Орлята (Рассказы о пионерах-героях) - Томин Ю.. Страница 20

— Видать, боевой малец… Галстук в кармане носит. Красный.

Ковалев в упор посмотрел на Булочку. Тот опустил глаза и стал один за другим отправлять патроны в рожок автомата.

— Зачем привел ко мне? — спросил командир. — Домой надо было отправить.

— Дело, говорит, важное…

Ковалев подпоясался ремнем со звездой, посмотрел в ту сторону, куда скрылся мальчишка.

— Парень серьезный… — сказал он. — Не имею права. У меня тут отряд, а…

— … Не детский сад, — докончил Булочка. — А я бы взял… с испытательным сроком.

— Побрился бы, Булочкин, — сказал Ковалев. — Оброс как медведь.

— Нельзя, товарищ командир, — улыбнулся Булочка. — Борода у меня для устрашения врага. Да и шило притупилось…

Утро занималось. Над Долгим озером колыхался сизоватый туман. Небо было чистое. Высокие камыши окрасились в нежный розовый цвет. Всходило солнце. В прибрежной осоке всплеснула щука, и круги медленно разбежались по воде. На берегу озера спит деревня. Вот подал голос петух. Ему никто не откликнулся. Петухов и кур съели немцы. Остался петух с десятком куриц лишь у старосты.

В камышах, напротив огородов, притаились трое: двое парнишек и рослая девочка лет шестнадцати. Они давно сидят тут. На их одежде, волосах — роса. Птицы не обращали на них внимания. Качаясь на тонких ивовых ветвях, они голосисто торопили восход солнца. Туман заклубился и отступил, оставляя в камышах белые клочья. Первый солнечный луч упал в озеро, и вода запылала, заблестела роса на траве.

— За мной, — негромко сказала девочка.

Ребята поднялись и, отводя руками высокую цепкую осоку, двинулись за девочкой.

— Эх, хорошо бы наган… — сказал один паренек.

— Автомат бы лучше, — отозвался второй.

— Прикусите языки… автоматчики! — шикнула на них девочка.

Там, где они прошли, в прибрежной траве осталась чуть приметная волнистая тропинка.

Толстый человек в белой нижней рубахе, выпущенной поверх штанов, выдернул из железных скоб тяжелую дубовую перекладину, откинул два крюка. Дверь со скрипом отворилась. На крыльце еще не высохла роса. Лицо у толстяка было опухшее, редкие белесые волосы стояли торчком. Оставляя отпечатки босых ног на влажных ступеньках, он спустился вниз, подошел к сараю. На крыше сидел рыжий петух и молча смотрел на него. Человек оглядел увесистые запоры на сарае, амбаре, облегченно вздохнул. На рассвете ему почудилось, будто кто-то бродит по двору, трогает замок. Разбудил жену, послал послушать, балует ли кто-нибудь. Жена сказала, что все тихо. А он так и не смог глаз сомкнуть.

Толстяк открыл хлев, выпустил на волю пару розовых поросят. Они, хрюкая, заносились по лугу. Человек, почесывая под мышкой, с удовольствием смотрел на них.

— Руки вверх, господин староста! — раздался за спиной повелительный голос. Клацнул затвор. Толстяк поднял сначала одну, потом другую руку. Хотел оглянуться, но…

— Не шевелись!

Староста ссутулил спину. Голова ушла в плечи. Партизаны! Пальцы на его руках мелко задрожали. Он ожидал выстрела. Но пока не стреляли.

— Повесим? — совещались за спиной.

— Утопим в озере…

Голоса были совсем молодые. Староста скосил глаза, но никого не увидел.

— Гони оружие! — приказал тонкий, не мужской голос.

— Какое у меня оружие? — сказал толстяк. — Нету.

— Что в кармане?

Староста вывернул оба кармана. В траву упала табакерка, ключи. Немецкий карабин висел дома, за печкой…

— Будешь, гад, население притеснять? — звенел гневный голос. Руки у старосты перестали трястись. Он сглотнул и быстро заговорил:

— Видит бог, я для деревни всей душой… Заставили. С ружьем. Не по своей воле, видит бог… Кабы знал, да я бы…

— Народ обидишь — порешим, так и знай! И дом подожжем. Знаешь, кто мы?

Староста кивнул: партизаны.

— Мы народные мстители… Уже трех старост ликвидировали. Не оглядывайся!

