том, как на это реагируют. И ты прекрасна, каждое твое ощущение прекрасно, каждое твое движение, каждая эмоция, каждый вздох и стон, и как ты умоляешь, и как ты подчиняешься… Лейтис. Любимая моя. У меня опять слов не хватает, чтобы описать, выразить… Это как держать в руках радугу. Или рассвет. Или летний дождь. И понимать, что все это принадлежит тебе одному. Я похож на глупого гвитирианского поэта, да?.. С тобой иначе не получается. Тебя нужно воспевать, — он взъерошил свои волосы, проведя пальцами ото лба, а потом погладил ее по шее, положил ладонь на затылок и, притянув к себе, снова нежно поцеловал.

— Не-е-ет, — лукаво возразила она. — По-моему, меня нужно не воспевать, а отыметь. Жестко и сзади, как это делает очень-очень властный хозяин с чудовищными садистскими замашками со своей несчастной, только что избитой сабой, просто потому, что может. Страшно ей угрожая, что может поколотить, еще и всячески издеваясь, как-то так. И вообще, я бы начала со скамейки, будто порка только что кончилась.

"Жестко, угрожающе, властно и садистски воспевать", — с упоением подумал Эйдан. Потому что все, все, что он делал с ней — всегда было выражением его любви. И то, что она сейчас вдруг предложила, со всей бурной эмоциональностью, широтой и порывистостью своей натуры — тоже было возможностью выразить свою любовь к ней. Эйдан вдруг подумал, что, может быть, если не нести оголтелый бред, только так он и мог в полной мере выразить ту силу чувств, которую к ней испытывал. Физически. Почти на грани разумного и безумного, до которой они теперь могли дойти в полной мере. Настолько, насколько это было нужно Лейтис, по-прежнему нужно сейчас, хотя после порки ей и стало отчасти легче. Но сегодняшние их разговоры и связанные с ними переживания были слишком большими и трудными. И он тоже переживал, за нее — и моментально возбуждался от ее головокружительных предложений. И хотел отволочь ее обратно на скамью немедленно и сделать с ней все, о чем она говорила, и еще больше. Выразить все свои чувства, быть с ней целиком и полностью, быть ее хозяином, строгим, суровым, жестким — самым нужным ей. Так же, как она была самой нужной для него.

— Я еще не закончил с тобой, девочка, — хриплым, рычащим шепотом проговорил Эйдан ей в ухо и сощелкнул вместе карабины наручников, которые больше не были пристегнуты к скамейке, но снова охватывали ее запястья. Он надевал их одной рукой, а второй, крепко вцепившись в волосы, вжимал ее голову щекой в кожаную обивку. — Я только начал, и дальше все будет намно-ого интереснее, — освободившаяся рука немедленно легла на ее выпоротую попку, погладила достаточно жестко, чтобы следы недавней порки томительно заныли, а потом эта же самая рука властно проникла ей между ног.

Эйдан стоял на коленях сбоку от скамьи, уже полностью раздетый, и когда он потянул ее голову за хвостики вверх, у Лейтис перед лицом почти сразу оказался его крепко и уверенно стоящий член.

— Доставь хозяину удовольствие. Назначение сабы — доставлять собой удовольствие хозяину, — сказал Эйдан, одновременно с этим жестко и настойчиво проникая внутрь нее пальцами. — Вылижи его как следует, постарайся для хозяина.

Все это было потрясающе, почти по-настоящему жутко, примерно то, что пугало Лейтис в ее будущем хозяине: что он будет ее унижать, ею пользоваться и не обращать никакого внимания на ее мнение. Но все оказалось не так, и можно было пугаться понарошку, наслаждаясь вполне по-настоящему, зная, что, если что-то пойдет не так, Эйдан остановится и вообще сделает, как будет лучше для Лейтис.

Она захныкала в ответ:

— Зачем вы со мной так жестоки, хозяин? Вы же меня уже наказали больно, так больно, зачем дальше?

— Потому что. Саба. Должна. Доставлять. Хозяину. Удовольствие. Всегда, — раздельно выговорил Эйдан, приподняв ее еще чуть выше и потянув ее голову к себе, к своему возбужденному члену. — Или ты считаешь, что одной маленькой порки с хозяина довольно? И это все, что он может с тебя получить? Это все, на что ты способна? Какая негодная саба. Мало я тебя выпорол, нужно было еще добавить, — он продолжал грубовато проникать в нее пальцами, а теперь принялся еще и стискивать попку, которая отзывалась легкой покалывающей болью на эти прикосновения.

— Простите, хозяин, не надо меня больше бить. Я буду стараться, — торопливо проговорила Лейтис. С испуганным видом она вывалила язык наружу на всю длину, чтобы лизать с нелепым прилежанием запуганной девицы, а не с обычным для себя удовольствием.

— Нежнее, — потребовал Эйдан, слегка отдернув ее голову назад, а потом ухватил за подбородок, сжав так, что рот приоткрывался сам собой — и принялся сам водить ее языком и губами по своему члену, направляя ее так, что Лейтис не могла лишнего движения сделать. — Вот так, вот так должна делать старательная саба, для удовольствия хозяина. Не торопиться, не суетиться… Лизать как следует. Вот так, строптивое ты создание.

Он продолжал это действо некоторое время, а потом отпустил ее челюсть и ухватил Лейтис за наручники, одновременно потянув вверх за волосы.

— Ну-ка пойдем. Иди сюда. Может, с другими своими дырками ты управляешься получше… вот сейчас и проверим.

— Простите, Хозяин, простите. Я хочу быть хорошей сабой, я не хочу, чтобы меня снова отлупили, — говорила Лейтис, поднимаясь.

Ух, как убедительно было, прям настоящий злобный рабовладелец, а не Эйдан. Пугаться его выходило замечательно, от чего Лейтис возбуждалась все сильнее. Когда она уверенно встала на ноги, руки он отпустил — и поволок ее к кровати за волосы, наклоняя голову вниз и подгоняя легкими шлепками по невольно отставленной попке. Сейчас их, даже таких легких, было достаточно, чтобы напомнить Лейтис о пережитой порке со всей очевидностью и не сделать притом всерьез неприятно. Наоборот — эти ноющие, покалывающие ощущения заводили еще больше.