За спиной послышались торопливые шаги. Зашелестела трава. Три раза глухо что-то ударилось о землю. «Через забор перепрыгнули!» — сообразил староста. Обернулся и увидел, как сквозь кусты к озеру бегут трое: двое мальчишек и рослая длинноногая девчонка.

— Сукины дети! — выругался староста. — Чтоб вам сдохнуть! — Бросился в избу, сорвал со стены карабин и, выскочив на крыльцо, выпустил в кусты всю обойму.

На выстрелы прибежали два полицая в немецкой форме и унтер-офицер. В руках немца — листовка: «Смерть фашистам!»

— Дрыхните, дармоеды! — гремел на полицаев староста. — А меня чуть на тот свет не спровадили. Кто? Партизаны, вот кто! Еле отстрелялся… Сообщите в комендатуру!.. Нехай присылают подкрепление.

До партизан из отряда Ковалева дошли слухи, что в их районе действует неизвестная самостоятельная группа: совершает налеты на деревни, стращает старост. На телеграфных столбах расклеивают листовки: «Бей немцев!» А сами не бьют. Судя по всему, у группы нет огнестрельного оружия. Захватили одного старосту в бане. Он в чем мать родила вырвался от них и сиганул через всю деревню к немецкой комендатуре. Подслушаны телефонные разговоры, старосты вызывают из Осьмино подкрепление. Жалуются, что партизаны не дают житья.

Ковалев, комиссар отряда Скурдинский и комсорг Виктор Никандров ломали головы в догадках: что это за группа?

— Народ отчаянный, — сказал Ковалев. — Несерьезный только. Если так будут работать и дальше — провалятся.

— Надо наладить с ними связь, — предложил Никандров.

— Верно, — согласился Скурдинский. — Поручаем, Витек, это дело тебе…

— Неплохо бы их в наш отряд, — добавил Ковалев. — Объединимся.

Виктору Никандрову шел двадцатый год. Он редактировал партизанскую газету, составлял антифашистские листовки. В тот же день он отправился на поиски таинственной группы. Подпольные связные докладывали: «Были в деревне, попугали старосту, расклеили на столбах листовки». В глаза никто партизан не видел. Одни говорили, что их пятеро, другие — десять человек. Действовала группа по утрам, когда все еще спали. Никандров установил, что за все время члены группы не сделали ни одного выстрела. Старосты в своих докладах начальству утверждали, что партизаны вооружены автоматами и гранатами. Но их слова на веру нельзя было брать. Дрожа за свою шкуру, изменники врали почем зря. Лишь бы охрану усилили.

С «группой» Никандров столкнулся вечером на берегу озера Самро. «Партизаны» сидели на плоту в камышах и варили какую-то похлебку. Маленький костер почти не дымил. Это были три подростка: Нина Хрусталева, Толя Лукин и самый маленький из них — белоголовый Коля Гаврилов. Тот самый, что просился в отряд Ковалева. На троих у ребят был один сапожный нож с черной ручкой и затвор от немецкого карабина. Этот затвор успешно сходил во время операции за пистолет. Виктор хорошо знал Колю Гаврилова, отца его, брата. Никандров работал в Столбове и часто бывал у Гавриловых дома. С Колей они осенними вечерами резались в шашки. Этот белоголовый парнишка тогда учился в третьем классе. Может быть, поэтому в представлении Никандрова Коля все еще был малышом. И когда зашла речь о «присоединении» самодеятельной группы к отряду, Виктор сказал, что Нину и Толю примут, а Коле придется малость подождать.

— Подрастешь маленько, а тогда — милости, просим!

На плоту стало тихо. Слышно, как тонко звенел комар. Нина Хрусталева и Толя Лукин смотрели на Колю. А он смотрел на закат. Солнце давно спустилось. Облака, подсвеченные снизу желтым, плавали в озере. Высокие сосны, подбоченясь, неподвижно стояли на берегу. Круглое лицо Коли Гаврилова побледнело, губы скривились, но он сдержался.

— Один буду драться… — тихо сказал он. — Достану пистолет, сто фрицев застрелю.

— Без Коли и мы не пойдем в отряд, — твердо заявила Нина.

— Вы не знаете его, — ломающимся баском сказал Толя Лукин. — Коля — настоящий парень.

— Он организовал нашу группу, — сказала Нина. — И название придумал: «Народные мстители».